Вигвам в Мраморном дворце

В Русском музее открылась выставка "Художники Американского Запада 1830-1940", на которой представлены 70 работ из собраний нескольких музеев США.

Американские музеи поделились с Петербургом самым сокровенным, можно сказать, душу распахнули, собрав внушительную ретроспективу художников, вдохновлявшихся колонизацией Дикого Запада, уходивших далеко за фронтир, границу между "цивилизованными" и индейскими территориями, вместе с золотоискателями, переселенцами, охотниками на бизонов. Для Америки сага о завоевании Запада — то же, что для Европы мифология и история вместе взятые. Если в европейской традиции любая героическая военная история восходит к Троянской войне, то в американской — к обороне техасским ополчением крепости Аламо, осажденной мексиканскими полчищами. Если для европейцев золотой век — утопия, абстракция, мечта, то американцы успели полюбоваться им в натуре и запечатлеть в живописи, прежде чем безжалостно уничтожить.
       Никакой ценности, кроме этнографической, эта выставка не имеет. Конечно, наворачивается слеза, когда видишь "Бизонов на водопое" (1861-1862) Карла Вимара, огромных, пугливых, шерстяных, обреченных исчезнуть без следа под пулями какого-нибудь Буффало Билла. Но с художественной точки зрения в Мраморном дворце выставлена не просто плохая, но запредельно плохая живопись. Почти все представленные художники страдают неким комплексом, который хочется назвать "синдромом вторичной живописности". Аккуратно зарисовав в манере журнальных иллюстраций каких-нибудь "драгунов, переправляющихся через реку", "индейца из Таоса, развлекающего шайеннов" или "подписание договора о Южном Айдахо", они внезапно вспоминают, что, как-никак, живописцы и начинают яростно самовыражаться на заднем плане. При этом они настолько не заботятся об эстетической целостности картины, что их работы начинают напоминать концептуальную живопись, механически и глумливо сконструированную какими-нибудь Комаром с Меламидом. Грубо говоря, первый план выписан а-ля Шишкин, задний — а-ля Рерих, в лучшем случае — Морис Дени. Именно там, в тылу, буйствуют розовые туманы над каньонами и тернеровские дымы пароходов, громоздятся лиловые горы, клубятся красные и синие облака. Приходит в голову кощунственная мысль, что живопись как таковая вообще чужда американской цивилизации. Когда Эдвард Шерифф Кертис (1868-1952) создает фотографическую летопись жизни индейских племен, рождаются лаконичные и захватывающие портреты и жанровые сцены, безусловные произведения искусства. Очевидно, для американской нации органичнее всего виды искусства, рожденные индустриальной эрой, не отягощенные памятью о всяких там Возрождениях. Когда среди такого наива попадается кусок настоящей живописи, он смотрится не просто неуместно, но дико. Тем более что принадлежит он кисти русского художника Николая Фешина (1881-1955). Эмигрировав после революции в Америку, он обосновался в колонии влюбленных в Дикий Запад художников "Таос" в штате Нью-Мексико и набросился на экзотическую фактуру, не поступившись наработанной манерой. "Джо с барабаном", портрет индейского вождя, написан в лихой малявинской манере: вот-вот на полотно ворвутся щекастые рязанские бабы и закружат, зацелуют индейца Джо в охальном хороводе. И лезет в голову совсем уж дикая ассоциация с фильмом Гриши Константинопольского "8 1/2 долларов", где вдохновенный режиссер-халтурщик заставил ряженых индейцев наяривать на гармошках "Мурку".
       МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ