Дизайн вошел в моду
Елена Стафьева о том, что следует за фэшн-революцией
Новейшая революция в моде длится примерно три с половиной года (то есть семь-восемь сезонов, если использовать специфический фэшн-счет), и за это время стали видны и понятны ее важные смыслы. Прежде всего то, что мода, по крайней мере современная мода, живет большими идеями. А также то, что эти ее идеи входят в определенный резонанс с политико-социо-культурной повесткой — но не так, как об этом принято думать
Фото: Courtesy of Balenciaga; Louis Vuitton; Hermes
Фото: Courtesy of Hermes
Фото: Courtesy of Hermes
Фото: Courtesy of Hermes
Фото: Courtesy of Hermes
Фото: Courtesy of Hermes
Фото: Courtesy of Hermes
Фото: Courtesy of Louis Vuitton
Фото: Courtesy of Louis Vuitton
Фото: Courtesy of Louis Vuitton
Фото: Courtesy of Louis Vuitton
Фото: Courtesy of Louis Vuitton
Фото: Courtesy of Dior
Фото: Courtesy of Dior
Фото: Courtesy of Dior
Фото: Courtesy of Dior
Фото: FashionPPS via ZUMA Wire / ТАСС
Фото: Alain Gil Gonzalez/ABACAPRESS/ТАСС
Фото: Alain Gil Gonzalez/ABACAPRESS/ТАСС
Фото: Alain Gil Gonzalez/ABACAPRESS/ТАСС
Фото: Alain Gil Gonzalez/ABACAPRESS/ТАСС
Фото: Courtesy of Balenciaga
Фото: Courtesy of Balenciaga
Фото: Courtesy of Balenciaga
Фото: Courtesy of Balenciaga
Фото: Courtesy of Balenciaga
Фото: Alain Gil Gonzalez /ABACAPRESS/ТАСС
Фото: Alain Gil Gonzalez /ABACAPRESS/ТАСС
Фото: Alain Gil Gonzalez /ABACAPRESS/ТАСС
Фото: Alain Gil Gonzalez /ABACAPRESS/ТАСС
Фото: Alain Gil Gonzalez /ABACAPRESS/ТАСС
Новая фэшн-волна — Алессандро Микеле в Gucci, Демна Гвасалия в Vetements и Balenciaga, Вирджил Абло в Off-White прежде всего, но есть и массовка,— возникала и двигалась до сих пор на трех больших идеях. Первая — инклюзивность: открытость всем и приятие всех, независимо от возрастных, социальных и физических особенностей. Чтобы быть модным, больше не обязательно быть молодым и красивым, не обязательно даже быть худым. Вторая — гендерная амбивалентность: размытость гендерных границ, их полная подвижность. Девочки могут выглядеть мальчиками, мальчики — девочками, девочки — девочками и мальчики — мальчиками, а также гуманоидами, рептилоидами, микки-маусами и Джаредом Лето. Все, абсолютно все не просто позволено, но и радостно приветствуется. Ну и третья — дезобъективация: sex appeal is out, новая мода вышла за пределы традиционных стандартов сексуальности «молодая-красивая», «грудь-талия-бедра». Она просто отказалась иметь с ними дело, отказалась от использования тела как сексуального объекта — и во многом за это и получила название ugly fashion.
У всех этих ребят шли по подиуму самого странного вида модели: длинноволосые парни, без дополнительных комментариев неотличимые от девушек, женщины средних лет с усталыми суровыми лицами, старушки, гопники, трансгендеры, а если и девушки, то уж такие, каких никак не назовешь «хорошенькими». Они с самого начала предлагали множество разных реальных, не гламурных типажей и ролей, и эта многотипажность — люди из университета, люди из студии, люди из метро, люди из Антверпена 1980-х, люди из Москвы 1990-х, люди из фильмов Феллини — одна из самых сильных сторон новой моды. Гиперобъем, многослойность, гипертрофированные выпуклости, нарушение пропорций, подчеркнуто неуклюже выглядящая обувь и полный пофигизм по поводу полнит/стройнит и даже идет/не идет. Все это решительно выходило за границы традиционного вкуса, и конвенциальной красоты тут не было.
Очевидно, что эти три идеи идеально попадают в общественную повестку последних лет — в новую волну феминизма, в новую волну активизма, в новую волну борьбы за права queer-сообщества, в #MeToo и пр. То есть оказалось, что самым точным отражением времени стала именно эта, абсолютно не политизированная мода, а не та, где были лозунги на майках и шубы в цветах радужного флага ЛГБТ. Не прямой манифест, но стилистический выбор, ставший идеологическим.
За всеми этими идеями и за всеми этими людьми, как бы по-разному ни выглядели их коллекции, стояло общее видение и общая эстетика. И если сформулировать эстетическую суть той фэшн-революции, которую мы пережили, то она в торжестве смешения и даже слияния культуры высокой — и самой массовой, попсовой. То есть в том, что, если использовать академический язык, называется словом «кэмп».
«Camp: Notes On Fashion» — такова объявленная только что тема весенней выставки в Институте костюма Metropolitan и, соответственно, тема Met Gala, которое пройдет в первый понедельник следующего мая. Она отсылает к знаменитому эссе Сьюзен Зонтаг 1964 года «Notes On „Camp"». Главным партнером Met на этой выставке станет Gucci, и Алессандро Микеле уже высказал свой восторг по этому поводу, сказав, что вырос на итальянских телешоу и песнях Раффаэллы Карры и эссе Зонтаг для него идеально выражает смысл кэмпа: «уникальная способность комбинировать высокое искусство и поп-культуру». Еще бы это не приводило Микеле в восторг: суть того, что он делает — и что делают все новые фэшн-звезды, и что мы определяли как «моду стилистов» или ugly fashion,— именно словом «кэмп» и описывается. У выставки «Camp: Notes On Fashion» есть все шансы оказаться монументальным памятником нашей эпохе, и Met не то чтобы подводит черту, но анализирует уже свершившееся.
Между тем сейчас, когда все идеологические и эстетические цели, которые ставила перед собой новая фэшн-волна, оказались достигнуты, возникла некоторая растерянность — прежде всего среди тех, кто ее и поднял. Все смыслы донесены практически до самых отсталых фэшн-слоев, никто больше не возражает, эти двери абсолютно открыты, и пора посмотреть по сторонам и найти что-то еще. Именно эта ситуация и задала тон новому сезону показов.
Люди, чьим вторым именем был overstyling, вдруг резко ограничили себя в выразительных средствах. Демна Гвасалия показал свою самую лаконичную коллекцию: минимум принтов, минимум наворотов, никакой многослойности, ни одного строительного/спасательного жилета, никакого парада фриков. Внимательная работа с силуэтом и почти полное отсутствие фирменной неряшливости и расхлябанности стайлинга. Почти классическое моделирование и конструирование: жесткие прямоугольные плечи, прямые линии, заметно уменьшенные объемы. У Вирджила Абло в Off-White практически три цвета на всю коллекцию — белый, черный и маркерный желтый, пиджаки, жилеты и тренчи, то есть опять же классический tailoring. Поиски новых выходов, новых дверей и новых пространств вдруг очевидным образом сконцентрировались вокруг того, что непосредственно связано с работой модельера,— в том смысле этих слов, какие мы вкладывали в них еще при старом режиме.
Все, что происходило последние семь–восемь сезонов, было несомненной победой над фэшн-дизайном — то есть над фундаментальной работой с силуэтом, формами, структурами. Пространство дизайна неуклонно сжималось, людей, которые его делали — и делали красиво, становилось все меньше, и уход Фиби Файло потому так все и оплакивали, что, казалось, еще немного — и дизайна у нас не останется вовсе. И самое замечательное в новом сезоне — это как раз возвращение дизайна в моду. Старые звезды, отлично умевшие его когда-то делать и пребывавшие в очевидной фрустрации под натиском звезд новых, почувствовали, скажем так, что давление ослабело, и вспомнили свои умения.
И если Дрис Ван Нотен, который никогда этого и не забывал и, сидя у себя в Антверпене, абстрагировался от всякой бури и натиска, просто сделал еще одну прекрасную коллекцию, то, например, Николя Гескьер, бывший важнейшим дизайнером с конца 1990-х по начало 2010-х, буквально обрел второе дыхание и показал свою лучшую коллекцию за все время в Louis Vuitton. В ней не было прямого цитирования исторического костюма, как в коллекции этого лета с кафтанами и боксерскими трусами (что тоже, конечно, есть кэмп). В ней были освоение и ассимиляция исторических деталей — широких рукавов, собранных на запястье, длинных кожаных жилетов, кольчуг,— вписывание их в общий контекст своего стиля, отход от рваного и жесткого дизайна к простым гладким формам, к некоторой даже мягкости, аллюзии на собственные хиты прежних времен (короткие пальто-коконы, принесшие ему славу в Balenciaga). При этом Гескьер говорил нам: да, я в курсе и инклюзивности, и гендерной подвижности,— и выпускал парней в пиджаках и куртках, которые оказались девушками.
Надеж Ване-Цыбульски, которая начинала в Maison Martin Margiela при самом Марджеле, которая делала много прекрасного в The Row, в этот раз показала одну из самых красивых коллекций сезона — и опять же лучшую свою коллекцию за годы в Hermes. Надеж добавила совсем чуть-чуть деконструкции — как будто отдельные детали ее кожаных курток и пальто выпали из общего пазла, оставив на плечах треугольники открытой кожи, добавила объема курткам из технологичной фактурной ткани и хлопковым комбинезонам, сделала техно-вариант гладиаторских сандалий и смешала фартук конюха с морскими куртками и узлами. Это было идеальное попадание в эстетику Hermes, когда абсолютная роскошь смотрится настолько некричаще, что вся ее буржуазность словно бы растворяется. Но, что даже важнее, это выглядело абсолютно современно, никакого ощущения неактуальности, это был такой Hermes нашего времени, в бэкграунде у которого есть понимание всех вызовов.
Но все, конечно, ждали, что покажет Эди Слиман в Celine.
Надо сказать, что мы почти забыли, что живем без Слимана фактически только два года, и то, что при нем было в Saint Laurent, кажется делом давно минувших дней: настолько много с тех пор произошло, настолько поменялось все — и прежде всего само понятие модно/немодно. Все — но не Эди Слиман и его дизайн, который выглядит так, как будто бы это не Celine SS 19, а Saint Laurent SS 15. Эди Слиман был прямым предшественником новой волны, и есть разные мнения на счет его роли в ее возникновении: одни считают его чуть ли не отцом-основателем, указавшим, что «так можно» — то есть можно вообще обходиться без дизайна, а другие, напротив, считают что идеологически он не имеет к ней никакого отношения, они просто хронологически совпали, но в любом случае от него можно было ждать какого-то ответа на все, что тут у нас произошло, пока его не было. Но ничего подобного. И главная претензия к нему вовсе не в том, что он камня на камне не оставил от наследия Фиби Файло или что стал делать одежду для принципиально другой аудитории, это как раз нормально. Главное в том, что он показал устаревшую коллекцию, архаичную. Это было свежо 15 лет назад, вызывающе пять лет назад, но странно и немодно сегодня.
Новый сезон поймал и выразил главный фэшн-zeitgeist. Мы все несколько устали от ядовитой смеси пародии, пастиша, театральности, экстравагантности и ностальгии, которую принесла с собой новая фэшн-волна и которую назвали кэмпом. Мы скучаем по оригинальному дизайну, которого в новой волне не было по определению и отказ от которого есть важная часть кэмповой эстетики. И вот, возможно, жизнь, качнувшись вправо, качнется, наконец, влево. Будем ждать.