Сирийский решим
Как Владимир Путин в Стамбуле выход искал
27 октября президент России Владимир Путин в Стамбуле встретился с президентами Турции и Франции Реджепом Тайипом Эрдоганом и Эмманюэлем Макроном, а также с канцлером Германии Ангелой Меркель. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников сначала подумал, что становится свидетелем безоговорочной капитуляции остальных переговорщиков перед лицом российского президента по поводу будущего Сирии. Но потом все стало на свои места.
Саммит «стамбульской четверки» (именно так его теперь, очевидно, следует называть; по крайней мере на это, думаю, надеется Реджеп Тайип Эрдоган) проходил словно над Стамбулом, в резиденции турецкого президента, на холме с видом на море. И каждого гостя, с которым встречался, Реджеп Тайип Эрдоган сначала подводил к окну, рассказывал, видимо, что это все, разумеется, на первой линии, что все включено и что минусов вообще нет. С ним никто, наверное, не спорил: в конце концов, переговоры еще не начались.
Все встречи, двусторонние и вчетвером, проходили без лишних свидетелей, то есть камеры снимали не то что б/з (без звука), но и в режиме фото к тому же: в турецких теленовостях вскоре беспрерывно начинали появляться такие снимки: вот Реджеп Тайип Эрдоган приветствует Ангелу Меркель, вот они стоят, вот они за столиком. На этих трех фото был построен видеоряд всех без исключения турецких каналов, а очередь крошечных видео придет только к вечеру, когда закончится даже их четырехсторонняя пресс-конференция, и десятисекундные эти видеомесседжи напоминали гифки, потому что мгновенно повторялись, казалось, сами собой и до бесконечности.
В этих нечеловеческих для себя условиях журналисты, съехавшиеся ко дворцу Вахдеттин, конечно, тосковали. Большинство из них не допустили не то что до итоговой пресс-конференции, а просто вообще ни до чего (хотя они и были везде аккредитованы; но в какой-то момент появилась квота: выяснилось вдруг, что зал для пресс-конференций слишком скромен).
И теперь некоторые, мне казалось, даже с некоторой завистью поглядывали на забор в пятидесяти метрах от входа в резиденцию: там начиналось кладбище, там было тенисто, тихо и ни для чего не надо было так лихорадочно торопиться, как снаружи, возле другого забора, за которым тоже, конечно, не исключены были похоронные мотивы, потому что обсуждали войну в Сирии, то есть гибель большого количества людей, но все же не так буквально.
И я, конечно, вспомнил, что не очень давно Владимир Путин встречался с Ангелой Меркель тоже в загородной резиденции, но только там рядом было не кладбище, а гуляла свадьба, и не одна. И это, между прочим, о многом могло говорить, и кое о чем точно говорило. Во всяком случае выражения лиц приехавших к Реджепу Тайипу Эрдогану людей, мне казалось, предполагали, что им не налево, в резиденцию, а направо, на другое ритуальное мероприятие.
Эмманюэль Макрон вообще ни разу не посмотрел, выйдя из машины, на встретившего его министра иностранных дел господина Чавушоглу. Может, французский президент был так впечатлен тем, что это оказался не сам Реджеп Тайип Эрдоган.
Ангела Меркель покорно глядела из окна резиденции туда, куда ей показывал президент Турции, но вид ее при этом был таким безразличным, что лучше бы уж она и не глядела вовсе никуда на всякий случай, чтобы не обидеть хозяина.
Журналисты несколько часов ждали сначала начала переговоров, а потом, конечно, их окончания.
У входа в помещение, где должна была проходить пресс-конференция, в какой-то момент начала расти толпа: сюда вдруг стали лихорадочно стекаться все журналисты, которые до этого были в пресс-центре, а также в служебной столовой, обнаруженной сначала немецкими журналистами, а потом и всеми остальными (здесь питались сотрудники турецкого протокола и международных спецслужб, приехавшие по крайней мере из трех стран, а скорее всего из десяти и уж из Израиля-то точно, и озябшие снайперы, спустившиеся с соседнего минарета).
Почему неожиданно все журналисты бросились к входу, хотя в то мгновение, когда это произошло, по ТВ в пресс-центре еще даже не начали показывать гифки с начала переговоров? А потому, конечно, что два французских фотожурналиста подошли к двери и заняли позицию, и ясно было, что они, в отличие, например, от снайперов, уже не оставят ее ни на секунду. И тут уже никто ничего с собой не мог поделать: все остальные фотокорреспонденты и операторы рванули туда же, чтобы не отстать. Это был такой снежный ком, какой всегда возникает в таких случаях, правда, тут он был больше обычного и ершистей. А на самом-то деле глотки готовились друг другу перегрызть.
Ждали больше двух часов, потом вдруг российским журналистам по спецсвязи, то есть через группу в одном из амбициозных мессенджеров (не Telegram, нет), сообщили, что переговоры закончились и лидеры вышли на улицу. Было очевидно, что так позаботились о нас сотрудники пресс-службы российского президента. Это было хорошо заметно по тому, что только российские журналисты с внезапно появившимся на их лицах безразличным и даже скучающим видом начали протискиваться маниакально ближе к входу. Остальные сохраняли преступно расслабленный вид.
Впрочем, выяснилось, что тревога была пока напрасной: просто объявили пятиминутный перерыв (но за попытку все равно спасибо). А всего они разговаривали больше трех часов. И потом, когда вышли, еще не все было ясно, и они некоторое время продолжали обсуждать, уже буквально на ходу, итоговое коммюнике: Ангела Меркель остановила Реджепа Тайипа Эрдогана, к ним подошли ушедшие было вперед Эмманюэль Макрон и Владимир Путин, и они стояли еще не меньше 20 минут, с бумагами в руках, и все-таки, видимо, в конце концов договорились и пошли к журналистам (а не поехали: их ждали электрокары, но они их презрели).
В это время журналисты страдали уже в зале для пресс-конференций: после необходимой, но достаточной (а не безудержной, как чаще всего) давки на входе они вроде бы разместились кто где смог (а ведь телеоператоров подстерегала на входе адская неожиданность: организаторы сказали, что вперед пройдут сначала пишущие журналисты, а остальные потом, и это был шок для остальных, потому что до сих пор всегда и везде было наоборот, ведь им нужнее: им надо «расставиться», и на фоне этого должно померкнуть и перестать существовать все, вообще все сущее, а тут выяснялось, что дают сначала рассесться, а только потом расставиться, и это было, чего там говорить, унизительно для всех этих добрых людей)… так вот, давки с аппаратурой и без нее все вроде успокоились наконец, но тут активизировались сотрудники российских информационных агентств, которые в последнее время полюбили атаковать ньюсмейкеров именно перед пресс-конференциями, особенно в Малахитовой гостиной БКД, и сражаются за места для журналистов сразу после ряда для членов делегаций, да и проходы закупоривают, конечно. И это производит, между прочим, сильное впечатление (прежде всего, увы, на ньюсмейкеров, которые жалуются на то, что очень уж неприлично это все выглядит; ну да, не очень, надо признать) и на самом деле говорит о том, что им еще что-то нужно от жизни (в отличие чаще всего от членов делегаций).
Все то же происходило и теперь, только на другой территории, в лучшем случае на нейтральной (но все-таки не на вражеской, нет), и, странное дело, турки не препятствовали не то что натиску этому, а я бы сказал агрессии: может, она была такова, что они начали воспринимать ее как должное или даже неизбежное, и им казалось, что, может, так и надо (особенное впечатление произвели коллеги из других стран: они все остались культурно сидеть на своих местах; с другой стороны, понятно: реже участвуют в позиционных боях в Малахитовой гостиной)…
Между тем достучаться ни до кого так и не удалось, потому что Сергей Лавров, Юрий Ушаков и Сергей Шойгу сели в первом ряду и между ними и сотрудниками информагентств остался буфер еще из двух рядов, в которых сидели люди, которые, может, и рады были бы чем-то поделиться, да кто же их спросит.
Уже два раза поменяли стаканчики с водой, прикрытые картонками, на столе, не местами, а просто поменяли: может, потому, что теперь вода была недостаточно холодна, а может, недостаточно тепла. И вот наконец вошла эта уже заранее знаменитая стамбульская четверка, и Реджеп Тайип Эрдоган каждого приветствовал (дама оказалась в списке его предпочтений последней) и каждому предоставил слово, но сначала, конечно, выступил сам.
Реджеп Тайип Эрдоган с самого начала говорил о том, что было дорого ему самому, то есть о том, что «сирийский конфликт превратился в глобальную проблему именно по той причине, что международное сообщество не считало эту проблему своей проблемой. К сожалению, на протяжении долгого периода тяжесть сирийского конфликта легла на плечи соседних стран (читай: Турции.— А. К.) и граждан Сирии. Многие страны (читай: Германия и Франция.— А. К.) поняли значение кризиса только тогда, когда этот кризис, эти проблемы достигли границ этих стран. Но нужно сказать, что необходимо покончить с этим равнодушием!»
И Реджеп Тайип Эрдоган высказался о формате встречи, и, по-моему, ему удалось удивить западных коллег:
— Сотрудничество, которое было проведено в астанинском формате, стало образцом для международного сообщества! Сегодня с присоединением Франции и Германии нам удалось увидеть, что возможно усовершенствовать сотрудничество в астанинском формате. Чем больше стран будет присоединено к этому процессу, тем быстрее можно достичь решения этого вопроса.
Он, таким образом, настаивал на том, что никакой новый формат сегодня не возник, а на самом деле просто расширился астанинский, Ангелу Меркель и Эмманюэля Макрона просто привлекли наконец к работе, потому что надо же наконец начинать ею заниматься, как бы они ни сторонились ее до последнего.
Турецкий президент по понятным причинам высоко оценил итоги встречи с Владимиром Путиным в Сочи: они решили тогда (и широкая общественность далеко не сразу осознала, между прочим, это), что военной операции не будет и что Реджеп Тайип Эрдоган решит вопрос с выходом из Идлиба представителей радикальной оппозиции, то есть на самом деле более или менее полноценных остатков регулярных в ее понимании войск…
Пока говорил турецкий президент, французский вел себя, мне казалось, несерьезно, если вообще не по-детски, все время отвлекая на себя внимание мировой фотопрессы: вот он вдруг молитвенно сложил руки перед собой, вот зачем-то приставил палец к губам… Можно было предположить, что в его исполнении это была попытка некоего самодеятельного сурдоперевода, но нет же, я проверял: не соотносились вроде никак слова одного и жесты другого, а скорее даже противоречили…
Реджеп Тайип Эрдоган между тем отмечал заслуги своей армии:
— В результате операций «Щит Евфрата» и «Оливковая ветвь» нам удалось на месте уничтожить источник террористической организации. В общем количестве нам удалось уничтожить 7,5 тыс. членов ДАИШ, а также так называемых отрядов самообороны. С другой стороны, нам удалось освободить от террористов территорию общей площадью 4 тыс. квадратных километров. Сегодня нашей стране удалось освободить такие города, как Африн, Джераблус, Айн-эль-Араб, и на этих территориях господствует спокойствие, безопасность и мир.
Разумеется, каждый тут сейчас начинал говорить о своих интересах, и как мог быть исключением Реджеп Тайип Эрдоган. Вообще, честно говоря, было не очень понятно, как они могли договориться до какого-то итогового коммюнике: только хоть чем-то из этих интересов да жертвуя, а разве кто-то из них до начала переговоров был к этому готов? И в конце концов, скорее всего, больше были удивлены самими собой, чем друг другом.
Так что было ясно, что турецкий президент говорит о достижениях своей страны в деле уничтожения мирового террора в том числе и для того, чтобы подчеркнуть:
— Турция не допустит, чтобы ни у ее границ или же в любом участке любой территории Сирии были развиты террористические организации. Мы также не согласимся со свершившимися фактами так называемыми!
То есть с курдами он мириться, конечно, тоже не будет.
Ну и еще немного о себе:
— Турция приютила у себя 3,5 млн сирийских беженцев. Несомненно, наша страна является в этом плане передовой страной. Наша страна потратила на нужды сирийских беженцев $33 млрд!
Проверить подсчеты трудно, да и не нужно этого делать. Цифра все время растет, обиженность Реджепа Тайипа Эрдогана на мировое сообщество — тоже (в конце концов, он в свое время обещал открыть границы Турции для беженцев в Европу, если та не заплатит его стране за это, и открыл, и теперь за три минуты уже раза три про деньги напомнил. А это уже совсем другие деньги, то есть 33 млрд. И счетчик по-прежнему включен, и Реджеп Тайип Эрдоган, как некоторые другие авторитетные люди, особенно в 90-х, особенно в России, сам решает, сколько уже натикало).
— Также хочу отметить,— добавил турецкий президент,— что Иран как участник астанинского процесса тоже будет уведомлен о наших результатах этих встреч.
Понятно, что иранского коллеги здесь не было, хотя если настаивать, что происходящее в Стамбуле — это расширение астанинского формата, то должен по идее быть. Но господин Эрдоган понимал же, что есть что-то и невозможное: только не при французском президенте и немецком канцлере.
Владимир Путин, между прочим, иначе, более великодушно позиционировал эту встречу: он говорил про «объединение усилий в рамках астанинского формата и так называемой малой группы».
— В первую очередь,— продолжал он,— необходимо обеспечить запуск деятельности конституционного комитета в Женеве... При этом должны учитываться решения, принятые на сочинском Конгрессе сирийского национального диалога.
Собственно говоря, там и договорились, что этот комитет начнет работать. Но проблема состояла именно в том, что западных коллег Владимира Путина, как и раньше, бесил режим Асада, и, в общем, это все. А от создания конституционного комитета и новой конституции ведь может быть недалеко и до его победы на новых выборах.
Я обратил внимание, что, произнося свой текст, Владимир Путин всего себя на самом деле посвящает сражению с собственным микрофоном: вот он вначале повернул микрофон к себе, потом подумал — и не отвернул, а просто ударил даже по нему, чтобы тот отлетел от его рта. А вот уже опять ударил — чтобы вернулся… И все что-то было не так…
Владимир Путин при этом не забыл все-таки высказаться и про Идлиб:
— Рассчитываем, что турецкая сторона в ближайшее время обеспечит завершение отвода оппозиции из демилитаризованной зоны, тяжелого вооружения и военных формирований. Мы видим, что наши турецкие партнеры делают для этого все возможное.
При этом в его позиции появилось нечто новое по сравнению со встречей с турецким коллегой в Сочи:
— В случае если радикальные элементы будут препятствовать решению этой задачи, будут совершать вооруженные провокации из идлибской зоны, Россия оставляет за собой право оказать действенную поддержку решительным действиям сирийского правительства по ликвидации этого очага террористической угрозы.
Таким образом, российский президент снова начал говорить о возможности военной операции, а ведь Реджеп Тайип Эрдоган только что, кажется, насилу отговорил его от этого.
Эмманюэль Макрон, в отличие от Владимира Путина, закончивший благодарностью Стаффану де Мистуре, который сидел в первом ряду с краешку (хоть и участвовал во всех переговорах), и поздравлением народу Турции с нарождающимся Днем независимости Турецкой Республики, начал с выражения соболезнования американскому народу — в связи с расстрелом в синагоге в Питсбурге.
Видимо, французскому президенту не понравилось, что Реджеп Тайип Эрдоган просто присоединил его к «астанинскому процессу»:
— Несомненно, еще раз было подчеркнуто, что имеется несколько форматов: это «малая группа», это «астанинский процесс». Нужно объединить эти усилия…
Не понравилась ему и идея Владимира Путина о возможном возвращении к военной операции:
— Несомненно, военное нападение или военная операция со стороны Сирии будет неприемлемой относительно решения идлибского вопроса, потому что здесь решается вопрос стабильности Турции, Евросоюза. Это приведет к новой волне беженцев и к тому, что эти террористы разбегутся в другие страны (понятно в какие.— А. К.).
Тут господин Макрон заявил, что «в Сирии продолжаются две войны»:
— Это борьба с террористами, все продолжают борьбу против террористических групп в Сирии!.. И это сирийский режим, который против своей оппозиции продолжает военные решения! В результате этих войн Сирию покинули миллионы беженцев, и необходимо решить этот вопрос!
Это было, видимо, то, что французский президент и его немецкая коллега не собирались отдавать двум другим переговорщикам.
Но вдруг французский президент все-таки произнес:
— Имеет жизненное значение, чтобы до конца этого года конституционный комитет был учрежден и провел свое первое совещание! В этом плане желания глав государств совпадают, потому что мы должны помочь народу Сирии, мы обязаны спасти беженцев, которые покинули свои родные края под натиском сирийского режима (читай: вернуть их в Сирию из Франции и Германии.— А. К.).
Таким образом, можно было предположить, что Эмманюэль Макрон в результате, скорее всего, именно только что закончившихся переговоров (до сих пор ни он, ни Ангела Меркель так не выражались) полностью принял логику именно Владимира Путина, который настаивает на этом комитете, конституции и выборах нового главы режима. И это была неожиданность, случившаяся с Эмманюэлем Макроном всего за несколько часов.
Ангела Меркель говорила о том, что решение надо искать «в рамках принципов ООН», и кто бы спорил. И она тоже как о само собой разумеющемся сейчас сказала про конституционный комитет (правда, честь его создания она безоговорочно отдала Стаффану де Мистуре, ну и ладно):
— Образование этого комитета необходимо, все группы населения Сирии должны быть представлены, должна быть подготовлена новая конституция. Вслед за конституцией будут проведены выборы. Мы будем прилагать все усилия для учреждения конституционного комитета. Считаю, что до конца этого года встреча членов конституционного комитета имеет большое значение!
На самом деле они говорили сейчас словами Владимира Путина, и это даже вызывало недоумение: как же это они оба так быстро перековались и за счет чего все-таки постараются взять свое в этой истории? Или они так и будут действовать теперь исключительно по его сценарию, который должен закончиться триумфальным избранием президентом Сирии Башара Асада (которому, впрочем, не очень нравится идея конституционного комитета, он полагает, видимо, что там появятся подводные камни непреодолимых размеров)? И мы присутствовали сейчас при безоговорочной капитуляции европейских лидеров? Им, конечно, не привыкать, но все же, справедливости ради, здесь не хватало хотя бы господина Трампа, и даже мне.
Журналистам было предложено задать по одному вопросу от каждой страны. Французская журналистка, сидевшая рядом со мной, как раз спросила, как Владимир Путин будет убеждать сирийский режим смириться с созданием конституционного комитета.
Было уже такое впечатление, что все уже очень хотят этого комитета, на самом деле — чтобы зафиксировать его появление и бороться каждый за свое дальше, используя именно его. Может, именно в этом теперь могла состоять стратегия и европейских лидеров.
— Кстати говоря, все употребляют выражение «сирийский режим», а, между прочим, в резолюции Совета Безопасности ООН сказано «правительство Сирийской Арабской Республики»,— произнес Владимир Путин, и это было то, что накипело, конечно.
Он за последние полчаса услышал это словосочетание столько раз от них, что очень хотел, видимо, среагировать, так что благодарен был, очевидно, за вопросы, вообще за то, что все не закончилось на этой пресс-конференции, как сначала предполагалось, заявлениями лидеров.
Башар Асад, в конце концов, разве в Сирии режим защищал? Он же защищал законное правительство Сирийской Арабской Республики. Владимир Путин на этих переговорах и так взял, судя по всему, свое и теперь намерен был взять последнее.
А уж как уговорить Башара Асада на комитет, чтобы в него вошла и оппозиция? Да для него это был риторический вопрос. Он его давно уже уговорил на все.
Тут немецкий журналист спросил про убийство арабского журналиста Джамаля Хашокджи: обсуждалась ли эта тема.
Президент Турции, кажется, разволновался. Он заявил, что тут, в зале, есть международная пресса (еще бы не было), поэтому он скажет:
— Во-первых, есть 18 арестованных! Они, как известно, появились в нашей стране до убийства. Шесть — сначала, потом плюс девять, а потом еще три прибыли в нашу страну. В общей сложности — 18 человек. Кто их отправил в нашу страну? Несомненно, органы Саудовской Аравии должны ответить на этот вопрос! Как вы знаете, потом поступило заявление от уполномоченного лица Саудовской Аравии. Это лицо сказало, что с местными сотрудниками мы передали тело погибшего. Было пособничество! Тогда кто же этот местный пособник?! Это лицо или же лица, которые выступили с этим заявлением, должны сказать, кто же этот пособник или местные пособники!
Турецкий президент говорил сейчас временами намеками, но они тут вроде всем были понятны.
— Дело в том, что преступление было совершено в Стамбуле, поэтому, если они не будут этот судебный процесс продолжать, турецкая судебная система готова этот судебный процесс начать! — высказался Реджеп Тайип Эрдоган, и вот это теперь и была мировая новость из Стамбула.— Посредством Министерства юстиции Турции мы направили письменный запрос в Саудовскую Аравию и будем ждать ответа от Саудовской Аравии.
Следующий вопрос еле вернул четверку к будущему Сирии.
— Наша принципиальная позиция заключается в том, что судьбу своей собственной страны, в том числе и определение персоналий на политической сцене, должен определять сам сирийский народ,— Владимир Путин сказал то же, что и всегда, но теперь это, возможно, было согласованной позицией с европейскими лидерами, а значит, результаты переговоров, хоть это и не сразу бросалось в глаза, следовало признать сенсационными.
Реджеп Тайип Эрдоган, по сути, должен был подтвердить эти слова, и он было даже попытался, но все-таки не смог справиться с собой:
— Относительно будущего Асада, что будет с ним. Воля, которая будет определять будущее Асада,— это воля народа Сирии. Весь народ, который представлен сейчас вне сирийской территории или же в Сирии, они вместе определят это будущее.
И это означало, что все тут не так просто и что никакой капитуляции на самом деле не было. И что фигура Башара Асада по-прежнему не устраивает переговорщиков, и они рассчитывают решить его проблему теперь уже с помощью выборов: надо только, чтобы в них участвовали не только те сирийцы, которые живет в Сирии. Вокруг этого теперь все и будет (все и будут) крутиться.
— Асад — это тот человек, в результате действий которого погибли, были убиты миллионы жителей. Поэтому мы считаем, что в этом плане он недействительное лицо! — заявил Реджеп Тайип Эрдоган, примкнув к Ангеле Меркель и Эмманюэлю Макрону.
То же самое сразу сказала и Ангела Меркель:
— В нашем итоговом заявлении мы открыто сказали об этом: будущая политическая система Сирии будет зависеть от свободных выборов, которые будут проводиться под международным мониторингом. Несомненно, беженцы также должны участвовать в этом процессе. Народ Сирии сам определит свое будущее!
Она, кажется, с особым удовольствием воспользовалась напоследок формулировкой Владимира Путина.
И господин Макрон не был оригинален.
— Присоединяюсь к словам президента Эрдогана относительно политического строя Сирии. Это не наше решение, сам народ Сирии определит свое будущее! — с таким же, на первый взгляд, облегчением воскликнул он. — Но для этого нужно создать условия, и мы можем содействовать этому процессу. Асад останется во власти или же не останется — это не наше решение, конечно!
Но этот человек все же допускал, в отличие от Реджепа Тайипа Эрдогана, что Башар Асад может остаться у власти.
И это была очередная неожиданность. И она должна была произвести впечатление на Владимира Путина.
Эмманюэль Макрон тоже, конечно, при этом произнес то, что должен был теперь:
— С другой стороны, нам необходимо сказать, что сирийский режим представляет не весь народ Сирии, потому что миллионы граждан Сирии покинули свою страну. Они нашли приют во Франции, Германии, Иордании. Поэтому в рамках конституционного процесса нам нужно создать условия, чтобы все сирийцы участвовали в этом процессе. И когда мы будем осуществлять этот процесс, у нас есть одно требование. Народ должен свободно выразить свое мнение. Мы должны это обеспечить!
Все было теперь окончательно ясно, пресс-конференция имела полное право закончиться на идее дальнейшего противостояния ее участников друг другу в рамках конструктивной работы этой четверки (а собственно, с чего, если не с борьбы за будущее Башара Асада и спасение России от террористической угрозы на границах Сирии, и начиналась вся история с участием России в сирийской кампании?).
Три президента и один канцлер попрощались, их начали еще лихорадочней, чем до этого, фотографировать, и они уже было ушли со сцены, но тут вдруг на весь зал раздался звонкий голос фотокорреспондента ТАСС Михаила Метцеля:
— Шейкс хэндз, плиииз!
Реджеп Тайип Эрдоган кивнул Михаилу Метцелю, остановил Владимира Путина и Ангелу Меркель и подвел их вместе в Эмманюэлем Макроном к краю сцены, и теперь они стояли перед столами, за которыми до этого сидели, причем взявшись за руки, как и настаивал Михаил.
Да что там: они стояли, сцепив их и даже выставляя вперед, словно показывая не то что мировой общественности, что они теперь не разлей вода, а именно Михаилу Метцелю: «Вот, сделали мы то, что ты просил! Все так или лучше еще раз?..» Ему, кажется, годилось.
Да, они стояли так, что это была картина, которую было невозможно представить себе до этих переговоров. По крайней мере, перед этой картиной совершенно померкло традиционное фэмили-фото перед началом переговоров. А ведь тогда казалось, это все, на что они способны.
А новый объединитель Европы Михаил Метцель думал уже только о том, почему же тут, в сердце Стамбула, считай что нету этого чертова вайфая и где его быстрее взять.
Все ушли по своим делам. Михаил Метцель — как обычно, трудиться, они — ужинать, и Реджеп Тайип Эрдоган с Ангелой Меркель сели уже за стол и хотели было начать, но увидели, что в дверях Владимир Путин остановил Эмманюэля Макрона и начал ему что-то втолковывать.
И ясно — что. Ведь французский президент был теперь тут единственным человеком, с которым следовало работать, единственным слабым звеном. Только он допускал участие Башара Асада в выборах и не исключал вероятность его честной победы в Сирии.
И вот они стояли и говорили. А Реджеп Тайип Эрдоган и Ангела Меркель сидели-сидели, потом им стало, наверное, неудобно, и они встали.
А потом опять сели.
И опять встали.