55 книг, которые надо купить на non/fiction

Новая книга поэта, эссеиста и создателя Зайца ПЦ Линор Горалик — настоящий большой роман. Действие этой фантастической притчи происходит в Израиле. После загадочной катастрофы обретают речь животные — домашние и дикие, незаметные и экзотические (важную роль в романе играет карликовая лошадь фалабелла). Те, кого раньше можно было воспринимать как фон, теперь заявляют о своих желаниях и правах. Каждый человек оказывается перед выбором, что ему делать с этими непрошеными собеседниками в и без того разрушающемся мире. Автор говорит, что главный герой ее книги — эмпатия. Это может отпугнуть, показаться нравоучительным. Однако важная особенность текстов Горалик — они никогда не претендуют на интеллектуальное или этическое превосходство. Наоборот, каждая загадка и каждая боль в них становится общей, разделяется. Берясь за ее прозу, надо быть готовым к этому чувству причастности.

Роман Михайлов — известный математик, а также мыслитель-эксцентрик, знаток индийской мистики, брейкдансер и деятель андерграундного театра. Помимо того, Михайлов опубликовал на сайте «Крот» три небольших романа. Это самая примечательная за последние годы история литературной славы, разворачивающейся без всякого участия журналов, издательств, критиков и фестивалей. В поле зрения культурной индустрии тексты Михайлова попали как предмет уже сложившегося культа, в котором почти сакральный трепет сочетается с иронией интернет-мемов. Роман «Равинагар» — главный из них. Жанровое определение тут довольно условно. Индийский травелог, духовная автобиография, трактат об освободительной силе шизофрении. Это несколько неказистый текст, принципиально не пытающийся выглядеть «профессиональной литературой» — и вместе с тем наполненный тонкими связями и сложными структурами. Скорее магический объект, чем художественное произведение.

Человек, или скорее сущность, называющая себя «лейтенант В.П. Пидоренко», пробралась в русскую литературу два года назад через телеграм-канал. Каждый день в нем появляются десятки стихов, описывающих физические и духовные приключения этого мистического работника московской полиции. Небольшая часть этого грандиозного массива выпущена книгой, внешне воспроизводящей оформление серии «Литературные памятники». Внутри присутствуют серьезная вступительная статья, справочный аппарат, комментарии. Прицел «в вечность» будто бы составляет комический контраст со стихами Пидоренко — неказистыми, изобилующими матом и безграмотными выражениями, написанными по самым ничтожным поводам. Тем не менее этот формат как нельзя более подходит тому возвышенному графомании, что составляет сердце поэзии лейтенанта. У мелочности и злобы, которые направлены в его стихах против современного мира, есть обратная сторона — интимная, почти до порнографии, связь с поэтической традицией. При встрече с поэзией Пидоренко можно увидеть, как в ведре косноязычной блевоты рождается настоящая классика.

Вьет Тхань Нгуен родился во Вьетнаме. После захвата Сайгона коммунистической армией его семья бежала в Америку. Там в 2000-х Нгуен сделал академическую карьеру, а в 2015-м выпустил свой дебютный роман, сразу превративший его в звезду и получивший десяток премий, включая Пулитцеровскую. «Сочувствующий» — нечто вроде трагического плутовского романа: история двойного агента, работающего разом на Северный и Южный Вьетнам и постепенно все больше путающегося в собственных убеждениях. В двух словах сюжет пересказать невозможно, но особенно критики выделяют линию, в которой герой становится консультантом голливудских продюсеров при съемке героического фильма о все еще идущей войне. «Сочувствующий» вступает в открытую полемику с привычной картиной вьетнамской войны в западной культуре. Однако серьезный антиколониалистский пафос тут сочетается с изрядной долей постмодернистской иронии.

За последние несколько лет В.Г. Зебальд превратился в России из писателя, известного совсем немногим, в классика, одного из главных фигурантов интеллектуального канона. Теперь на русский переведен его первый роман — «Головокружения» 1990 года. Книга эта чуть менее сокрушительная, чем «Кольца Сатурна» и «Аустерлиц», но тоже завораживающая. Именно в ней Зебальд изобретает свой стиль: мерцающий между документом и художественным текстом, комментарием к случайно найденным изображениям и исповедью, сухим отчетом о путешествиях и плачем по исчезающему миру. При этом структура здесь еще более призрачная, чем в более поздних романах. Вместо сквозного сюжета — ряд перекликающихся эпизодов, всполохов того самого чувства головокружения. Среди героев — Стендаль, Кафка и Казанова.

Эка Курниаван — самый известный писатель современной Индонезии и первый индонезиец, номинированный на Букеровскую премию. Это неудивительно: его роман 2002 года «Красота — это горе» — идеальная книга, чтобы представлять экзотическую страну перед остальным миром. Западные критики в один голос называют его индонезийской версией «Ста лет одиночества». Роман сделан по всем канонам магического реализма: эпический размах и ускользающее лукавство, трагическая история страны, самоэкзотизирующая ирония, а также обилие призраков, мертвых предков и других мистических созданий. Индонезийский ХХ век с его колониальными травмами, революциями, кровавыми геноцидами и попытками выжить в этих волнах насилия рассказывается через историю прекрасной проститутки Деви Айу и ее многочисленных дочерей.

Самая известная книга американского писателя Ричарда Руссо — типичный «большой американский роман»: медленное повествование о простых судьбах и главная новинка для ценителей реалистической прозы. Место действия: вымышленный город с говорящим названием Эмпайр-Фоллз — когда-то процветающий промышленный центр, теперь депрессивное местечко с разваливающейся экономикой. Главный герой — печальный разведенный менеджер кафе. Вокруг него — еще два десятка в разной мере несчастных персонажей. Они безнадежно ищут любви и смысла, мучают друг друга, но в душе остаются хорошими людьми. В 2002 году Руссо получил за роман Пулитцеровскую премию, в 2005 вышел одноименный сериал с Эдом Харрисом, Хелен Хант и Полом Ньюманом.

Габриэль Витткоп — классик самой макабрической версии французского авангарда, ниспровергательница гуманистической морали, певец некрофилии, изощренных способов суицида, всех представимых и непредставимых зверств — и одновременно невероятно изысканный стилист. Благодаря издательству «Колонна» на русском языке существует практически весь корпус ее текстов. Небольшая книжка «Мастерская подделок» вышла во Франции только в этом году — через 16 лет после самоубийства автора. Это упражнения в бесчеловечном изяществе: 20 маленьких текстов, каждый из которых представляет собой подражание одному из любимых авторов Витткоп. Хорошо узнаваемые манеры тут оказываются способом рассказать очередные чудовищные истории. В галерее учителей — Петроний, Вольтер, Пруст, Кэрролл, Роб-Грийе и главные вдохновители Витткоп: де Сад и Гофман.

Новый том в настоящих «Литературных памятниках». Петрюс Борель — представитель младших французских романтиков, носивших прозвание «неистовые». Даже среди них он выглядел фигурой не первого ряда. Аляповатые, исполненные пафоса, насыщенные кровавыми и непристойными подробностями книги Бореля вызывали у современников главным образом усмешку. Первым человеком, который увидел в этой комичной фигуре большого писателя, был Бодлер, по-настоящему ввели Бореля в канон сюрреалисты. «Мадам Потифар» — вариация готического романа, в котором место таинственного замка играет Бастилия. Там накануне Французской революции томится сошедший с ума благородный ирландец Патрик. В многостраничной истории его злоключений социальная несправедливость работает вместе с властью рока. Под именем мадам Потифар, египетской царицы, соблазнявшей библейского Иосифа, Борель выводит маркизу де Помпадур. Также в действии принимают участие маркиз де Сад и другие важные фигуры французского XVIII века.

Основатель итальянского футуризма переживает в России самый заметный с начала прошлого века всплеск интереса. Сейчас вышли переводы еще двух его книг. Написанный в 1921 году «Стальной альков» — образцовый футуристический роман: повествование о подвигах лейтенанта Маринетти на полях Первой мировой, страстный гимн насилию, переходящий то в патриотическую глоссолалию, то в технопорнографию. Вторая книга, написанная Маринетти в соавторстве с его младшим соратником Луиджи Коломбо,— произведение еще более эксцентричное. Вышедшая в 1932 году книга «Футуристическая кухня» — попытка выработать национализм, альтернативный официальному фашизму, основной которого будет полная ревизия итальянской кулинарии. По форме это действительно сборник рецептов. По сути — поэтический призыв к решительному изменению мирового порядка за столом.

Две новые книги в недавно запущенной издательством Common place серии «Ѳ», посвященной забытым русским писательницам. К Ларисе Рейснер это определение применимо с оговорками. Ее помнят как роковую женщину-комиссара, прототипа героини «Оптимистической трагедии», возлюбленную Гумилева, одну из самых заметных фигур на пересечении модернистской литературы и революционной политики. При этом сами тексты Рейснер мало кто читал. Это издание, включающее документальные повести, незаконченный «Автобиографический роман» и избранные критические очерки,— первое за многие годы. В отличие от Рейснер, драматург Наталья Венкстерн — автор и правда забытый. Ее единственный роман, описывающий революционные события глазами молодой интеллигентной барышни, был запрещен почти сразу после публикации — отчасти за эротическую откровенность, отчасти, видимо, за некоторую амбивалентность в оценке новой власти.

Юрий Коваль занимает в русской культуре странное место. Его репутация классика детской литературы выглядит условностью. Однако его лукавые тексты и не взрослые, тем более — не подростковые. Именно на этой неопределенности играют издания Коваля в проекте «А и Б». Первой книгой были вышедшие два года назад «Приключения Васи Куролесова». «Недопесок» сделан подобным же образом: помимо самого текста — написанной в 1974 году повести о бегстве со зверофермы юного песца по кличке Наполеон Третий — тут настоящие научные статьи и объемный комментарий. Филологи Олег Лекманов, Роман Лейбов и издатель Илья Бернштейн поясняют реалии быта 1970-х, выискивают культурные аллюзии и политические намеки, сравнивают редакции текста. Все это носит несколько игровой характер, адресовано не совсем взрослым и не совсем детям — и в этом смысле органично прозе Коваля.

Издание самого большого собрания классика московского концептуализма началось пять лет назад. Устроено оно не по хронологическому или жанровому признаку, а как бы тематически: каждый том объединяет пучок мотивов, выделяет одну из доминант приговской работы. Предыдущие книги, «Монады», «Москва» и «Монстры», тоже появлялись к ярмарке non/fiction. Теперь выходят две заключительных: «Места» и «Мысли». «Места» — попытка картографии творчества Пригова. Тут и стихи о России, и знаменитые «Беляевские циклы», и восточные стилизации, и повесть «Только моя Япония». Второй том «Мысли» представляет Пригова-эссеиста, теоретика и собеседника: избранные интервью и разговоры с друзьями, комментарии к собственным стихам и проектам, мемуарные заметки и манифесты.

В новой книге Марии Степановой собраны тексты, написанные в течение последних десяти лет и публиковавшиеся в журналах Weekend и Citizen K, на сайте OpenSpace. Все они — о других: поэтах и музыкантах, классиках и друзьях. Герои: Александр Блок, Марина Цветаева, Сильвия Плат, Сельма Лагерлёф, Григорий Дашевский. Несколько курьезным образом в книгу входит и пронзительный текст о Майкле Джексоне. Степанова выступает тут как читатель, но не филологического толка. Ее интересует судьба человека, превращающаяся в текст, передающая ему свою форму, и судьба текстов, заставляющая людей не то чтобы изменить собственную жизнь, но как-то проснуться, занять новую позицию. Название, хотя играет и с выходившим год назад избранным Степановой-поэта «Против лирики», и со звягинцевским фильмом, все равно очень точно описывает ее подход. Внимательность к другим авторам здесь принципиально не разоблачительная, но и не почтительно-культурная. Она наполнена немного ироничной теплотой, какая и свойственна любви, стремлением встать рядом.

Сборник репортажей корреспондентки «Новой газеты» Елены Рачевой вроде бы принадлежат узнаваемому жанру мрачных историй о жизни русской глубинки. Однако от аморфного мрака обычных его представителей «Волчье место» отличает изящность, некоторая высокая анекдотичность самих сюжетов. Рачева рассказывает о том, как бывшие охранники, бывшие заключенные и их дети уживаются в сибирском городке, где когда-то был лагерь, что думают челябинцы о челябинском метеорите, как существует полузаброшенный городок, когда-то находившийся в центре строительства БАМа, и село Смеловка, где приземлился Гагарин. У всех этих сюжетов есть общая структура: они о местах, которые покинула большая история, но где все еще есть жизнь. В эту почти невидимую в масштабах страны жизнь после события Рачева вглядывается с настоящей любовью. К тому же для репортажной журналистики это непривычно хорошая проза.

Книга немецкого историка Даниеля Шёнпфлуга — продолжение или скорее рифма выходившей пять лет назад «1913. Лето целого века» Флориана Иллиеса. Если 1913-й — год перед Первой мировой, пролог ХХ века, то 1918-й — год ее окончания, полноценная первая глава. Здесь схожий экспрессионистичный, немного парадоксалистский стиль. Схожая структура: красиво рифмующиеся эпизоды из разных областей, попытка ухватить время в стремительном пересечении сюжетов и судеб — художников и политиков, авантюристов и случайных свидетелей роковых событий, знаменитостей и забытых фигур (среди главных героев: Вирджиния Вулф, Хо Ши Мин, Гарри Трумэн, Махатма Ганди). Панорамный взгляд на большую историю сменяется стремительным погружением в детали. «Время кометы» читается скорее как роман, чем как историческое исследование, но избегает часто свойственной книгам о грозовых эпохах публицистической пошлости.

Американский историк Уильям Таубман — автор биографии Никиты Хрущева, по-русски выходившей в серии ЖЗЛ. Неудивительно, что следующей его большой работой стало жизнеописание второго главного советского реформатора. Книга эта написана в том же монументальном жанре: большой человек и драматическая эпоха — во многом созданная им и его же сломившая. Однако если Хрущев — герой времени давно прошедшего, требующий скорее актуализации, чем переведения в пространство истории, то Горбачев — фигура по-прежнему волнующая, недоосмысленная. Он — современник автора и, что еще важнее, его собеседник. Разговоры с последним генеральным секретарем были для Таубмана одним из главных материалов, хотя, конечно, далеко не единственным. Это самая большая и скрупулезно написанная биография Горбачева, огромный труд, хотя и написанный несколько публицистическим языком.

Сборник интервью, собранных журналистом и политологом Аркадием Дубновым, может служить любопытным дополнением к тому Таубмана. Его герои — бывшие лидеры союзных республик, а затем — новообразовавшихся независимых государств, те люди, что принимали прямое участие в исчезновении Советского Союза и создавали новый мир на его обломках. Все эти важнейшие фигуранты новостей тридцатилетней давности давно отошли от политики, многие практически забылись. Дубнов заставляет их вернуться в этот драматический момент, переосмыслить его. Поэтому вместо почти романного, несколько сглаженного нарратива Таубмана здесь — сырая прямая речь, необработанная история. «Почему распался СССР» — книга, рассчитанная на читателя, сильно увлеченного предметом, жадного до деталей и нюансов.

Еще одна книга о распаде СССР — более лаконичная и вместе с тем более вдумчивая и масштабная по замыслу. Стивен Коткин — один из самых влиятельных современных американских советологов, автор среди прочего самой объемной биографии Сталина. То направление в исследованиях советской истории, к которому он принадлежит, часто называют ревизионистским. И к «Предотвращенному Армагеддону» эта интенция пересмотра привычных взглядов тоже относится. Коткин нарочито отказывается от картины краха СССР как шокирующего события, слома, для которого хватило нескольких лет или даже месяцев. Вместо того он описывает его как долгий тектонический процесс, длящийся несколько десятилетий: с начала 1970-х по начало 2000-х, захватывающий экономику, идеологию и геополитику. Объяснение его требует не громких эффектов, а внимательного наблюдения за медленными сдвигами.

Новая книга Наталии Лебиной, вероятно, главного специалиста по истории советской повседневности, носит, как можно догадаться уже по названию, несколько игривый характер. Она устроена как своего рода словарь. Только вместо серьезных статей — этюды, в которых исторические сведения переплетаются с фрагментами воспоминаний, цитаты из большой культуры — с частными письмами из архива автора. Каждое из этих эссе организовано вокруг того или иного понятия — анахронизируя, можно было бы сказать «мема» — из области памяти о советском. Среди них, например, «бормотуха», «волосатик», «хрущевка», «царица полей», «шуба» и т. д. Таким образом, оказываются охвачены практически все сферы жизни советского горожанина — от постели до гроба.

Журналист Николай Кононов известен как автор книг об истории российского бизнеса — «Бог без машины» и «Код Дурова». Здесь он обращается к совсем другому материалу. Развернувшееся в 1953 году, сразу после смерти Сталина, восстание в норильском лагере было самым масштабным за всю историю ГУЛАГа. На подавление его у властей ушло около двух с половиной месяцев. Документов, рассказывающих об этом героическом акте, разумеется, осталось очень мало. Не так много известно и об одном из его главных лидеров — идеологе подпольной «Демократической партии России», настоящем революционере, проведшем почти 30 лет в лагерях Сергее Соловьеве. Пользуясь этими не слишком обильными сведениями, Кононов пишет не историческое исследование, а, как он сам говорит, «документальный роман» — повествование от лица самого Соловьева, попытку вообразить себе его мир и взгляды. То есть книга эта — не совсем для любителей исторической объективности.

Еще одна книга по истории быта, но более неожиданная. Исследование петербургского антрополога Марии Пироговской посвящено практически не разработанной в русском контексте проблематике — истории запахов. Хотя повествование затрагивает и екатерининскую эпоху, и ранний модерн, в центре здесь — XIX век. Именно тогда запахи были осознаны в России как социальный феномен — нечто относящееся не к чистой физиологии, а к пространству коммуникации, и потому подлежащее обсуждению. Пироговская подробно изучает изменения дискурса запахов: между медициной, этикетом, криминалистикой и искусством. Рассказывает, как миазмы и ароматы становились важным средством для структурирования публичного пространства, способом подчеркивать и изменять свою социальную позицию, как запахи входили в словарь публицистики и поэзии.

Айван Моррис — классик англоязычной японистики, друг и переводчик Юкио Мисимы, один из первых авторов, сделавших предметом публичного разговора последствия бомбардировки Хиросимы. Однако его самая известная книга посвящена средневековой Японии. Это всестороннее исследование общественного уклада, политики, религии, искусства, сексуальных практик и бытовых церемоний эпохи Хэйан, длившейся с VIII по XII век — мира «Записок у изголовья» Сэй-Сёнагон и «Повести о Гэндзи» Мурасаки Сикибу. Средневековая Япония была для Морриса не только объектом научного интереса. Об этом много пишет в предисловии Александр Генис: мир, в котором нет войны и нужды, но зато вся жизнь превращена в до абсурдности изысканное искусство, был для Морриса своего рода утопией — альтернативой той бурной современности, в жизнь которой он был активнейшим образом вовлечен.

Итальянский ученый Карло Гинзбург — один из изобретателей микроистории, метода, в котором большие обобщения об эпохе делаются на основании сюжетов предельно частных. Так, самая известная, давно переведенная на русский его книга «Сыр и черви» посвящена картине мира попавшего в руки инквизиции мельника XVI века. Герой вышедшей в 1981 году «Загадки Пьеро» — фигура более заметная. Это Пьеро делла Франческа — один из тех великих художников раннего Ренессанса, о которых не слишком много известно. Историк Гинзбург здесь провокационно залезает на территорию искусствоведения, однако интересуют его прежде всего не живописные новации Пьеро, а политический и социальный контекст, в котором появлялись его шедевры. Гинзбург читает картины как собрание улик, требующих расшифровки, не скрывает, что книга его — нечто вроде детективного эксперимента.

Гаспар Феликс Турнашон, работавший под псевдонимом Надар, был одним из самых известных фотографов XIX века — человеком, превратившим это занятие в полноценное искусство, другом импрессионистов, Бодлера и Бальзака, искателем приключений, первым придумавшим совместить фотографию и воздухоплавание (а также автором, во многом вдохновившим появление философии фотографии — одним из главных героев работ Вальтера Беньямина и Ролана Барта). Книгу воспоминаний «Когда я был фотографом» Надар выпустил под конец своей карьеры — в 1889 году. Однако в ней нет ничего от старческого достоинства и смирения. В книге он предстает кем-то вроде храброго проходимца. Впрочем, такими и казались фотографы в конце позапрошлого века.

Художник Владимир Слепян был одним из первых и самых радикальных молодых абстракционистов московского неофициального искусства. Когда андерграунд вошел в моду, он остался малоизвестен. Отчасти — потому что из его работ мало что сохранилось, отчасти — потому что Слепян рано, еще в конце 1950-х, эмигрировал. Однако после отъезда он вовсе не замолчал. Просто дальнейшая работа Слепяна — художника, писателя и деятеля авангардного театра — оказалась связана скорее с французским и испанским, чем с эмигрантским контекстом. В этой небольшой книжке тот, второй Слепян впервые попадает к русскому читателю. Ее центр составляют манифест «Трансфинитное искусство» и написанный от имени безумной собаки рассказ «Сукин сын». Рассказ этот среди прочего разбирают Жиль Делёз и Феликс Гваттари в «Анти-Эдипе» — так любопытным образом увязываются истории советского андерграунда и французской философии.

Новая книга одного из главных специалистов по творчеству Набокова Александра Долинина — плод тридцатилетней работы. Это монументальное исследование выглядит гостем из другой эпохи — пристального толкования «главных текстов», самоотверженного филологического погружения ради не больших концепций, но мельчайших нюансов смысла. Большую ее часть действительно занимает постраничный комментарий к центральному тексту русскоязычного Набокова: спрятанные нити, намеки, аллюзии, игры слов, забытые персонажи и, разумеется, бабочки. Романы Набокова с их загадками и зеркалами, возможно, больше, чем произведения кого-либо еще из русских классиков, созданы, чтобы стать объектами комментариев. Их идеальный читатель — влюбленный филолог. Так что для поклонников Набокова эта книга — обязательное чтение.

Две новых книжки кинокритика Михаила Трофименкова. Первая из них — действительно краткая история русского кино, собранная вопреки привычным канонам — интеллектуальным, академическим, массовым — в 2016 году для журнала Weekend. Здесь нет ни Тарковского, ни Рязанова, а есть режиссеры, которых помнят мало, фильмы нехарактерные, эксцентричные, говорящие о времени, в котором они были созданы, не совсем то, к чему мы привыкли. Несмотря на размах задачи, это очень личная книга, написанная с трофименковской устало-дендистской интонацией, способная возбудить страсть к малозаметным вещам. Вторая — часть масштабного проекта, посвященного политической истории классического Голливуда. Это документальный триллер со шпионами, разоблачениями, предательствами. Основные события должны разворачиваться во время Холодной войны, так что первый, посвященный 1930-м том,— нечто вроде пролога. Всего томов должно быть четыре.

Умерший три года назад влиятельный американский историк и литературовед Питер Гэй начинал свою карьеру в конце 1940-х, когда модернистское искусство было если не в расцвете сил, то точно не казалось исчерпанным. Однако его последняя большая работа «Искусство ереси» написана пожилым человеком, влюбленным в свой объект, но смотрящим на него с большой дистанции. Это масштабная история модернизма — от провозвестников, Бодлера, Мане, Флобера,— до первых постмодернистов, похоронивших революционное искусство в начале 1960-х. Гэй уделяет одинаковое внимание искусству, литературе, музыке и кино, перемещается между Европой и Америкой, разворачивает истории ученичества и конкуренции. Несмотря на прокламируемые симпатии к психоанализу, он практически не апеллирует к теории. Это легко читающаяся и вместе с тем достойная книга.

Фредрик Джеймисон — один из самых значительных современных теоретиков культуры и представителей академического марксизма. До сих пор в России переводились только отдельные его статьи. Эта, одна из основополагающих джеймисоновских работ, выходит с огромным опозданием. В основе ее тексты, написанные в середине и второй половине 1980-х. Постмодернистское искусство, стоящие за ним новые формы культурного потребления и производства, экономической жизни и политики, отношений человека с историей и с обществом — все это было тогда актуальными, требующими немедленного осмысления проблемами. Несмотря на большой объем и глубокую теоретическую фундированность, это книга, написанная на злобу дня. Сейчас постмодерн кажется понятием почти старомодным и точно лишенным волнительной ауры новизны, способности пугать и восхищать. Тем не менее, в отличие от той эстетики, которой посвящена книга Джеймисона, сам его анализ, одновременно виртуозный и непривычно отрезвляющий, по-прежнему вдохновляет.

В этом году случился бум русских переводов Джорджо Агамбена. В разных издательствах были выпущены три классические работы философа: «Человек без содержания», «Оставшееся время» и «Царство и слава». Небольшая книжка «Автопортрет в кабинете» — совсем другого рода. Во-первых, она совсем недавняя — 2017 года. Во-вторых — гораздо более интимная. Хотя здесь есть обязательное для текстов Агамбена виртуозное движение между филологией, политикой, религией и поэзией, это не трактат, а почти что письмо: описание интимного пространства, состоящего из воспоминаний и изображений — образов встреч с самыми важными для автора людьми. Среди героев: Мартин Хайдеггер, Ханна Арендт, Ги Дебор, Пьер Паоло Пазолини, Эльза Моранте. Речь о тех, кого нет рядом,— самый точный для философа способ рассказать нечто главное о себе.

Энтони Таунсенд — американский теоретик технологий и консультант урбанистических программ, посвященных модернизации городов в соответствии с изменением средств коммуникации. Его книга посвящена тому, как меняются публичные пространства, чтобы подстраиваться под пользователей смартфонов, как сети Wi-Fi оказываются важнее для планировки, чем обычные дороги, как сами города создаются не в конструкторских бюро и не на заседаниях чиновников, а прямо в карманах жителей. При этом «Умные города» — не футуристическая фантазия, а книга, наполненная тысячами подробностей и примеров. Тем не менее от читателя она требует определенного технологического оптимизма, преданности прогрессу и готовности восхищаться его чудесами.

Новейшая книга нейробиолога и исследователя приматов Роберта Сапольски. В отличие от переведенных в прошлом году почти художественных «Записок примата», это — классический научпоп, однако крайне амбициозный. Задача Сапольски — дать всесторонний анализ человеческого поведения с точки зрения биологии. Сюжеты здесь понятны: агрессия и любовь, родственные чувства и их нарушения, подражание старшим и разрыв с ними, стремление к порядку и хаосу. Методы тоже: исследование работы мозга и ее нарушений, гормонов, генов. Однако все эти вроде бы глубоко вошедшие в популярный обиход темы Сапольски разбирает с невиданной подробностью. Обилие научных сведений перемежается примерами из обыденной жизни и массовой культуры.

Созданная писателем и художником Уго Праттом многотомная эпопея о пирате Корто Мальтезе — одна из вершин итальянского комикса и, возможно, главное созданное в ХХ веке произведение приключенческой литературы. Романтика благородных охотников за сокровищами, прекрасных пленниц, таинственных злодеев здесь чудесным образом удерживается от того, чтобы стать китчем, превращаясь вместо того в воздушный миф. Перевод первого тома, «Баллады соленого моря», вышел в прошлом году. Однако именно эту книгу часто считают лучшим произведением Пратта, и уж точно она — самая любопытная для русского читателя. Здесь Корто оказывается в Сибири во время Гражданской войны. Как всегда у Пратта, наравне с выдуманными персонажами в действии принимают участие исторические лица. В данном случае — барон Унгерн и атаман Семенов.

Французский комиксист югославского происхождения Энки Билал известен у нас как режиссер завораживающего фантастического нуара, несколько нелепо названного в русском прокате «Бессмертные: война миров». Выходившая с 1980 по 1992 год трилогия «Никополь» — это первоисточник фильма, более масштабный и еще более причудливый. Париж 2023 года. Страной правят манерные фашисты с клоунскими лицами, Эйфелеву башню облепили инопланетные слизняки, повсюду порхают неприятные херувимы и разгуливают советские хоккеисты. Ко всему прочему, над городом планирует пирамида, в которой заседают умирающие боги Древнего Египта. Несмотря на абсурдно звучащий сюжет, комикс Билала — на редкость суровое и эпическое произведение.

Сказка о мальчике, который съел волшебные семена, научился понимать язык зверей и птиц и отправился спасать принца,— одна из многих, которые Марк Твен сочинял для своих дочек, но единственная, которую он записал. И то не до конца — обрывками. Нашли эти обрывки только в 2011 году. Дописать историю доверили лауреатам премии Кальдекотта супругам Филипу и Эрин Стед. В итоге получилась сказка одновременно классическая — с полетом фантазии и узнаваемым твеновским юмором — и современная, где одним из сюжетов становится диалог самого Марка Твена с Филипом Стедом, где не жалеют афоризмов, действие неторопливо, а нежные акварельные иллюстрации Эрин Стед рассказывают свою, независимую историю.

Дальний Лес Анны Старобинец — место не самое уютное. В ее детективных историях лесная чаща превращается в нуаровое, тревожное пространство, где преступником оказаться может каждый, даже жертва. Этот такой знакомый, неуютный, практически наш мир, где каждое животное торгуется за себя и никто не хочет отвечать за базар,— едва ли не самое разоблачительное чтение для детей о нашем времени. Неудивительно, что после первых книг серии издательства стали от нее шарахаться. Теперь весь «Зверский детектив» переиздан в одном томе — с новой, завершающей серию четвертой частью.

Есть немало неплохих книг о том, что такое музей, но эта книга чешских авторов — единственная, передающая ощущение хорошо проведенной экскурсии. Каждый музейный процесс, от создания выставок до хранения, описан в мельчайших деталях. Инсталляторы ворчат за кадром, таская видеопроекторы и перебирая винтики, в архиве чешут репу, соображая, как бы смонтировать видео об открытии выставки, не забыты ни пиарщица, ни смотрители, ни охранники, ни реставраторы, ни даже завхоз. И все это органично вписано в историю искусства — так, что понятно становится не только про музей, но и про искусство в целом.

Главная героиня — робот, которая, оказавшись на острове, спасает зверей и становится приемной матерью осиротившему гусенку. Сказка о роботе Роз заслуженно получила море призов и в 2016 году стала в Америке книгой года по версии всех — и газеты The New York Times, и библиотечных ассоциаций. Тут и правда проявились лучшие черты детской американской литературы — умение рассказывать увлекательные истории, понимать и описывать животный мир, находить точку соприкосновения между природой и прогрессом.

История о том, как внучка научила дедушку со всеми здороваться — и как он наздоровал себе новую бабушку. Книга хороша не только яркими иллюстрациями — тут очень точно описан и детский взгляд, и дедушкин. С маленького события — дети в парке учат родителей и взрослых здороваться — начинаются большие перемены, и маленькие мирки детских площадок и споров с дедушкой оказываются так же важны, как и большие взрослые миры.

Первая книга новой большой исторической серии от издательства «Пешком в историю», посвященной Древнему Китаю,— исторический задачник от, возможно, лучшего нон-фикшен-дуэта в стране. Тут найдено почти идеальное сочетание истории, игры и познавательных фактов: вырезая фигурки доисторических красавиц, проходя по лабиринту мимо терракотовой армии, расставляя в правильном порядке фигурки китайских воинов, рисуя пиктограммы, читатель заодно узнает, как был устроен быт эпохи Хань, да и что это вообще была за эпоха.

«История елочных игрушек» открывает серию «История всех вещей», в которой следом вышли книги про историю сладостей и историю семейных фотографий. Это очень ностальгические книжки — хотя авторы и стараются рассказать историю целиком, про все яблоки и все золотые шары, но главными становятся артефакты их советского детства — серебряные космонавты и хрущевские кукурузы на елках, пушкинские герои на прищепках. Книга про историю игрушек — конечно, и про историю самого праздника: как появились елки, как их поначалу обвешивали угощениями, а под конец — остроконечными звездами, как их запрещали, как делали самодельные игрушки, как Новый год превратился в Рождество, как влияли на елочные игрушки фильм «Цирк» и гонка вооружений. В общем, и краткая история ХХ века, и отличный подарок к наступающим праздникам.

У молодого издательства «Лес рук» всего три книги, каждая — обязательный пункт в коллекции увлеченного собирателя детской книги. Этим летом, например, здесь впервые издали на русском Реми Чарлипа, американского художника-авангардиста, в середине прошлого века невероятно повлиявшего на детскую книжку-картинку и показавшего, как лаконичный рисунок может передать ощущение движения и что одного этого движения в книге достаточно для сюжета. А прямо к ярмарке выходит перевод прославленной детской книги еще одной знаменитой авангардной художницы — Эсфири Слободкиной. История про неудачную встречу торговца кепками со стаей обезьян хороша именно как законченное художественное высказывание — о том, что абсурд, обнаруженный в повседневности, может превратиться в искусство.

Ульф Старк — второй после Астрид Линдгрен шведский автор для детей, не меньше нее повлиявший на детскую литературу. Он удивительно просто и прямо умел говорить от лица всех маленьких и слабых, давать голос тем, чьи голоса мы обычно не слышим. В его сборнике автобиографических рассказов этот голос слабого слышен так же, как и в прозе. Иногда это забавно — например, в истории о том, как папа повел маленького Старка смотреть на звезды, а того больше занимала не бесконечность Вселенной, а кусты репейника, и по пути они вляпались в собачью какашку («„Это Большой Пес”, сказал я»). А иногда грустно — когда он описывает, как восхищался старшим братом и хотел играть с ним и какие проделки устраивал с ним брат. Но в любом случае далеко от сентиментальных рассказов о детстве.

Повесть о двух мальчишках и их беспечной детской жизни, написанная как будто по заветам Драгунского и Носова: дети попадают в различные передряги и придумывают далеко не всегда безопасные игры, автор наблюдает за их хулиганствами со снисходительным восторгом — помним, мол, что и сами в детстве гуляли. Отличие этой книги в том, что невинные детские игры ее героев — это с каждым днем тускнеющее воспоминание. С беспечных улиц жизнь мальчиков с востока Украины постепенно переходит в подвалы, где они прячутся от обстрелов. И вот уже они играют не с игрушками, а со снарядами, и забывают убегать с улиц, когда раздается тревожная сирена. Доступнейшим образом Никитинский напоминает читателям, что война совсем рядом с их беззаботной повседневностью.

Светлана Бень, лидер группы «Серебряная свадьба», превратила одну из своих песен в чудесную детскую книгу о свободе и воле к творчеству. Оркестр маленьких жучков обитает в доме, где к его ночным концертам относятся без всякого понимания и сочувствия. Однажды, пока жучки исполняют колыбельную, является разгневанный сосед и ломает их инструменты — но герои решают, что музыка вечна, зовут соседей и устраивают концерт на велосипедных звонках, старой водопроводной трубе и различной домашней утвари. На задней обложке — QR-код, по ссылке которого можно послушать жучковую песню. И эта музыка становится логичным финалом: придуманное буквально оживает в нашем присутствии.

В 2008 году, когда графическая адаптация классической книги Сент-Экзюпери в версии Жоанна Сфара стала лучшим графическим романом для детей на фестивале комиксов в Ангулеме, комиксы уже были включены в школьную программу во Франции, но в России еще оставались на периферии детской литературы. Теперь нас комиксами не удивишь, да и Сфар после выхода на русском «Кота раввина» — имя для русского читателя не новое. В общем, самое время для его «Маленького принца», который вообще-то гораздо больше, чем просто комиксовая адаптация. Притчу Сент-Экзюпери Сфар превращает в увлекательное путешествие по разным планетам с их диковинными инопланетными обитателями, и с космическими подробностями эта история читается по-новому.

Очередная титаническая работа издательства «Лабиринт» — комментированная интерактивная «Алиса в Зазеркалье». Для любителей загадок особенно интересна будет вторая часть, которую можно читать как большую шахматную задачу. Но и в целом в книге обнаруживается немало интересного вроде историй про бакенбарды короля Альберта, про то, как двадцатилетний Кэрролл впервые придумал «Бармаглота» для семейного журнала, как маленьких мальчиков в викторианскую эпоху одевали в костюмы скелетиков и прочие необязательные, но оттого не менее обаятельные крупицы знания.

Грандиозный труд, где комментарии не менее ценны, чем сам текст. Повестью Александры Бруштейн о жизни довоенного Вильно зачитывалось не одно поколение, но выпустить комментированное издание удалось только сейчас — до этого комментарии Марии Гельфонд выходили отдельным томом. Текст Бруштейн оказался настолько точен в деталях, что Гельфонд удалось найти в архивах немало о событиях и героях, легших в его основу, и проследить их дальнейшую судьбу. Так, наверное, и должны выглядеть идеальные комментарии к любимым книгам — когда через текст, через рассказы комментатора книгу удается пережить снова.

Джоан Роулинг заново научила мир не только читать сказки, но и покупать сказочные книги с дорогими красивыми иллюстрациями. Новое издание «Сказок Барда Бидля» с иллюстрациями Криса Ридделла — продолжение хорошей традиции: «Гарри Поттера», иллюстрированного Джимом Кеем, «Фантастических тварей» с рисунками Оливии Ломенек Джилл и прошлогодних сказок с иллюстрациями Лизбет Цвергер. Возможно, сами эти сказки, пусть и с комментарием Дамблдора, даже немного менее увлекательны, чем великолепные полосные иллюстрации, позволяющие заново переосмыслить знакомую волшебную вселенную.