Русско-литовский роман

Фестиваль Sirenos, существующий с 2004 года в Вильнюсе, стал одним из важных театральных смотров с международной программой. О литовских спектаклях, представленных в его афише, рассказывает Алла Шендерова.

<За время существования фестиваля отношения между Литвой и Россией менялись не раз. Сегодня русской речи на улицах Вильнюса стало больше, а напряжение, похоже, ушло навсегда. Зато остался взаимный интерес, которого теперь можно не стесняться. Видимо, поэтому, Русский драматический театр Вильнюса, долго пребывавший не в лучшей форме, сегодня приглашает на постановку Оскараса Коршуноваса — лидера поколения 50-летних, в театре которого когда-то и придумали фестиваль Sirenos.

На большой сцене театра Коршуновас поставил «Русский роман» по пьесе Марюса Ивашкявичюса об отношениях Льва Толстого и его жены. Спектакль идет на русском, с литовскими и английскими титрами, к финалу почти четырехчасового действия партер и оба яруса хлопают стоя. Как и российский собрат — «Русский роман», поставленный худруком «Маяковки», тоже литовцем Миндаугасом Карбаускисом, спектакль медленно разгоняется. Разумеется, без сравнения с паровозом здесь не обойтись. У Коршуноваса он становится важной деталью оформления: вагоны мелькают на экране, заменяющем сценический задник, с колосников спускается не лестница, а шпалы, по которым можно уйти на небо. Саму сцену художник Ирина Комиссарова превращает в зал ожидания, скамьи которого взяты из старого вагона. Может быть, из того самого вагона третьего класса, где подхватил свою роковую простуду Лев Толстой, сбежавший из Ясной Поляны. По версии драматурга, невыносимой жизнь гения сделала не столько жена Софья Андреевна, сколько треугольник, третьим углом которого стал Чертков — знаменитый биограф писателя, впавший в большее толстовство, чем сам Толстой.

В этом треугольнике Толстой существует в виде голоса, а действие — нескончаемый диалог, который жена пытается вести с ним, уже ушедшим,— диалог, прерываемый кознями Черткова, прикидывающегося то кондуктором из «Анны Карениной», то пророком в духе Ганди. В самой смешной сцене Софья приводит в дом священника (Дмитрий Денисюк), заменившего кадило на дымящийся утюг: Чертков отскакивает, обжегшись паром. А потом, глумясь, прикладывает к утюгу ладони — черту не привыкать.

Кульминацией становится монолог Черткова, отсутствующий в московской версии. Герой Витаутаса Анужиса вдруг оказывается предводителем хиппи, исповедующим всеобщее братство. На экране расцветают ромашки, актеры, отбросив повадки толстовских героев, курят и спрыгивают в зал — обнять зрителей. Этот «вудсток» заканчивается, когда в руке Черткова оказывается трубка, а его речи вдруг начинают напоминать речи вождя народов.

«Недаром Чертков так подружился с большевиками, его и похоронили за их счет»,— говорит Коршуновас, рассказывая, как уговорил Ивашкявичюса дописать сцены специально для своего спектакля. Этим литовская версия и отличается от московской: очень личным, даже страстным отношением к Толстому, которое есть во всех персонажах. И прежде всего в Нелли Савиченко, играющей Софью Андреевну так, что «самая неудачная жена гения» кажется равновеликой самому гению. Ведь это по ее воле перед нами воскресает давно ушедший мир толстовской семьи.

На адреналине замешан и второй спектакль Коршуноваса, поставленный в камерном пространстве, где молодые актеры существуют в шаге от зрителя. «Покушения на ее жизнь» британца Мартина Кримпа — цепь нескончаемых диалогов, или поток сознания некой Анны, предстающей нежной возлюбленной, жертвой насилия, серийной убийцей, супермоделью, деревом, машиной — да кем угодно. Слова произносятся четырьмя недавними выпускниками Коршуноваса со скоростью пулеметной очереди — не зная языка, получаешь кайф не от точного текста, а от невероятной актерской лихости.

«Земля мечты», показанная молодым Мантасом Янчаускасом на малой сцене Национального театра Литвы,— очень аккуратно сделанный документальный спектакль. От большинства постановок, основанных на реальных монологах, он отличается тем, что истории пяти беженцев в нем рассказывают сами беженцы: русский, украинец, афганец, ливанец и юная турчанка, для которых Литва стала если не родиной, то местом спасения. Русского несложно узнать — это Даниил Константинов, националист и оппозиционер, арестованный в 2012-м и проведший много месяцев в тюрьме по ложному обвинению в убийстве,— его дело было достаточно громким, что, вероятно, помогло ему найти убежище в Литве. История афганца, тоже мечтающего об убежище (на родине его хотели убить, считая американским шпионом), не такая громкая и пока не закончена. Его время пребывания в Литве официально ограничено до того момента, пока существует этот спектакль.

полная версия kommersant.ru/12437