 |
ФОТО: ВАСИЛИЙ ШАПОШНИКОВ  |
— Чему российских генералов может научить операция в Ираке?
— Я не думаю, что российские генералы до конца понимают, что такое современная война. Они на целое поколение отстают в вооружениях, в теории и в ведении операций. Они будут весьма дезориентированы тем, что происходит, и будут биться в поисках объяснения. Некоторые люди, наверное, в состоянии понять происходящее, но у нас есть возможности, превосходящие возможности понимания большинства людей, не говоря уже о возможности воспроизведения. Судя по тому, что я видел, в России действительно с большим трудом воспринимают современный стиль ведения войны.
Для того, чтобы научиться чему-то по опыту войны в Ираке, россиянам потребуется время — ведь это совершенно другая война и совершенно другой тип армий. Американская и британская армии — профессиональные, хорошо обученные, у них превосходно развито чувство воинского братства, высокий боевой дух, не имеющее аналогов оружие, их командиры разбираются в современных операциях, они были в Ираке и на Балканах. Российские вооруженные силы формируются по призыву, они технологически отстали, у них посредственные командиры. Они с большим трудом учатся и на чужом военном опыте, и даже на своем — в частности, с трудом усваивают опыт Афганистана. У них нет денег, и они пытаются сделать слишком много — Россия все еще хочет конкурировать и в ядерных вооружениях, и в обычных, создавая военные альянсы со странами СНГ, которые она не в состоянии поддерживать. Так что должен прийти кто-то, кто заставит Россию приспособиться к реальности.
— Какие пути реформирования российской армии вы видите?
— Главная проблема состоит в том, что военные находятся вне эффективного демократического контроля — они отвечают перед Путиным, а не перед народом и не перед Думой. Раз нет отчетности, значит, вы имеете полулегальную форму крепостного права. Командир, по существу, царь и бог. Нужно, чтобы, прежде всего, было больше денег, но в то же время должна быть ответственная армия, которая обязана давать отчет в своих действиях и объяснять свои методы; армия, действующая по закону, которая дает возможность вести диалог о том, с какими угрозами сталкивается Россия. Это действительно большая проблема, и если военные ее решат, у них будет больше денег, больше хороших солдат, более образованный офицерский корпус и гораздо более широкая общественная поддержка.
— Что вы думаете о современном состоянии российского военного руководства?
— Я не вижу на высшем уровне никого, сравнимого с Огарковым (Николай Огарков — в 70-80-е годы начальник Генштаба.— "Власть"). С тех пор как он умер, нет специалистов такого уровня, и это часть общего кризиса — традиция сошла на нет. Сейчас лучший, кто у них есть,— это Кареев, который был заместителем Огаркова в Генштабе. Ему уже 80 лет, и даже он не полностью в курсе новых течений в военном деле.
— Ваш прогноз на будущее. Каковы новые угрозы?
— Нужно различать внутренние и внешние угрозы. Практически все российские аналитики говорят, что в России основные угрозы внутренние — слабость государства, бедность, а эти вещи очень тесно связаны между собой... Очень низок уровень компетентности правительства... почти нет людей, заботящихся о национальных интересах, большинство думает только о себе... Так что основные угрозы — это недостатки правления и экономики, общий дефицит истинной демократии. Есть также необходимость восстановить равновесие центра и периферии — Путин укреплял центр и в результате только создал для России много головной боли с бюрократией; россиянам нужно больше самоуправления и меньше централизации.
Теперь о внешних угрозах. Мы можем начать с того, что ясно видно,— с терроризма. Нет никаких сомнений в том, что ваххабиты в течение некоторого времени были в Чечне, что они подорвали мирное соглашение в 1996 году и это привело к войне в 1999-м, но это единственное, что имеет отношение к бен Ладену внутри России. В Средней Азии существует угроза безопасности России, хотя люди этого и не осознают — военные по-прежнему зациклены на американской угрозе. Военное решение — не единственное, но, пока мы боремся с терроризмом, мы должны следить за Средней Азией. Так что есть возможность нестабильности в России из-за государственной несостоятельности стран этого региона.
Другая угроза — стагнация Украины. Там и вовсе не делают больших успехов. Если на Украине будет кризис, это серьезно, поскольку и у России, и у Запада там есть свои законные интересы. В Тихоокеанском регионе наблюдаются значительные угрозы, в основном из-за экономики. Путин сказал, что, если дела не пойдут на лад, эти регионы будут говорить по-японски, по-китайски и по-корейски. Проблема не столько в военной мощи китайцев — я ее не вижу,— сколько в ауре, которую создает экономическая мощь Китая, а эта мощь будет только расти. В итоге Дальний Восток станет для России очень сложным регионом, поскольку она не может конкурировать с Китаем и не знает, как конкурировать. За много лет она потерпела в этом полный провал. Следующая угроза в регионе — война в Северной Корее. Это очень опасно, и я думаю, что позиция России была чрезвычайно близорукой, они, в сущности, не предвидели этой угрозы. А она вполне может стать главной угрозой для всей Азии.
Я не вижу угрозы со стороны НАТО; НАТО не угрожает России с 1991 года. Хотя российские генералы не устают напоминать об этой опасности, чтобы иметь возможность сохранять большую армию и поддерживать боеготовность. Но НАТО никоим образом не представляет угрозы для России до тех пор, пока Россия является ядерной державой. Распространение оружия массового поражения на Ближнем Востоке, в Средней Азии и террористическая угроза на Кавказе — вот серьезные опасности извне. Но настоящая угроза кроется в неспособности навести порядок в России. В прошлом году были приняты некоторые законы — в рамках земельной реформы, налоговой реформы, но вопрос в том, будут ли эти законы применяться. Это также относится к крайне назревшей военной реформе. Однако я не думаю, что они всерьез собираются ее проводить."
Washington Profile News Agency
Вашингтон, США
