Главной опорой российского самодержавия многие века оставалось дворянство. Но в 1913 году, когда едва оправившийся от грабежей и ужасов первой русской революции народ праздновал 300-летие династии Романовых, один из видных и убежденных монархистов дворянин-землевладелец и публицист Н. А. Павлов, чьи прогнозы развития событий в стране, как правило, сбывались, писал о том, почему этой опоры больше нет. Причем, если в его записках заменить слово «землевладелец» на «собственник», оказывается, что далеко не все его рассуждения утратили актуальность.
«Я говорю про наш поместный класс и исключаю целый угол этого класса всяких сановных владельцев, пользующихся связями и имеющих особые привилегии»
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Из «Записок землевладельца» Н. А. Павлова, 1913 год.
Мой опыт — 27-летнее сидение на земле, сидение трудное, но благодарное только потому, что всю свою жизнь, с девятнадцати лет, я вел хозяйство и веду его лично.
Не веди я сам своего хозяйства, я был бы давно нищим и тем бездомным дворянином, которых в последние пятьдесят лет развелось у нас такое огромное количество.
Я вел хозяйство в Саратовской губернии, в трех уездах. Все три имения приняты были мною разоренными и запущенными, с значительной суммой частных долгов и с крупным в те времена (1885–1888 гг.) банковским долгом. Всей земли, которой я распоряжался, было около 9000 десятин (десятина — 1,09 га.— «История»). Оборотного капитала и кредита — никакого. Знаний хозяйских — никаких. Платежей и разных частных обязательств — множество...
Получив в руки большое дело, я взялся за него горячо, с фанатичной любовью к земле и к природе, с любовью к своему делу и к своему назначению и званию землевладельца. Не прошло и года, как я понял, какие мне предстоят огромные трудности, какое постоянное, неутомимое напряжение, какая нужна выдержка, воля и энергия. Были дни, когда я пугался непосильной работы. Были годы, когда я стоял накануне разорения. Были часы отчаяния, бессилия, беспомощности полной. И если давно миновали года риска разорения, то часы упадка духа бывают и будут до конца работы...
Не будь царящего в России полного безвластия и бессудия — мое состояние, благодаря упорной ежегодной, ежечасной кропотливой работе, было бы удесятерено. Русское безвластие и бессудие взяло у меня сотни тысяч рублей, те сотни тысяч, которыми в городах беззаконно наживались и наживаются одним махом аферисты или которые скапливаются, тоже специально, русским ростовщичеством и ростовщической торговлей и промышленностью, поощряемой властью...
Врагов у частного землевладения больше, чем у какого-либо класса страны. Проследите за последние десятилетия нашу литературу, прислушайтесь к огульному осуждению всего дворянства; оно сплошное и несправедливое, основанное на зависти к именам, родам, традициям, на зависти к нашему независимому общественному и политическому значенью и злобе к тому здоровому консерватизму, который залег в основание нашего поместного класса...
Зависть — вот главная причина. Зависть к собственности, к свободе нашей жизни
Недоброжелательство к нам всех окружающих — явление неизбежное; но неизбежное в такой степени только у нас в России, в жизни беспокойных, и озлобленных, и завистливых ко всему чужому современников.
Но это этическое недоброжелательство отражается реально на всем укладе жизни нашей, нанося ежедневно во всем строе жизни и хозяйства неисчислимый и часто непоправимый ущерб...
Мы знаем законы, знаем гражданское и уголовное право, знаем о существовании целого строя исполнителей закона, и тем не менее наше право собственности, право владельцев, право работодателей, право наше как работников и производителей, право наше торговое — продуктами хозяйства и покупателей — ничем не защищено и не регламентировано...
Проследите, каково отношение судебных и иных чиновников к искам и делам землевладельцев. Красной нитью проходит не только отчужденность, но умышленная тенденциозная черта недоброжелательства и в лучшем случае равнодушие...
Все это я говорю про наш поместный класс и исключаю целый угол этого класса всяких сановных владельцев, пользующихся связями и имеющих особые привилегии...
«У нас не было суда, нет его, и положение будет еще более невыносимым»
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Я не возмущаюсь и не протестую, а отмечаю лишь факт скверного отношения всех остальных классов к нашему классу и берусь определить причину такого недоброжелательства. Зависть — вот главная причина. Зависть к собственности, к свободе нашей жизни, к нашим усадьбам, садам, к нашим успехам и к воображаемым богатствам...
Говорить серьезно, анализировать систематично силу и значение законов, защищающих личность и имущество,— нельзя после происшедших безнаказанно событий 1904–1906 гг. Виновных не оказалось; мирный грабеж предшествовавшего десятилетия обратился в грабеж вооруженный и ко времени, когда я пишу, вновь спустился до всеобщего повального же почти грабежа мирного. И в охоте на людей, которая у нас развивается безостановочно, первым объектом грабежа остается и поныне землевладелец, поставленный с 1905 г. в условия жизни и труда еще более тяжелые, чем было до этого года...
А законы, как 30 лет я их помню, остаются без действия, исполняются кое-как, хмуро, неуверенно, апатично, отписываются чиновники и вписывают в историю права новую волокиту. Власть — в тенетах политических партийных раздоров, и не хулиганство, a анархия растет до гигантских размеров...
Главный труд всей моей деревенской деятельности была борьба с окружающим меня грабежом и хищением
Перечислю те препятствия, которые окружали и будут упорно окружать и самую жизнь, и работу землевладельцев; препятствия эти двух родов — внешние и внутренние.
Внешние уже много раз мною перечислялись раньше в статьях, докладах дворянству, земству, совещаниям, союзам и т. п. Я сгруппирую эти препятствия:
- отсутствие органических законов, ограждающих ясно и точно права собственности, имущественные, права работодателей, торговые и т. п. Законы наши парализованы бесчисленным числом сенатских разъяснений, толкований и медлительностью судов коронных, присяжных и иных;
- отсутствие власти исполнительной-административной (так в тексте.— «История»). Я отрицаю в сельских местностях наличность какой бы то ни было власти. Ни полиция, ни земские начальники (за самым редким исключением), уже не говоря о губернской, удаленной за сотни верст власти, не представляют собою той власти, которой надлежало бы существовать. Без плана, без толка, без порядка, без цели представители власти в лучшем случае пугают окриками, приказами, угрозой суда и взысканием. Деревня не знает о власти и ни в грош никого не ставит и закона больше не признает. Только добродушием части населения объясняю я себе, что у нас нет разбоя и вечных бунтов, сплошных пожаров, вечного и повального грабежа. Говорить у нас в России о полиции в сельских местностях — смешно; ее просто нет, и становой на тридцать–пятьдесят тысяч жителей представляет из себя величину только отрицательную;
- отсутствие скорого и справедливого суда... Я стараюсь мягко выразить свои мысли, а это очень трудно в описаниях жизни наших глухих местностей. Нужно ли описывать, что такое наше судопроизводство? Кто из нас не пробовал судебной волокиты, откладываний, многолетних ожиданий? Кто из нас не побывал в хищных руках адвокатов? Кто из нас не рвал на сотни, на тысячи, на десятки тысяч рублей не взысканных исполнительных листов на крестьян? Кто из нас не гонял за десятки верст в камеру земского или судьи и не встречал обратно посланных, вернувшихся за отложением дела по какой-нибудь вздорной причине? И я был предводителем, и председательствовал, и имел дело с хорошими земскими начальниками, но в общей массе воспоминаний, фактов, наблюдений — я знаю одно: у нас не было суда, нет его, и положение будет еще более невыносимым с введением в нашу среду пришлых «интеллигентных» новых судей;
- явное, всемерное, неукоснительно развивающееся посягательство окружающего нас населения — нарушать наши права собственности. Или и здесь меня упрекнут в преувеличении и потребуют доказательств? Пусть требуют — я их дам. Теперь же, обобщая, я утверждаю одно: главный труд всей моей деревенской деятельности была борьба с окружающим меня грабежом и хищением населения, служащих, торговцев всех видов и категорий — как покупателей, так и продавцов, комиссионеров, посредников и всяких агентов. К этому «препятствию» нашему хозяйству я вернусь неоднократно;
- полное бездействие самоуправлений в смысле благоустройства сельских местностей — дорог, мостов, разъездов и всех вообще путей сообщения. Полное равнодушие к нуждам землевладельцев, отсутствие складов сельскохозяйственных орудий, годных для землевладельцев, потребительских складов и лавок с дешевыми материалами — железа, деревянных изделий и т. и. Слабая ветеринарная помощь. Высокие страховые премии по страхованию построек, движимости, хлеба и т. д.;
- архаические железнодорожные порядки в смысле грузоподъемности дорог, станций и т. п. Непомерно высокие накладные расходы. Произвол в порядке службы станций железных дорог, завозных складов, зернохранилищ. Ростовщически высокий фрахт по перевозке всякого рода скота;
- отсутствие дешевого, простого, устойчивого кредита. Тяжелые формы обеспечения кредита. Недоверие казны к землевладельцам. Мы помним невыносимо тяжелые годы 1904–1906, когда кредиты Государственного банка для землевладельцев (учет векселей, соло, ссуды под хлеб) достигали 9 и частных банков до 11%. Землевладельцы ничем не гарантированы в возможности увеличений %% и в будущем;
- отсутствие в России серьезных внутренних рынков сбыта для всех без исключения продуктов сельскохозяйственной промышленности;
- отсутствие показательных и опытных станций интенсивной культуры сельских хозяйств. Государство давно обязано было иметь в каждой губернии хотя бы по одному образцовому хозяйству;
- отсутствие правительственного надзора и преследования всех видов ростовщичества и комиссионерства, развивающихся беспредельно во всех местностях около землевладельцев и земледельцев;
- отсутствие правительственного контроля и надзора за деятельностью земств в сфере финансово-экономической. На бюджетах землевладения, как частного, так и крестьянского, отражается бессистемная, разобщенная, с ошибками и увлечениями деятельность земств, особенно губернских, действующих часто безрассудно, опрометчиво, без каких-либо перспектив и не считаясь с экономическими препятствиями. Рост земского обложения обратно пропорционален развитию экономических сил, и местами выкачивание доходов казной и земством из земли перешло границы допустимых пределов;
- отсутствие русских заводов сельскохозяйственных орудий и машин. Неверно направленный протекционизм правительства синдикатам, производящим железо, медь, уголь, нефть и т. п., вместо поддержания непосредственно заводского дела...
Вся печать издавна и упорно твердит о падении частного землевладения
Едва ли нужны были перечисления по пунктам, они все выражаются одним актом, который беспощадно и бесспорно доказателен: в 1905–1907 гг. власть беспрепятственно отдала землевладение на уничтожение: ни законы, ни исполнители — никто не помог и не делал попыток остановить гомерический разгром. Власть молча отказалась помогать, и сами землевладельцы ничего не сделали для самозащиты — вот основное положение моих записок, от которых я отправляюсь. Более двух лет в стране отсутствовала всякая власть и всякий закон, и даже все преступления, совершенные в эту пору, не нашли в эпоху так называемого «успокоения» должного сильного возмездия. Из сотен тысяч виновных и серых, и, главное, образованных людей наказаны были сотни серых спустя три-четыре года и то кое-где под шумок всевозможных очередных мелких злоб дня. Все забылось, вернее, власть сознательно забыла и простила...
«Архаические железнодорожные порядки в смысле грузоподъемности дорог, станций и т. п. Непомерно высокие накладные расходы»
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Разберемся в настоящем положении землевладения и остановимся на второй категории препятствий успешному развитию сельского хозяйства, названных мною препятствиями внутренними.
Вся печать издавна и упорно твердит о падении частного землевладения. Цифры положение это подтверждают. В приблизительных цифрах убыль площади дворянского землевладения за 20 лет равняется 15 миллионам десятин, т. е. почти третья часть всей площади. Задолженность дворянских земель прогрессирует еще более. От 60% заложенной всей площади в 1895 году к 1912 г. заложенность дошла до 85% опять же дворянских земель, но рядом с этим в последнее десятилетье значительно (до 40%) увеличилась задолженность земель не дворянских...
Разница между землевладельцами-дворянами и не дворянами независимо от их задолженности та, что первые за последние 30 лет проживали свои земли, а последние наживали себе земли благодаря скромной жизни и личной работе. Последнее десятилетие — не дворяне остановились в приобретении земель, и в силу тех же препятствий, которые стеснили все землевладение, увеличили свою задолженность и тоже начинают распродавать свои земли...