Тень Троцкого

Восемьдесят лет назад, 14 декабря 1938 года, был арестован создатель и бессменный руководитель советского «Огонька» Михаил Кольцов. Через год его расстреляли. А журнал, возрожденный с его легкой руки в 1923-м, в будущем году будет отмечать 120-летие

Рожденный 9 (21) декабря 1899 года, «Огонек» был закрыт большевиками в 1918-м. Суровые реалии революционного времени воскрешения массового семейного издания не обещали. Однако случилось невероятное: журнал был возобновлен в 1923-м под прежним названием.

В самом первом номере нового «Огонька» был напечатан материал под названием «День Троцкого». Здесь, надо сказать, журнал продолжал свою дореволюционную линию — рассказывая о том, как складывается рабочий день видных государственных мужей. Так, одним из героев дореволюционного «Огонька» был, к примеру, Столыпин. Новые времена — новые персонажи. Панегирик рисовал вождя Красной армии сверхчеловеком и гением. Даже сегодня люди советской формации, наученные без вопросов относиться к редакционным, передовым и установочным статьям, поймут замешательство советской общественности 95 лет назад. Создавалось впечатление, что «Огонек» владел инсайдерской информацией и представлял Троцкого наследником не названного в редакционной публикации Ленина.

Подпись «Я. Сущевский» непосвященному читателю ничего не говорила, зато посвященным говорила все: под псевдонимом скрывался Яков Блюмкин, «состоящий для особо важных поручений» при председателе Реввоенсовета Республики и народного комиссара по военно-морским делам. Тот самый, который в июле 1918 года в особняке германского посольства в Денежном переулке в Москве застрелил посла графа фон Мирбаха.

Троцкий на страницах «Огонька» — «универсальный человек, представляющий универсальное средоточие высоких человеческих интересов — вождь революции». Его кабинет — «небоскреб мировой политики». О его писательской работе сказано: «Статьи о художественной литературе, сопровождавшиеся огромным чтением десятков книг, сборников, статей и диктовавшиеся летом 22-го года, насколько нам известно большей частью по телефону с дачи, были специальной работой, но в то же время и отдыхом от обычной работы». О досуге: «Иногда, очень устав, Троцкий охотится, бегает на лыжах, удит рыбу, играет в крокет и шахматы. Троцкий овладел искусством государственного управления в огромной стране в переломную эпоху».

«Переломная эпоха» в 1923-м информированными современниками понималась весьма конкретно: Ленин в это время уже был физически немощным и политически изолированным, в пределах Садового кольца все знали об огромной силе триумвирата Сталин — Каменев — Зиновьев. Почему же «Огонек 2.0» начался именно с Троцкого? Ответ в надо искать в архивах.

Герой № 1

Одним из результатов ленинской Новой экономической политики был расцвет печатной индустрии. Ради создания атмосферы политической стабилизации большевики были даже не против реанимации некоторых популярных журналов царской России. Например, 22 июня 1922 года политбюро ЦК РКП(б) решает возродить журнал «Нива» — самый массовый журнал дореволюционной России («Нива», правда, так и не возродится, зато появится толстый журнал «Красная нива», который будет издаваться до 1941-го). Через полгода, к началу 1923-го, подошла очередь создания массового «двухнедельного иллюстрированного, художественно-сатирического журнала»: оргбюро ЦК принимает решение об «отпуске оборотных средств редакции "Правда" на иллюстрированный журнал "Прожектор"» (полмиллиона рублей образца 1923 года на первые четыре номера — с покрытием в четыре срока).

Но попытки запустить «новую регулярную печать» внутрипартийного консенсуса не имеют: принятые решения многими воспринимаются критически, а Троцкий и вовсе — против. Вот что он пишет редактору «Правды» Николаю Бухарину:

«29/I-23 г.

Тов. БУХАРИНУ

Редакция "Правды" приступает к изданию 1) "Прожектора" и 2) "Рабочего художественного слова". "Известия" издают "Красную ниву". Конкуренция "Правды" и "Известий" принимает в данном случае caмыe нецелесообразные и по внешности самые отталкивающие формы. Нам нужны советский центральный орган и нам нужен партийный центральный орган. Но я сомневаюсь, чтобы нам нужна была советская голография и партийная живопись. "Красная нива" плоха и технически, и по содержанию. Думаю, что "Прожектор" будет немногим лучше. Нельзя было бы поставить один хорошо иллюстрированный еженедельник?

Что касается "Рабочего художественного слова", то это уже совсем неуместная вещь. Выходит, что у "Правды" будут два художественных издания: одно — для чистой публики, а другое — для рабочих. Не сомневаюсь, что "Рабочая газета" немедленно заведет себе такое же художественное приложение.

Все эти конкурирующие издания будут, конечно, содержаться за счет объявлений и всяких других подачек, отчасти за счет полупринудительной подписки. Думаю, что здесь можно было бы действовать в более плановом порядке.

Предлагаю "Красную ниву" и "Прожектор" объединить под независимой редакцией, хотя и в тесной связи с редакциями "Известий" и "Правды". Почему бы, например, т. Каменеву не взять общее наблюдение за редактированием этого журнала?

Никакого "Рабочего художественного слова" при "Правде" не заводить. Если вообще такое издание может быть осуществлено, то ставить его нужно, казалось бы, скорее при "Рабочей газете". Но этот вопрос нужно было бы еще тщательно обсудить.

Л. Троцкий».

Именно это особое мнение Троцкого приведет к ликвидации проекта «Прожектор» и… к возрождению «Огонька» — одного, но «хорошо иллюстрированного еженедельника» вместо нескольких.

Он таким и останется на все годы советской власти: главным и единственным еженедельным «иллюстрированным общественно-политическим и литературно-художественным журналом». Одновременно партийным и советским. Для массового читателя из пролетариата и советских служащих. Для партийных функционеров и буржуазных специалистов, попутчиков новой власти из интеллигенции.

Надо ли удивляться, что журнал ответил своему «идейному отцу» панегириком?

Когда Блюмкин и «Огонек» организовали всероссийскую рекламную акцию Троцкому, «сверхчеловек» на самом деле был не в лучшей форме. Он постоянно болел. Руководство Росархива, бдительно охраняющее личные тайны вождей Октября от Дзержинского до Крупской, от Фрунзе до Чичерина, к медицинской карте Троцкого относится халатно. Пожалуйста, читайте. Читаем. 23 января 1922 года Троцкий ноет об очередном отпуске: «за последние 1,5–2 месяца бессонница и невралгия головы сильно меня парализуют».

6 января 1923 года он пишет Куйбышеву: «Я предпочел бы прямо начать с отдыха без предварительного сокращения работы, иначе отдых затянулся бы на время партийного съезда». Сталин первым голосует «за». Отпуск предоставлен на шесть недель в связи с заключением консилиума врачей. 6 марта Сталин выступает с новой просьбой: «Ввиду болезненного состояния тов. Троцкого не торопить его с вопросами о промышленности и отложить рассмотрение последних на следующий четверг, 15 марта». 7 мая Троцкий вновь пишет в политбюро ЦК: «Мне понадобится — помимо отдыха — летнее лечение против подагры (в Ессентуки, если не пустят в Германию). Прошу скомбинировать очередь отпусков». Сталин и на этот раз проявляет заботу: «Пусть, по-моему, скажет сам т. Троцкий, когда именно он хочет начать: а) отпуск для отдыха, б) отпуск для лечения. Я голосую авансом за. Ст.».

Ленин тем временем угасал, а власть Сталина крепчала (журнал и это отразил чутко — портреты Сталина начинают появляться на обложках «Огонька» с № 18 за 1923 год). 14 декабря Троцкий вновь бомбардирует политбюро:

«Консилиум (последний) окончательно отверг малярию, установив инфекцию дыхательных путей на почве инфлуэнцы. Болезнь тянется с начала ноября. Участие в заседаниях даже на моей квартире запрещено, так как ухудшает положение. Работоспособность сведена к минимуму. Уезжать в Сухум, как требуют врачи, сейчас, однако, не считаю возможным. Врачи полагают, что в случае установления морозов улучшение может наступить и в деревне под Москвой, предупреждая однако, что если улучшение не наступит недели через две, то придется все равно ехать в Сухум. Ввиду этого мне не остается ничего другого, как просить об отпуске в деревню на две недели.

Л. Троцкий. 14 дек. 1923».

В Сухум Троцкий уедет и пропустит прощание с Лениным. Позже станет понятно: битва за власть была проиграна им уже тогда.

«Члены ЦК считают…»

Тем не менее «Огонек» продолжил пиарить Троцкого, помещать его совместные с Лениным фотографии на обложке, а к годовщине возрожденного журнала поместил фотоотчет отдыха Троцкого в Сухуме. После этого последовал «первый звонок». Брат Кольцова, художник и карикатурист Борис Ефимов, в своих мемуарах «Десять десятилетий» вспоминает, как Кольцова вызвали в ЦК на Старую площадь. Дверь секретариата Сталина открыл сам генеральный секретарь. Ефимов передает диалог:

«Сталин: Товарищ Кольцов, "Огонек" — неплохой журнал, живой. Но некоторые товарищи члены ЦК считают, что в нем замечается определенный сервилизм.

Кольцов: Сервилизм? А в чем это выражается?

Сталин: Да, сервилизм. Угодничество. Товарищи члены ЦК говорят, что вы скоро будете печатать, по каким клозетам ходит товарищ Троцкий»

Кольцов: Товарищ Сталин, "Огонек" — массовый журнал, рассчитанный на широкий круг читателей, и мы думали, что в наши задачи входит рассказывать народу о деятельности его руководителей <…>».

Генсек этот ответ, судя по всему, запомнил. И Кольцову «близорукость» не простил, хотя вопрос «по факту» решился сам собой — Троцкий просто выбыл из числа «руководителей»: в октябре 1926-го последовало его исключение из политбюро, потом состоялось изгнание из партии (через год), дальше ссылка в Алма-Ату и, наконец, высылка из СССР на Принцевы острова. При этом список зарубежных служебных командировок Кольцова и доверительных поручений по линии высшего руководства только рос. Его тайные вояжи в Европу и конспиративная работа в Германии и Латвии в 1919–1921 годах до сих пор покрыты грифами секретности. Сугубо доверительным поручением Сталина стала поездка в Париж в 1932 году на процесс над убийцей президента Франции Поля Думера белоэмигрантом Павлом Горгуловым (Сталина озадачила шифровка из Парижа, в ней говорилось о слухах, что убийце еще в 1921 году в Праге был выдан советским агентом документ, удостоверявший его военную службу).

Звездный час для Кольцова наступил с началом гражданской войны в Испании. Франкисты подняли мятеж 17 июля 1936 года, а уже 3 августа редактор «Правды» и доверенное лицо Сталина Лев Мехлис просит послать в Испанию в качестве специального корреспондента именно Кольцова: «Согласие товарища Сталина имеется. Просьба отпустить на расходы 1200 долларов».

И уже вскоре Сталину, Молотову, Ворошилову и Ежову пересылают письмо Кольцова, в котором он сообщает об активности лидера испанских социалистов и премьер-министра Кабальеро по сколачиванию блока против компартии и о недостаточной работе компартии в массах. Только Сталину и Молотову идет текст интервью, данного Кольцову председателем Второго («реакционного и соглашательского») интернационала Луи де Брукером. Он в восторженном тоне говорит о «нынешнем состоянии республиканской испанской армии, считает, что в ближайшее время будет восстановлен порядок на Средиземном море и заключено соглашение о выводе иностранных добровольцев из Испании». Когда-нибудь из испанских шифровок Кольцова в Москву (если их, разумеется, рассекретят) можно будет собрать том уникальных свидетельств. Что-то вроде тайной истории советского вмешательства в Испании.

Приступить к ликвидации

Но при всем этом процесс подготовки ликвидации Кольцова, оказывается, уже шел. Не успел закончиться февральско-мартовский (1937) пленум ЦК ВКП(б), который подвел теоретическую базу под Большой террор, как начались чистки.

Сигнал недовольства был подан и Кольцову. Его не выдвинули кандидатом в депутаты Верховного совета СССР первого созыва. Чтобы все-таки попасть в Верховный совет, Кольцов шлет письмо Мехлису и, не дождавшись от него ответа, Сталину. Депутатом он все-таки становится, но уже в мае 1938-го оргбюро ЦК требует очистить кольцовский «Жургаз» «от политически сомнительных людей» («Огонек» писал об этом в № 48 за 2012 год). Список ненадежных сотрудников идет прямиком на Лубянку.

Первая претензия Мехлиса, которого Кольцов считал «родным человеком»: «"Жургазом" должен руководить редакционный совет и его председатель. Но никакого совета нет, а Кольцов — в Испании, то есть фактически в объединении не работает… Руководит "Жургазом" директор, на которого возложены только административно-хозяйственные функции. Долгое время директором "Жургаза" была Прокофьева, ныне арестованная. Сейчас директором является Биневич, связанный с Бубновым (нарком просвещения РСФСР, арестован в 1937 году.— "О") буквально на протяжении десятка лет».

Комиссии советского контроля поручено провести ревизию расходования смет в редакциях: «Финансовая дисциплина отсутствует. Сметы всех газет и журналов и штаты раздуты. Расходование гонорара в большинстве редакций преступное. Во многих изданиях гонорар размечается штатным сотрудникам даже в тех случаях, когда они не пишут статей».

Финансовые претензии были усилены политическими. То, что от кольцовских кадров надо будет избавляться, Мехлису было ясно уже за год до ареста Кольцова.

«Кадры редакций и самого "Жургаза" сильно засорены. В числе 250 редакционных сотрудников "Жургаза":

выходцев из дворян, фабрикантов, торговцев............32

выходцев из мелкобуржуазных партий.................................6

исключенных из ВКП(б).........................................................9

коммунистов, имеющих партвзыскания.....................12

имеют репрессированных родственников..........................23

имеют родственников за границей......................................18

работали в буржуазной и белогвардейской печати.........10».

И далее по фамилиям конкретно, кто чем грешен. Один работал в секретариате Бубнова, другой личный друг сына Троцкого, многие — родственники врагов народа, кто-то пропагандировал фашистские радиостанции, рассказывал контрреволюционные анекдоты и зажимал критику…

Уничтожить можно было каждого сотрудника «Жургаза». Но начали с Кольцова. За ним пришли в ночь с 13 на 14 декабря 1938 года. В вышедшем «Огоньке» теперь вместо «Редактор Михаил Кольцов» стояло — «Редакционная коллегия». А на месте издателя — не «Журнально-газетное объединение. Москва», а «Издательство ЦК ВКП(б) "Правда"». В одночасье «Огонек» (как и все издательское объединение «Жургаз») стал собственностью ЦК.

После 13 месяцев допросов и пыток Михаил Кольцов был включен в список, утвержденный политбюро 17 января 1940 года под стандартным заголовком «Вопрос НКВД». В смертном приговоре, оформленном Военной коллегией Верховного суда СССР 1 февраля, говорилось, что Кольцов «признан виновным в том, что, будучи антисоветски настроенным, в 1923 году примкнул к троцкистскому подполью, пропагандировал троцкистские идеи и популяризовал руководителей троцкизма. В 1932 году был вовлечен в троцкистскую террористическую организацию врагом народа Радеком…» На следующий день Кольцов был расстрелян.

Леонид Максименков, историк