«Ручной труд — это алмаз, доступный не всем»

В маленьком дворике недалеко от Вандомской площади в Париже на земле лежит голая рыжеволосая девушка и держит в руках пакет. В пакете — кусочки изображений, лоскутки ткани, детали одежды и предметов. Нет, она не выбегала из горящего дома. Не скрывалась от погони. Девушка участвовала в перформансе на презентации новой коллекции украинского бренда Litkovskaya. «Это глубже, чем мода. Это возможность задать себе вопросы, на которые, может быть, боишься узнать ответы. Такие форматы перформансов мне очень нравятся. Будем продолжать»,— объясняет Лиля Литковская, что же произошло тогда в Париже. В интервью Нателе Поцхверии дизайнер поделилась своим взглядом на моду.

— Давай подведем итоги. Как изменился твой бренд и ты сама за последние пять лет? У меня сложилось ощущение, что он уже вырос из определения «нишевой».

— Ты лучше меня ответила. Но все-таки в первую очередь изменилось мое собственное отношение к тому, что я делаю. Я стала увереннее называть Litkovskaya брендом. Из маленького ателье за 10 лет мы выросли в полноценную компанию. У нас работает 20 человек, не считая производства, которое размножает коллекцию. На ноги встала моя любимая urban-линейка LL. Мы вывели ее на международный рынок и очень гордимся успехами.

— Сколько линий у бренда сейчас?

— Основная — Litkovskaya, и линия уличной моды LL. Есть небольшое кутюрное ателье, о котором я предпочитаю не рассказывать.

— Почему ты решила, что тебе нужна еще LL и ателье? Не хватало средств для самовыражения в основной линии?

— Абсолютно. Ателье — это очень личная история, закрытая. LL — это уличная мода, деним, много базовых вещей в моей интерпретации. Когда я была подростком, я обожала переделывать джинсы, перешивать кожаные плащи. Некоторые вещи до сих пор хранятся у моей мамы, и она любит их доставать и показывать. Печворк из 1990-х, джинсы — все это я наблюдала своими глазами в ателье своего дяди и захотела возродить.

— Уличная мода стала мейнстримом. Тебя это беспокоит?

— Мода меняется, тренды меняются. Если ажиотаж вокруг этой эстетики закончится, я не перестану делать то, что делаю. В нашей основной линии я тоже каждый день сталкиваюсь с этой дилеммой. Вышитые вручную шелковые рукава не в моде, но я хочу и буду делать именно такие.

— Раз уж ты сама заговорила о ручном труде, о том, что народные промыслы вновь оживают. Это снова стало модно и интересно. Многие бренды даже берут на себя миссию возрождения национальных традиций.

— Я бы поспорила со словом «национальный», потому как, думаю, это больше история про возрождение ручного труда. И это глобальная тенденция. Мир технологий и глобализации смывает это все с лица земли, но остаются островки живого, неподвластные технологиям,— на том и стоит вся индустрия. Это алмазы, которые не все могут себе позволить, да и не всем это нужно, но ручной труд очень ценен. Я это понимаю, как понимаю и то, что это совершенно некоммерческие вещи. Но это высший пилотаж.

— Появляется много новых брендов, которые игнорируют недели моды, живут в выдуманном ими самими графике. Ты этим путем не идешь, предпочитая стандартную схему: неделя моды — закупки — производство.

— Я сейчас немного похвастаюсь. Когда-то мы показывали свои коллекции в маленьком шоу-руме, а сейчас Litkovskaya — часть официального расписания недели моды в Париже. И я не хотела бы пока отказываться от такой схемы. Да и наши шоу больше напоминают перформансы.

— Но ты не боишься, что со скрытыми смыслами и посланиями можно перебрать? У всех, кто смотрит перформанс, иногда остается впечатление от шоу, но ни единого воспоминания о самой одежде. А все-таки на показы мы приходим за одеждой. Для остального есть театр.

— Интеллектуальной пищи в моде действительно сейчас много. Многие марки играют в эту игру. Другие, наоборот, делают очень легкие и понятные коллекции. Все зависит от того, какие тренды вытянут на поверхность СМИ и в какой котел попадет та или иная марка. Я помню свой 2008 год. Модели шли не по подиуму, а по бассейну, по которому тек ручеек красной краски. В кульминационный момент музыки ручеек уже заполнил весь бассейн и одежда моделей окрашивалась в алый так, как распорядится случай. Это живое. Вот так я хочу, чтобы было. Потому у нас мужчины вышивают. Мне кажется, они как будто бы зашивают свою сдержанность и спокойствие в каждый стежок.

— Мы как-то обсуждали с коллегами твои коллекции. И пришли к выводу, что твой подход к моде близок к подходу мужчин-дизайнеров. Ты как-то иначе видишь женское тело. Ты с этим согласна?

— Забавно, что ты об этом говоришь. Во мне всю жизнь борются мужское и женское начала, и я всегда чувствовала эту борьбу и в своих коллекциях. Как будто соревнование. Женщину Литковской я вижу сразу. Она надевает мои вещи, и два начала вдруг находят баланс. Есть и сдержанность, есть и скрытая сексуальность. Но главное-то все равно — человек. Вещь должна раскрывать личность, помочь вытащить все самое интересное наружу.

— Недавно я смотрела фильм о Дрисе Ван Нотене и пришла к выводу, что человек, который живет в такой красивой обстановке, просто не может делать уродливые коллекции. Красотой пропитана вся его жизнь. Какая жизнь у тебя? Что тебя окружает?

— В дореволюционном здании в исторической части Киева находится моя студия. Вход в студию через кафе Charlotte. У меня стоит японская ширма, которую я искала вечность. Я даже познакомилась с дамой из Макао, которая занимается винтажем. Встретилась с ней в Португалии. Квартира моя с большими парижскими окнами. Я нашла мастера, который смог сделать мне механизм под кремоны. Четверо отказались, но один, безумный, как я, нашелся. Чайные сервизы из Грузии, Стамбула, Парижа. Ложки, тарелки. Каждую вещь я выбирала с любовью. Стол мечты я ждала четыре месяца. То есть всю красоту я собирала по крупицам.

— Кстати, о безумных. Ты легко находишь единомышленников?

— Это удивительно, но вокруг меня есть и побезумнее. Мне очень повезло с командой. Я часто задумываюсь, как мы все такие разные нашлись и встретились у Litkovskaya.

— Почему ты о Литковской говоришь в третьем лице?

— Потому что бренд Litkovskaya делаю не я одна, а целая команда. Они так любят свою работу, что заряжают меня этой любовью. Я в понедельник прихожу в студию, а они уже что-то мне несут показать. Или в ночи присылают какие-то свои идеи. Это так ценно!

— Как ты относишься к копированию?

— Когда меня копируют? С благодарностью. Себя за любые совпадения идей с кем-то страшно ругаю. Стараюсь этого не допускать. Но, к сожалению, идеи витают в воздухе.