«Учитель всегда знает, если в классе есть травля»
Школьный психолог рассказал “Ъ”, как педагоги и родители могут защитить детей от буллинга и суицида
В конце октября было объявлено имя победителя конкурса «Педагог-психолог России-2018», им стала Ольга Юрчук, психолог гимназии Нового Уренгоя. Через несколько дней после награждения лауреатов конкурса министр просвещения Ольга Васильева в связи со стрельбой в Керченском политехническом колледже призвала увеличить количество психологов в учебных учреждениях. Ольга Юрчук рассказала корреспонденту “Ъ” Ксении Мироновой, как психолог может работать на предотвращение трагедий и травли, как объяснить родителю, что ребенку нужна помощь специалиста, почему розовые волосы всех отвлекают и зачем учителям «дружить» в соцсетях с учениками.
— Когда случилась трагедия в Керчи, все стали обсуждать школьную психологическую помощь, и стало очевидно, что большинство людей, в том числе и родители школьников и студентов, не понимают, чем педагоги-психологи вообще занимаются. Не могли бы вы рассказать, как выстроена система помощи и что именно входит в ваши обязанности?
— Цели и задачи психологической службы в системе образования со временем менялись от простой диагностики до обеспечения системной психологической поддержки ребенка в образовательном пространстве. Наша работа строится по нескольким направлениям. Это методическая работа, психопрофилактика, просвещение, коррекция и развитие, диагностическое направление. Если психолог один на всю школу, то реализовать в полной мере все направления он физически не успеет. Правда, есть выход — работать через учителя и родителей, транслируя им психологические знания.
Главная задача — помочь ученику хорошо учиться. Для этого мы проводим диагностику через тестирования и опросы. Бывает, что психолог уходит в крайность, занимаясь только диагностикой ради диагностики.
Но, получив данные, он должен объяснять учителям, как работать с коллективами, с групповой динамикой, с конкретными детьми, которые не успевают за образовательной программой, как проводить коррекционно-развивающие занятия. Если есть проблема, объективно касающаяся медицинского психолога, то нужно переадресовать ребенка, признать, что это уже не в твоей компетенции.
— Вы говорите, что важно вовремя перенаправить ученика к медицинскому психологу. Как это корректно объясняется родителям? Обычно они не хотят слышать, что с их ребенком что-то не так.
— Надо сначала завоевать доверие, а потом уже давать советы. Мы доносим до родителя, что ребенку в данный момент тяжело. Что родитель не должен реализовывать какие-то свои желания через ребенка, важно воспринимать ребенка как отдельную личность со своей проблемой — с нехваткой способностей в определенной сфере, может, с проблемой с организацией, неусидчивостью. Любая образовательная ситуация предполагает усилия над собой. Но если это усилие чрезмерно, это приводит ребенка к стрессам и срывам.
— Если одного психолога на школу мало и диагностика направлена скорее на общую ситуацию в коллективе, то как отследить проблемы у конкретного подростка? Должен ли вообще выявлением каких-то отклонений заниматься психолог или это совместная задача родителей и учителей-предметников, которые видят учеников чаще психолога?
— Психолог должен выходить на общие собрания к родителям и учителям и объяснять, на какие особенности поведения нужно обратить внимание.
Это в том числе и суицидальное поведение — родитель должен понимать, что это вообще такое. Кроме того, это профилактика употребления психоактивных веществ и отклонений в поведении.
При этом, если в классе происходит травля, педагог всегда это видит, это невозможно не заметить. Учитель не должен допускать проявлений насилия над личностью. Если он категорически это запрещает, то насилие сойдет на нет.
— Разве запреты от учителей не спровоцируют еще большую агрессию со стороны детей, которую они вынесут за пределы школы?
— Если учитель видит ситуацию травли, он ни в коем случае не должен выделять жертву, агрессора и их роли. Иначе он сделает хуже тому, кого обижают.
При этом учителю важно пресекать проявление буллинга на уроке, говорить, что это недопустимо. Но не называть конкретного человека и его роль, никого не жалеть и не поощрять. Тем самым он переводит эту ситуацию в рамки урока, говорит, что на занятии мы выполняем поставленную задачу. Когда происходит буллинговое поведение в группе — это значит, что групповая динамика нарушена. Это не столько проблема отдельных личностей, сколько группы как единого организма.
— Мы регулярно наблюдаем скандалы из-за того, что учителя и руководство школы не пускают учеников на уроки или оказывают на них давление из-за внешнего вида, в том числе за цветные волосы и яркую одежду. Сторонники строгого дресс-кода утверждают, что это не самовыражение, не просто образ, который нравится подростку, а попытка привлечь внимание. Так ли это?
— Человеку никогда ничего просто так не нравится. Тем более подростку. Подросток хочет принадлежать к какой-то группе, получить чувство поддержки и единства. Если взрослые начинают активно отвергать такой внешний облик ребенка, он будет испытывать негативные эмоции, личность будет сопротивляться. Я думаю, что такие ситуации должны регулироваться положениями и локальными актами учебного заведения о внешнем виде. Если каждый участник — родитель, ученик и руководство школы — будут знать эти положения, то в случае нарушений они смогут вместе обсудить ситуацию. Мы же стараемся не нарушать правила дорожного движения, почему в таком случае позволяем себе нарушать правила дресс-кода? Если же в правилах учреждения прописан просто деловой стиль одежды, надо поговорить с детьми, объяснять, что он нужен, чтобы не отвлекать окружающих. Согласитесь, если в классе сидит девочка с розовыми волосами, с красным макияжем, в красной кофточке и короткой юбке — это будет отвлекать внимание остальных. Если она это понимает и делает это целенаправленно, идет в школу, чтобы показать себя,— возможно, ей нужно создать дополнительные условия, деятельность, где бы она могла блеснуть собой и своей внешностью во внеурочное время.
Но не надо забывать, что, в каком бы виде ребенок ни пришел, он пришел учиться. Важно отношение учителя не к образу, который несет ребенок, а к личности.
— Вы говорите о дополнительной внеурочной активности. Имеет ли смысл вводить должность психологов в государственных учреждениях дополнительного образования, при посещении которых ребенок может проявлять себя совсем не так, как на уроках в школе? И нужны ли психологи в высших учебных заведениях и колледжах. Владиславу Рослякову, открывшему огонь в Керчи, было 18 лет, его тяжело назвать ребенком.
— Согласно «закону об образовании», нужно обеспечить психологическую помощь на всех ступенях образования. Говоря о Керчи, я бы хотела выделить в отдельную структуру учреждения среднего профессионального образования — училища и колледжи. Возможно, психологическая помощь для них даже более необходима, так как подростки там имеют больший спектр специфических проблем. Не секрет, что после девятого класса часть детей уходит в такие учреждения с не очень положительным опытом обучения в школе. Таким детям нужно почувствовать успешность, если не в образовательном процессе, то в ситуации самоопределения или профессиональной сфере.
— Как правильнее выстроить превентивную систему, чтобы не допустить трагедий или травли? Возможно ли вообще их избежать?
— Разные роли в коллективах люди выполняли всегда и будут выполнять. Важно, чтобы ребенок не застрял в одной. Даже если сейчас он в негативной роли, надо, чтобы он переходил из позиции в позицию. Сейчас он лидер, в какой-то момент он перейдет в более спокойную роль, понимая, что это нормально. Если он застрял, то ему должны помочь, чтобы не допустить трагедии. Я не знаю, как именно была выстроена служба помощи в керченском колледже, но по тем данным, которые есть сейчас, мы видим, что ребенок был замкнут, у него была сложная семейная ситуация, на это почему-то не смотрели. Не будем осуждать тех, кто это не увидел. Но, если делать выводы из того, что произошло, каждого ребенка, находящегося в сложной ситуации, надо морально поддерживать, как минимум быть вежливым, интересоваться, как у него дела, пытаться понять его эмоции.
— Как понять, что не все в порядке, если подросток в школе не агрессивен, а замкнут и спокоен, и учителям кажется, что это просто его характер? Или если агрессия есть, но он ее вымещает не в школе, а за ее пределами? Учитель не может тратить свое личное неоплачиваемое время на то, чтобы выяснять, чем живут ученики вне школы.
— За этим должны следить и родители, их роль главенствующая, они задают нормы и ценности. Также часто подростки вымещают агрессию в виртуальной реальности — а это большой неведомый родителям пласт жизни ребенка. Хорошо, если родитель есть в друзьях у ребенка в социальных сетях. Если речь идет о компьютерных играх, можно попробовать сыграть вместе либо спросить у ребенка, какие цели стоят перед ним как перед героем вот этой игры.
Учителя также сейчас часто «дружат» с учениками в социальных сетях, какие-то сигналы они могут там увидеть. Можно хотя бы узнать, какую музыку они слушают, чем интересуются. Кроме того, есть предметы гуманитарного цикла, где видно, что подростку интересно, есть письменные творческие работы, эссе, из которых интересы детей также можно считать. Помимо агрессии без этого можно не увидеть и каких-то суицидальных моментов.