Отцы и деньги

200 лет назад, 9 ноября (28 октября по старому стилю) 1818 года родился Иван Сергеевич Тургенев. Классик русской литературы, популярность которого была столь же высока, сколь и его гонорарные ставки.

Барыня из Спасского

«В одной из отдаленных улиц Москвы, в сером доме с белыми колоннами, антресолью и покривившимся балконом, жила некогда барыня, вдова, окруженная многочисленною дворней». Так начинается рассказ Ивана Сергеевича Тургенева «Му-му», который все читали в школе. Жизнь самого Ивана Сергеевича начиналась в другом доме. В усадьбе Спасское-Лутовиново, что в 10 км от уездного города Мценск Орловской губернии. «Это совершенная глушь — тихая, зеленая, печальная»,— напишет однажды Тургенев.

Дом был другим, а жестокая крепостница, барыня-вдова с многочисленной дворней — та же самая. То была мать писателя — Варвара Петровна Тургенева, в девичестве Лутовинова. Отец Ивана Сергеевича, кавалергардский полковник, красавец, орденоносец, ветеран Отечественной войны 1812 года, скончался, когда сыну было шестнадцать. Ивана и его старшего брата Николая воспитывала мать.

У Варвары Петровны было тяжелое детство (побои и домогательства отчима, из-за которых она сбежала из родительского дома к дяде). У ее сыновей детство было тоже не сахар. «Матери я боялся как огня. Меня наказывали за всякий пустяк — одним словом, муштровали как рекрута. Редкий день проходил без розог, когда я отваживался спросить, за что меня наказывали, мать категорически заявляла: "Тебе об этом лучше знать, догадайся"«. К брату Николаю отношение было таким же. При этом у Варвары Петровны была любимица.

Варвара Николаевна Житова (в девичестве Богданович-Лутовинова), по-семейному Биби, официально считалась приемной дочерью Варвары Петровны Тургеневой. Существует несколько теорий ее возможного родства с Тургеневыми. Согласно самой популярной, она была родной дочерью Варвары Петровны, рожденной от домашнего врача Берса. Ивана Сергеевича Биби была младше на 15 лет.

Из мемуаров Варвары Житовой: «Мне, в то же время, все шились новые наряды у m-me Ladrague. Купили мне, еще лучший, второй инструмент Тишнера за 800 руб.; для выездов моих приобретена прекрасная двухместная откидная карета». А вот что Житова пишет о своем приданом: «Белье, серебро, кружева, целые сундуки шитья по батисту и канве, плоды трудов так называемых кружевниц и пялечниц, которые зимою пряли тальки неимоверной тонины, а летом вышивали и плели кружева; все бриллианты, жемчуга, золотые вещи, сундуки с шалями, платками, шелковыми материями и проч.». И еще: «… меня она все больше и больше наряжала и даже подарены мне были бриллианты; крест и ожерелье, все из солитеров, оцененные в 28 тысяч рублей». На личные расходы Биби тратился весь доход с целого имения Холодова. Незадолго до кончины Варвара Петровна выдала Биби вексель на 15 тыс. рублей, чтобы та могла получить эти деньги из наследства, причитающегося сыновьям.

У Варвары Петровны было около 40 человек прислуги. Барыня любила восседать на кресле, формой напоминавшем трон. Выезжая в другие свои имения или в Москву, брала с собой огромное количество одежды и столовых принадлежностей.

Прислуге платили жалованье. Холостых и незамужних слуг кормили за барский счет, семейным выдавали ежемесячно муку, крупу, масло, сало, мясо и рыбу, чай, корм для домашнего скота и птицы и в придачу платили жалованье.

Однажды Варвара Петровна решила устроить свадьбу двух слуг, принадлежавших к своего рода крепостной элите. Невеста отвечала за приданое воспитанницы, а жених хранил все документы по имениям, ценные бумаги и наличные деньги Тургеневых. Невеста получила от барских щедрот свадебную корзину с лентами, духами, помадой и т. п., а также 500 рублей. За здоровье молодых пили настоящее шампанское.

На сыновьях же Варвара Петровна экономила. Правда, иногда Иван Сергеевич делал долги, возврата их потом требовали с матери. Та ему, конечно, выговаривала в письмах: «В декабре — Кривцову — 1575 заплачено за тебя, да доктору Берсу за лечение 200 — он требовал». Варвара Петровна запрещала сыну одалживать деньги «у тех людей, кого бы я и знать не хотела».

Без родительского благословения

Избрание Тургеневым литературной карьеры сильно не понравилось его матери. Однажды между Иваном Сергеевичем и Варварой Петровной состоялся следующий разговор.

Мать: А я так постичь не могу, какая тебе охота быть писателем? Дворянское ли это дело? Сам говоришь, что Пушкиным не будешь... Ну еще стихи... такие, как его... пожалуй, а писатель! Что такое писатель?.. Писатель и писец, одно и то же! И тот, и другой за деньги бумагу марают... Дворянин должен служить и составить себе карьеру и имя службой, а не бумагомаранием. Да и кто же читает русские книги? Определился бы ты на настоящую службу, получал бы чины, а потом и женился бы, ведь ты теперь один можешь поддержать род Тургеневых!

Сын: Ну уж это, maman, извини — не жди — не женюсь! Скорей твоя Спасская церковь на своих двух крестах трепака запляшет, чем я женюсь.

А я так вот чего не пойму, почему ты, maman, с таким презрением говоришь о писателях? Было время, что вы все барыни бегали за Пушкиным,— сама ты любила и уважала Жуковского!

Мать: Ах, это совсем другое дело — Жуковский! Как было не уважать его — ты знаешь, как близок он был ко двору!

Храм Спаса Преображения в Лутовиново не заплясал на двух крестах. Тургенев хоть и имел внебрачных детей, но женат ни разу не был, так что дворянский род Тургеневых угас.

Строгая мать не одобряла не только литературную карьеру младшего сына, но и личную жизнь обоих сыновей. Николай тайно обвенчался с Анной Яковлевной Шварц, камеристкой матери. А Ивану белошвейка Авдотья Иванова родила дочь Пелагею (Полину), позднее воспитывавшуюся у Полины Виардо. Оба сына старались держаться подальше от Варвары Петровны. Николай с женой жил в отдельном доме в Москве, Иван предпочитал проводить время за пределами России. В 1846 году он в очередной раз уехал за границу, получив от матери весьма скромную сумму денег.

Часто окружающие слышали, как Варвара Петровна с утра говорила «надо Ванечке денег послать», а ближе к вечеру — «Ах! Вот опять забыла! Завтра надо за границу деньги посылать».

В 1849 году Варвара Петровна, видимо, предчувствуя скорую кончину, стала зазывать сыновей в родное имение. Ивану было послано 600 рублей на дорогу. Николай в вежливых выражениях попросил у матери согласия на брак. Иван Сергеевич написал, что готов приехать, если мать вышлет еще денег на дорогу, так как присланных ею 600 рублей не хватило даже на уплату его долгов за три года, в течение которых он не получал от матери ни гроша. На этом переписка оборвалась.

В 1850 году Варвара Петровна Тургенева скончалась. При разделе наследства Иван Сергеевич оставил себе лишь имение Спасское-Лутовиново. «Все хорошие (устроенные) имения и все движимое имущество, в том числе бриллианты, жемчуг, золото, серебро, бронза, фарфор, а также конский завод, экипажи, сбруя, упряжи, дорогая мебель, зеркала, даже фамильные портреты,— все было уступлено беспрекословно Николаю Сергеевичу» («Из воспоминаний»).

Безалабернейший из помещиков и коммерсант

Тургенев был, по его собственному признанию, «безалабернейшим из русских помещиков». Посему поручал управление имением разным людям. Годовой доход с имения в результате составлял около 20 тыс. рублей. К этому добавлялись литературные заработки.

Из воспоминаний Авдотьи Панаевой: «За 1848 и 1849 годы на "Современнике" накопилось много долгов, надо было их выплачивать, и потому среди 1850 года денег не было, а между тем Тургеневу вдруг понадобились две тысячи рублей. Приходилось занять, чтобы скорее удовлетворить Тургенева, который объявил Некрасову: "Мне деньги нужны до зарезу, если не дашь, то, к моему крайнему прискорбию, я должен буду идти в «Отечественные записки» и запродать себя, и «Современник» долго не получит от меня моих произведений". Эта угроза страшно перепугала Панаева и Некрасова. Они нашли деньги при моем посредстве и за моим поручительством.

Не прошло и года, как из-за Тургенева произошла остановка в печатании книжки "Современника". Он должен был дать рассказ, но не прислал его и даже с неделю не показывался в редакцию».

Появившись после отсутствия, Тургенев заявил, что продал рассказ конкурентам, в «Отечественные записки».

«Некрасов даже побледнел, а Панаев жалобно воскликнул:

— Тургенев, что ты наделал!

— Знаю, знаю! Все теперь понимаю, но вот! — И Тургенев провел рукой по горлу.— Мне нужно было пятьсот рублей. Идти просить к вам — невежливо, потому что из взятых у вас двух тысяч я заработал слишком мало. Я, должно быть, находился в лунатизме, проделал все это в бессознательном состоянии».

Под давлением Некрасова и Панаева Тургенев написал извинительное письмо, вернул деньги. После этого в «Современнике» ему в авансах не отказывали.

Еще одна цитата из мемуаров Панаевой:

«Полистная плата Тургеневу с каждым новым произведением увеличивалась. Сдав набирать свою повесть или рассказ, Тургенев спрашивал Некрасова, сколько им забрано вперед денег. Он никогда не помнил, что должен журналу…

— Ох, ой! — восклицал Тургенев.— Я, кажется, никогда не добьюсь того, чтобы, дав повесть, получить деньги — вечно должен "Современнику"! Как хочешь, Некрасов, а я хочу скорей расквитаться, а потому ты высчитай на этот раз из моего долга дороже за лист; меня тяготит этот долг.

Некрасов хотя морщился, но соглашался, а Тургенев говорил: "Напишу еще повесть и буду чист!"

Но не проходило и трех дней, как получалась записка от Тургенева, что он зайдет завтра и чтоб Некрасов приготовил ему 500 рублей: "До зарезу мне нужны эти деньги"».

Впрочем, сотрудничество Некрасова и Тургенева было взаимовыгодным. «Я ему продал второе издание "Записок охотника" за 1000 руб. сер.— а он его тотчас же перепродал книгопродавцу Базунову за 2500 (я очень этому был рад, потому что я с тем и продал ему "Записки охотника", чтобы он получил с них барыш)»,— писал Тургенев А. И. Герцену в 1857 году.

Впрочем, впоследствии из-за ссоры с Некрасовым Тургенев стал сотрудничать с «Русским вестником» Каткова, не проиграв при этом в деньгах. За «Отцов и детей» в «Русском вестнике» он получил на 775 рублей больше, чем за «Дворянское гнездо» в «Современнике».

Повар, охотник, любовница

Будучи ярым противником крепостничества, Тургенев при этом был помещиком, живущим при крепостном праве. Однажды к Тургеневу явился неизвестный молодой человек по имени Степан, сказал, что он повар, и попросил выкупить его у барина, иначе Степан «кончит плохо». Тургенев вошел в положение просящего, выкупил его за 1 тыс. рублей и выписал ему вольную.

Но Степан отказался, заявив: «Пусть моя вольная лежит у вас, а мне позвольте послужить вам». Степан оказался прекрасным поваром. Поэт Афанасий Фет вспоминал: «Приглашая по временам приятелей обедать, Тургенев объявил, что не может принять более одиннадцати человек, так как столового сервиза у него только дюжина. В такие дни обед обыкновенно заказывал Боткин, и когда затем какой-либо соус выходил особенно тонок и вкусен, Тургенев спрашивал Боткина:

— А что ты скажешь об этом соусе?

— Надо,— отвечал Боткин,— непременно позвать повара: я буду плакать у него на жилетке».

Степан готовил для своего барина лишь в то время, когда тот находился в России. Во время зарубежных отлучек Тургенева Степан устраивался работать в какой-нибудь клуб. И все время спрашивал то у Фета, то у Некрасова, то у Анненкова, когда приедет барин. И к назначенной дате бросал работу, чтобы начать готовить для Тургенева. Однажды Степан отказался от кондиций (по-современному — контракта) на год в Английском клубе, заявив: «А если Иван Сергеевич неожиданно приедет, тогда как будет?»

Любимым развлечением Ивана Тургенева была охота. В одном из его писем можно встретить перечень охотничьих достижений: «Я, однако, на свое ружье убил в течение нынешнего года 304 штуки, а именно — 69 вальдшнепов, 66 бекасов, 39 дупелей, 33 тетерева, 31 куропатку, 25 перепелов, 16 зайцев, 11 коростелей, 8 курочек, 4 утки, 1 гаршнепа, 1 кулика... Эти числа, кажется, велики — но, приняв в соображение, как много и как далеко я ездил, нельзя сказать, чтобы я охотился удачно».

В девятнадцатилетнем возрасте Тургенев познакомился на охоте в Чернском уезде с крестьянином Афанасием Алифановым, крепостным соседнего помещика, и разглядел в нем большого знатока охоты. Он одолжил Афанасию 1 тыс. рублей, чтобы тот выкупился вместе с семьей на волю и поселился неподалеку от Лутовиново. Впоследствии Тургенев часто бывал у него в гостях и, конечно, ходил с ним охотиться. Многие литературоведы считают, что Афанасий является прототипом Ермолая из «Записок охотника». Кроме того, с его слов Тургенев записал рассказ «О соловьях».

По воспоминаниям поэта Николая Берга, в 1851 году в Москве Тургенев влюбился в горничную своей двоюродной сестры Елизаветы Алексеевны Тургеневой. После смерти матери Тургенев мог без опасения жить с кем угодно. Он купил у кузины ее крепостную за 700 рублей. О дальнейшем развитии событий можно узнать из письма Ивана Тургенева другу, Ивану Маслову: «У меня в 1851-ом, 2-ом и 3-ем годах в Петербурге и здесь жила девушка, по имени Феоктиста, с которой я имел связь… Я в последствии помог ей выйти замуж за маленького чиновника морского министерства — и она теперь благоденствует в Петербурге. Отъезжая от меня в 53-ем году, она была беременна и у ней в Москве родился сын Иван, которого она отдала в воспитательный дом. Я имею достаточные причины предполагать, что этот сын не от меня, однако с уверенностью ручаться за это не могу. Он, пожалуй, может быть мое произведение… Если этот Иван жив и отыщется,— то я бы готов был поместить его в ремесленную школу — и платить за него. Денег Феоктисте не давай — она уже получила от меня».

Филантроп

Однажды мать написала Тургеневу: «...ты мне напомнил об отце, очень кстати. Потому что при его необыкновенных достоинствах — денег не любил считать».

По словам писателя Дмитрия Григоровича, «если б возможно было составить список деньгам, которые Тургенев роздал при своей жизни всем тем, кто к нему обращался, сложилась бы сумма больше той, какую он сам прожил».

После смерти Белинского коллеги покойного обсуждали, как можно материально помочь его дочери. Тургенев, участвовавший в разговоре, заявил: «Господа, я считаю своим долгом обеспечить дочь Белинского. Я ей дарю деревню в 250 душ, как только получу наследство». Большинство присутствовавших с восторгом восприняли эти слова. И только Авдотья Панаева заметила: «Я думала, что уже сделалось анахронизмом дарить человеческие души; однако, как вижу, ошиблась».

Гонорар за драматические поведения Тургенев подарил своим знакомым Топоровым. У Топоровых не было своих детей, и они взяли на воспитание девочку Любу, которую вырастили на деньги, получаемые за пьесы Тургенева. По этому поводу они шутили: «Верочка (героиня пьесы "Месяц в деревне".— "Деньги") помогает Любочке».

Из воспоминаний поэта Якова Полонского: «Ивану Сергеевичу недешево обходились выдаваемые им пенсии. Если бы он не имел дохода от своих сочинений, ни денег или капитала от продажи других имений, он доходами с одного Спасского не мог бы и существовать. Я слышал, что Иван Сергеевич одних пенсий раздавал ежегодно до 8000 рублей… Для того, чтоб крестьяне не оставались без медицинской помощи, он велел выдавать 200 руб. в год тому из мценских врачей, кто возьмется заезжать в Спасское и заходить к больным».

Полонский также вспоминал, что однажды во время приезда Ивана Сергеевича в родное имение произошел пожар. Тургенев боялся, что сгорит вся деревня, но выяснилось, что из-за безветрия деревня не пострадала. Сгорел только кабак. На следующий день кабатчик пришел к Тургеневу просить помощи, и тот дал ему 25 рублей. Это вызвало недовольство у крестьян: «За что 25 рублей! Не за то ли уж, что он нас спаивал да капиталы наживал; он и теперь нас богаче — не пропадет!»

Через несколько дней после пожара состоялся деревенский праздник: «К 7 часам вечера толпа уже стояла перед террасой: мужики без шапок, бабы и девки нарядные и пестрые, как раскрашенные картинки, кое-где позолоченные сусальным золотом. Начались песни и пляски. В пении мужики не принимали никакого участия, они по очереди подходили к ведру или чану с водкой, черпали ее стеклянной кружечкой и, запрокидывая голову, выпивали. Только один пришлый мужик, в красной рубашке, и пел, и плясал, и кланялся, и подмигивал, и присвистывал… Лакомство раздавалось тоже по очереди,— мальчишки подставляли свои шапки, старухи — платки, бабы и девки — фартуки. За мужиками к водке подходили бабы и девки, за ними дети, начиная с 5-летнего возраста, если еще не моложе. Сами матери подводили их. Чем же кончился праздник? Ропотом крестьян, что вина было мало — всего только два чана (сколько было в них ведер — не помню). Они просили послать еще за вином. Управляющий стал их стыдить и уговаривать.

— И рад бы,— говорил он,— Иван Сергеевич послать за вином, да куда! В Мценск далеко, а кабак, сами знаете, сгорел».

В 1880 году Иван Сергеевич подарил своим крестьянам на ремонт изб две десятины строевого леса. А потом с огорчением узнал, что вырубленный лес мужики продали, а деньги пропили.

Конец дворянского гнезда

«Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Будучи в здравом уме и твердой памяти, я, нижеподписавшийся, коллежский секретарь Иван Сергеевич Тургенев, на случай моей смерти завещаю все авторские права и литературную собственность на сочинения мои, как изданные, так и неизданные, а равно еще должные мне по контракту книгопродавцем-издателем Иваном Ильичем Глазуновым двадцать тысяч рублей — всецело французской подданной Полине Виардо-Гарсиа. Писано со слов моих и по личной моей просьбе в квартире моей в Париже, улице Дуэ, №50…»

Так звучало завещание Тургенева. Но оно вошло в противоречие с российскими законами, по которым Спасское-Лутовиново должны были унаследовать ближайшие родственники Тургенева по линии матери.

Многолетняя тяжба, которую Виардо вела с помощью французского адвоката, знавшего российское право, закончилась тем, что наследницами имения признали двух родственниц Тургенева с материнской стороны — Клеопатру Дмитриевну Сухотину (урожденную Мансурову) и ее племянницу Ольгу Васильевну Галахову (урожденную Шеншину). Дядя Клеопатры Дмитриевны был женат на сестре деда Тургенева. Не самое близкое родство. Имение было оценено в 150 тыс. рублей. Наследницы погасили выданный Тургеневым Виардо вексель на сумму 30 тыс. рублей, а также выплатили компенсацию за движимое имущество. После этого Ольга Васильевна Галахова выкупила у своей тети ее долю имения за 60 тыс. рублей. Наследница в Спасском не жила. Главный дом усадьбы постепенно разрушался и был уничтожен пожаром в 1906 году. В настоящее время в восстановленном имении находится Государственный мемориальный и природный музей-заповедник И. С. Тургенева «Спасское-Лутовиново».

Алексей Алексеев