Вещи Иосифа Бродского возвращаются из эмиграции

В Музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме открылась выставка "Иосиф Бродский: Урания. Ленинград — Венеция — Нью-Йорк". Это еще один шаг к открытию музея поэта.

Выставка собрала так много людей, что лишнего шага нельзя было сделать. Из Москвы приехал посол США Александр Вершбоу и выступил с большой речью. Как выяснилось, идея организации выставки принадлежит именно американскому посольству, оно привлекло к организации Фонд наследственного имущества Иосифа Бродского, не только великого русского поэта, но и не менее великого американского. Никто не протестовал, а если кто-нибудь захотел бы возразить, то уж ему, наверное, напомнили бы, что это уже после того, как в 1972 году "тунеядец" Бродский эмигрировал в США, в 1987-м он стал нобелевским лауреатом, а в 1992-м — поэтом-лауреатом Соединенных Штатов. Из-за океана прилетела первая издательница Бродского Эллендей Проффер. Она вспомнила, как когда-то по наводке Надежды Мандельштам они с мужем отправились в Ленинград, на встречу с неким молодым поэтом, и не думали, что найдут великого поэта и друга. Сказал положенные слова ленинградский друг Бродского писатель Яков Гордин — он подарил музею хранившиеся у него книги из ленинградской библиотеки Бродского.
       Часть американских экспонатов войдет в фонды еще не созданного музея Бродского в Доме Мурузи. Квартира, в которой жили Бродские, и тогда была, и сейчас коммунальная. Знаменитые "полторы комнаты" Альфа-банк для будущего музея уже выкупил и даже устроил там какую-то небольшую экспозицию, на открытии выставки обещали, что уже с этой недели в комнату Бродского можно будет ходить небольшими группами. В экспозиции ничего особенного нет, и жили там в последние годы совсем посторонние люди. Возможно, эта экскурсия, начинающаяся в коммунальном коридоре, отчасти еще и такая специальная мера по устрашению соседей. Иначе говоря, акция по ускорению процесса расселения квартиры под музей.
       В Фонтанном доме представлено около тысячи экспонатов. По правде говоря, это число сложилось благодаря многочисленным открыткам, письмам, фотографиям, которые Бродский отправлял родителям, но нескончаемой череды скучных стендов удалось избежать. Музейные залы как бы вывернули наизнанку и, закрыв черно-белыми фотощитами, превратили в фасад Дома Мурузи. В эти стенах вырезаны ниши для пишущей машинки, радиоприемника, нескольких томов Брокгауза и Ефрона. В этих же стенах упакована в продолговатые ящики частная жизнь: книги, письма, рукописи, фотографии. Это архив, это библиотечный каталог, это просто такой прием экспонирования.
       Но когда открываешь эти ящики, становится немного неловко, будто и правда влезешь в чужую жизнь, нарушаешь чье-то личное пространство. Можно подумать, что все эти книги и бумаги еще не превратились в памятник или документ. А может, это Бродский противится собственной музеефикации. Во всяком случае, выставку открыли в срок, но ее финальный, третий зал пока остался пустым: мебель из профессорского кабинета Бродского в массачусетском Саут-Хэдли задержалась в пути, вроде бы потому, что ее не пускают в Петербург торосы на Балтийском море. Но в музее думают, что льды отступят и вещи, направленные Марией Бродской, вскоре прибудут. Тогда оформлявший выставку художник Виталий Пушницкий научит эту мебель говорить голосом Бродского. Впрочем, голос Бродского на выставке уже есть, — в черных кубах на полу спрятаны телевизоры, на них видео: Бродский читает стихи, рассказывает о своей жизни, о нем вспоминают друзья. На эти черные кубы садятся люди, надевают наушники и слушают. Их согбенные спины (телевизоры стоят на полу, к ним надо наклоняться) и сжимающие голову руки (просто чтобы удержать наушники) превращают их в живые трагические фигуры. Центральную стену первого зала занимает гигантская шкала настройки радиоприемника, на нужных волнах висят фотографии городов, где жил Бродский. Радио — главная для семидесятых годов метафора поиска свободы. Сейчас свою волну ловит Петербург.
       ЕЛЕНА ГЕРУСОВА