Обнялись с Бетховеном

Два концерта — камерный дневной и симфонический вечерний — составили программу дня Бетховена в Зарядье, которую придумал и сыграл ансамбль Персимфанс. Вместе с вокальным ансамблем «Интрада» и солистами Дарьей Зыковой, Евгенией Сегенюк, Борисом Рудаком и Петром Мигуновым бетховенский день Персимфанса завершился Девятой симфонией, братанием и объятиями. Рассказывает Юлия Бедерова.

Персимфанс, воссозданный по инициативе пианиста и исследователя Петра Айду в 2008 году по образцу легендарного московского оркестра послереволюционных лет («Первого симфонического ансамбля»), этой программой активно включился в неофициальную московскую «бетховенскую осень». Недавно в том же Зарядье с примерными интерпретациями симфоний Бетховена, тоже сыгранными небольшим составом в безвибратной манере, но с другим смыслом и настроением, гастролировал оркестр «Академии Святого Мартина в полях». А до него неординарными взглядами на бетховенские партитуры, правда не симфонические, а фортепианные, но трактованные в симфоническом ключе, делились по очереди Рудольф Бухбиндер и Михаил Плетнев в залах Филармонии.

В оркестре Персимфанс заняты многие бывшие и нынешние музыканты плетневского оркестра, включая контрабасиста-просветителя, еще одного инициатора Персимфанса и по совместительству его невидимого дирижера, Григория Кротенко. Впрочем, стиль и дух не только дневной камерной программы (переложения симфоний для фортепианного трио), но и вечерней Девятой симфонии от Персимфанса кажутся отчетливо «антиплетневскими». Дело не только в величине состава — ту же Девятую Плетнев с РНО делал таким количеством участников, что оркестр занял половину партера. Важнее, что вместо пышности баланса и сдержанности штриха и динамики — здесь азартная игра ритмических рисунков, остросюжетная фразировка, а вместо формы, всегда центрированной на медленной части — стремительные темпы: такие, что не успеваешь оглянуться, как вся солидность последней симфонии классицизма развеивается как дым.

Со сцены музыканты утверждали, что симфония с финалом на стихи Шиллера на самом деле — масонская, что до нее главной идеей музыки были «страсти», где Бог посылает на землю Сына, а у Шиллера и Бетховена Бог посылает на землю дочь — «Радость», что простые масонские радости («пить вино, любить своих жен») — вечны и, наконец, что по масонским принципам живет весь современный мир.

По крайней мере, именно по ним, судя по звучанию Девятой, живет и здравствует Персимфанс, наследник революционных оркестровых традиций равенства и братства — без дирижера, произвола и творческого эгоцентризма, но с коллективным вдохновением и соответствующим управлением.

Как открытие зала «Зарядье» повлияло на московскую концертную жизнь

Игра оркестра звучит и выглядит как трюк: музыканты в разноцветном «штатском» используют круговую рассадку, где деревянные духовые — в центре лицом друг к другу, скрипки — спиной к зрителю, и вся спираль закручивается таким образом, что в центре оказывается контрабас. Но в цирковой аттракцион игра не превращается: все придумано, выстроено и отрепетировано, а сам оркестр играет по концертмейстерам (первая скрипка — Марина Катаржнова), даром что часть музыкантов — опытные барочники и отлично знают доромантическую бездирижерскую традицию.

Хотя некоторый элемент цирка в Девятой все-таки был, по крайней мере — в революционно бодрых темпах и жестких танцевальных каркасах, из-за которых Персимфанс в Девятой представлял собой нечто вроде альтернативного коллективного Курентзиса. Так что когда оркестр, хор и солисты добежали до финиша, не разойдясь и не потеряв почти ни ноты по дороге, что по-своему невероятно, объятия на сцене выглядели не постановочно. На бис повторили хоровой фрагмент, зал подпевал, и в честь идеи братства обнимались уже не только на сцене, но и в партере и на балконе — не масонские миллионы, но тоже порядочно.