Весной 1928 года конфликт двух гобоистов оркестра Большого театра из-за разницы в оплате труда был использован недругами главного дирижера театра Н. С. Голованова в качестве повода для развертывания беспрецедентной кампании против него. В ходе начавшейся травли Голованова обвиняли во всех грехах — от финансовых нарушений до антигосударственной деятельности. В канун нового, 1929 года противники дирижера, добившиеся лишь его увольнения, но не ареста, активизировались вновь.
«Признать шумиху, поднятую в печати вокруг личности Голованова (на фото) и его общественного значения, искусственно раздутой»
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Из публикации газеты «Труд» «Академическое болото», 6 апреля 1928 года.
В пятницу, 30 марта, в статье «О слухах, к которым нужно прислушаться» мы сообщали о возмутительных явлениях, имевших место в Гос. Ак. Большом театре.
«Вечерняя Москва» в № от 4 апреля и «Комс. Правда» в № от 5 апреля поддержали нашу кампанию за оздоровление атмосферы в Большом театре.
Публикуемый отчет о производственном совещании работников ГАБТ является лучшим подтверждением наших выводов о том, что ЦК и Мосгуботдел РАБИС (профессиональный союз работников искусств.— «История») должны серьезно заняться этим делом и в корне оздоровить атмосферу в Большом театре.
Если бы факты, вскрытые вчера на производственном совещании Большого театра, имели место на любом предприятии, в любом учреждении Советского Союза, то делом расследования их занялось бы не только «общественное мнение», к которому у нас апеллируют, когда дело заходит о Большом театре, но и органы, несколько более сурово подходящие ко всякому произволу, к уродливостям и к бесцеремонному, преступному обращению с государственными средствами.
Работники Большого театра разделены на белую и черную кость. По отношению к черной кости можно применять любые методы «регулирования». Можно заставлять детей театральной школы работать и получать по 3 рубля за выступление, вычитая из них 2 р. 40 коп. «на покрытие дефицита школы», в отношении черной кости можно допускать мелочные ущемления, но «звезд», солистов касаться нельзя. Солисты должны от государства много получать и ничего не давать.
О какой бы области работы ни говорил представитель производственной комиссии, всюду одно и то же: произвол, вопиющая несправедливость, ублажение верхов-солистов и самая беспринципная трата средств.
Вот некоторые факты (привести все факты — не хватит не только газетной статьи, но и целого газетного листа).
Все солисты получают оклады значительно более высокие, чем лучшие специалисты промышленности. Но этого мало: не вырабатывая установленных мизерных норм, они плюс к своим окладам получают еще вознаграждение за... переработку. Козловский, получая 500 рублей с нормой 7 выступлений, выступил 5 раз и получал за переработки. Головин, не доработав нормы, получил переработку в тройном размере. Художник Федоровский за свое немалое вознаграждение обязан был выполнить 2 постановки и, кроме того, оформлять праздничное убранство сцены (в дни разного рода торжественных собраний). Однако он, получая свое жалованье, ни одной постановки не выполнил, а за убранство получал особое вознаграждение рублей по 300, а то и больше. Наркомпрос отпустил 100 тыс. рублей на 8 постановок. Фактически на эти деньги было поставлено 3, но из них в репертуаре осталась лишь одна «Пиковая дама». Надо здесь же оговориться, что постановка «Пиковой дамы» вместо намеченных 12 тыс. руб. обошлась в 24 т. руб. Другие постановки были выполнены также с превышением сметы на 200–300%.
«Козловский (на фото — в центре), получая 500 рублей с нормой 7 выступлений, выступил 5 раз и получал за переработки»
Фото: Ф.Кривоносов / Фотоархив журнала «Огонёк»
Художник Голейзовский три года «проработал» в театре, получая в месяц по 500 рублей за обязательство поставить «Лоло» (правильно — балет «Лола» композитора С. Н. Василенко и балетмейстера К. А. Голейзовского.— «История»). Однако никакой постановки Голейзовский не сделал, никакого следа о себе в театре не оставил, за исключением разве расписок в получении жалованья.
Система самых произвольных авансов солистам и артистическим «верхам» процветает вовсю. Многие брали авансы по 1.000 рублей. Правда, никто их авансами не называет, их скромно называют суммами, выданными «до распоряжения», однако вряд ли от этого легче государственной кассе.
Любопытно, что в отношении высшего персонала не существует ни коллективного, ни индивидуальных договоров. Юридически, правда, договоры имеются, но они только для проформы. Любой солист может себе отвоевать любые условия путем предъявления администрации ультиматума. Такие ультиматумы, по свидетельству представителя производственной комиссии, приняли характер эпидемии.
Отпуска солисты получали не только в летнее время (эти отпуска в размере 2 и больше месяцев они получали «по праву»), но 2–3-месячные отпуска с сохранением колоссальных окладов предоставлялись им и в рабочее время, во время сезона. В результате из-за таких отпусков была сорвана очередная постановка «Лакмэ»: необходимые солисты были в отпуску.
Наиболее ярким было выступление рабочего сцены т. Светова. (Надо, кстати, оговориться, что артисты во время заседания лишь яростно аплодировали наиболее ярким моментам доклада, но выступить в прениях, видимо, у них не хватило мужества). Рабочий Светов заявил:
— На заседании месткома Голованов сказал, что я-де художник и от всякой общественности считаю возможным отойти. Это характеризует отношение к работе не одного Голованова, а всех солистов. Этого быть не должно. Мы живем в рабочем государстве и вправе требовать, чтоб советский театр выполнял свою общественную, просветительную функцию...
В течение одного года или полутора лет в Большом театре совершено несколько самоубийств
Из публикации газеты «Труд» «За кулисами Большого театра», 5 мая 1928 года.
Вчера закончила свою работу профсоюзная комиссия по обследованию положения в Большом театре. В эту комиссию входил и представитель «Труда»...
Конфликт в Большом театре начался именно с оркестра, с гобоев. «Два гобоя» — Иванов и Солодуев. Оба они играют одни и те же партии, имеют одинаковую норму. Но тов. Солодуев недоумевал, почему он за 23 спектакля получает 213 руб., в то время как Иванов только за 18 спектаклей получил 232 руб...
Профсоюзная комиссия, а также и президиум центрального комитета союза РАБИС единогласно решили требовать снятия Голованова из Большого театра...
В заключение президиум ЦК союза отметил недостаточно энергичную борьбу с извращениями в политике заработной платы в театре со стороны союзных органов, в том числе и самого ЦК союза. Кроме того, для урегулирования работы представителей профсоюзов в художественных советах театров решено созвать в ЦК союза специальное заседание указанных представителей.
Из выступления секретаря Московского комитета ВКП(б) Н. А. Угланова на 3-й губернской конференции шефских обществ, 12 мая 1928 года.
У нас в печати сейчас идет большая кампания,— идет борьба вокруг Большого театра. Там тоже старое борется с новым, мертвое хватает за горло живое. Старики консерваторы берут за горло живое и не дают ему дышать и т. д. Само собой понятно, что пролетарская советская общественность, стремящаяся всеми своими силами поддержать новое, не даст схватить за горло живое. В этом нет никакого сомнения. Если у нас в течение одного года или полутора лет в Большом театре совершено несколько самоубийств, то, само собой разумеется, мы мимо этого не пройдем. Мы это заскорузлое, мертвое, стоячее болото разгребем, постараемся растрясти его как следует, чтобы дать выбиться, идти вперед молодым росткам.
Из письма народного комиссара просвещения РСФСР А. В. Луначарского в редакцию газеты «Труд», опубликованного 13 мая 1928 года.
В ответ на сообщенную вами заметку «Академическое болото» в свою очередь сообщаю вам, что нам всем хорошо известна тяжелая ненормальность всего бытового и художественного уклада Большого театра. Вследствие этого, по распоряжению Совнаркома РСФСР, созвана особая комиссия, конечно, с участием НКПроса. Возглавляет ее для полной объективности нарком РКИ (рабоче-крестьянской инспекции.— «История») тов. Ильин. Комиссии этой даны широкие полномочия. Наркомпрос заранее согласен жесткой рукой провести все те меры, которые комиссия найдет нужными.
Вокруг Голованова вольно или невольно группируются симпатии антисоветских элементов
Из публикации газеты «Труд» «Солисты следят за палочкой дирижера», 30 мая 1928 года.
В общей сложности около 24 часов заняли 3 собрания артистов-солистов Большого театра. 25 мая состоялось последнее из этих собраний.
У нас уже сообщалось, что на них обсуждались вопросы нездоровой производственной и закулисной обстановки, получившей название «головановщины».
Последнее собрание протекало в особенно напряженной обстановке. Этому в значительной степени способствовало присутствие «самого» Голованова.
Все выступления, направленные против засилья головановщины в театре, вызывали резкие протесты и крики сторонников Голованова…
Краснознаменец (награжденный орденом Красного Знамени.— «История») Наврузов, посланный партией в театр для работы, вспоминает, как заведующий репертуарной частью Фильшин, желая от него избавиться, рекомендовал ему идти обратно в Красную армию, так как там веселей работать, чем в театре…
С большой речью, продолжавшейся 1 час и 10 мин., выступил в конце собрания дирижер Голованов.
Зачитывая напечатанные на машинке докладные записки в профсоюзную и государственную комиссии, Голованов под одобрительные возгласы своих единомышленников и крики протеста «противников» решительно «снимает» с себя предъявленные ему обвинения в антисемитизме, антиобщественности и развале театра. Единственное, в чем он считает себя виновным,— это в резкости и грубости на работе по отношению к артистам.
— Все то, что приписывается мне и преподносится под термином «головановщина»,— ерунда! Если бы это была правда, я, Голованов, первый закричал бы: «Долой головановщину!»
Коснувшись освещения положения Большого театра в печати, Голованов говорит, что по отношению к нему проводится худшая традиция желтой прессы — травля. Заканчивая свою речь, Голованов просит прекратить его травлю до решения правительственной комиссии, а также решить, нужен ли он производству или нет.
После речи Голованова были зачитаны две резолюции. Первая, предложенная месткомом, признает положение в Большом театре совершенно неудовлетворительным и считает в основном правильным постановление профсоюзной комиссии, требующей снятия с работы в Большом театре Голованова, Лосского (главный режиссер Большого театра.— «История»), Фильшина и еще нескольких административных работников.
Вторая резолюция, резко противопоставленная первой, предложена делегатским корпусом артистов-солистов (Калининой, А. Пироговым и Макаровой-Шевченко — приверженцами Голованова).
Разгорелись споры, грозившие ежеминутно перейти в грандиозный скандал. Странно и неприятно было видеть культурных людей — артистов Большого театра, в ажиотаже обливавших грязью друг друга, не стеснявшихся посторонних для них людей — представителей печати.
В результате голосования явное большинство группы Голованова провело за основу вторую резолюцию.
По вопросу о дирижере Голованове в резолюции говорится: «резолюция предлагает признать шумиху, поднятую в печати вокруг личности Голованова и его общественного значения, искусственно раздутой, односторонней, пристрастной, по существу бездоказательной».
«Большинство собрания считает в интересах производства дальнейшее его пребывание в театре необходимым».
Таким образом, Голованов мобилизует все силы и средства, чтобы остаться в театре. Вокруг Голованова вольно или невольно группируются симпатии антисоветских элементов. Голованов стал знаменем худшей части населения. Симпатии к Голованову, выражаемые под видом защиты «культуры» и прочих высоких вещей, являются тем легальным каналом, через который может выразить свою политическую платформу антисоветский элемент.
Самым серьезным обвинением, выдвигаемым против Голованова, является обвинение в антисемитских поступках и выражениях
Из постановления правительственной комиссии, обследовавшей положение в Большом театре, опубликованного 3 июня 1928 года.
Данные, характеризующие Голованова и роль последнего в Большом театре, говорят о том, что он чужд общественности, груб, не умеет подходить к использованию молодых сил, отдает известную роль кумовству и, наконец, не намечает путей к обновлению Большого театра. В возникающих время от времени конфликтах в Большом театре он сплошь и рядом оказывается центральной фигурой, вокруг которой собираются группы театральных работников, противопоставляющие себя руководству театром.
Самым серьезным обвинением, выдвигаемым против Голованова, является обвинение в антисемитских поступках и выражениях. Однако ни одно из этих обвинений документально не подтвердилось.
Исходя из вышеизложенного и в виду того, что задача реорганизации Большого театра требует спокойной обстановки, комиссия считает необходимым поручить НКПпросу освободить Голованова от работы в Большом театре.
Так как Голованов не просто дирижер старого типа, работающий старыми методами, которые должны быть коренным образом изменены в наших условиях, а крупная дирижерская величина, имеющая ценное значение в общей художественной работе театра, то при нормальных условиях он может быть использован в Большом театре по специальности; однако комиссия считает, что использование его в Большом театре возможно не ранее проведения в жизнь реорганизации театра, намеченной настоящим постановлением.
Из письма членов объединения «Пролетарский театр» И. В. Сталину, декабрь 1928 года.
Уважаемый товарищ Сталин!
Целиком доверяя Вам как выразителю определенной политической линии, мы, нижеподписавшиеся члены творческого объединения «Пролетарский Театр», хотели бы знать Ваше мнение по следующим вопросам, волнующим не только специальные круги, но, бесспорно, и имеющим общекультурное и общеполитическое значение:
1. Считаете ли Вы, что констатированная партией правая опасность в политике, питаясь теми же корнями, просачивается и в область различных идеологических производств, в частности в область художественной литературы и театра? (предложение подчеркнуто Сталиным.— «История»). Относятся ли к проявлениям правой опасности такие факты, как нашумевший конфликт во МХТ-2 (где советская общественность пока победила), как «головановщина» (не ликвидированная до конца в Большом театре, но поднявшая голову в консерватории, где на ее сторону встала... партийная ячейка!), как поощрение Главискусством сдвига вправо МХТ-1 (где советская и партийная общественность пока бита)?..
«Я не могу,— писал Сталин Билль-Белоцерковскому (на фото),— считать "головановщину" ни "правой", ни "левой" опасностью — она лежит за пределами партийных течений»
Фото: Фотоархив журнала «Огонёк»
Члены объединения «Пролетарский Театр» В. Билль-Белоцерковский (драматург), Е. Любимов-Ланской (режиссер, директор театра им. МГСПС), А. Глебов (драматург), Б. Рейх (режиссер), Ф. Ваграмов (драматург), Б. Вакс (драматург и критик), А. Лацис (теаработник и критик), Эс-Хабиб Вафа (драматург), Н. Семенова (теаработник и критик), Э. Бескин (критик), П. Арский (драматург).
По поручению членов группы: В. Билль-Белоцерковский, А. Глебов, Б. Рейх.
Из протокола заседания Политбюро ЦК ВКП(б) №59, 10 января 1929 года.
По поводу заметки в «Комсомольской Правде» от 25.XII-28 г. о Голованове.
а) Считать, что возобновившаяся кампания травли и бойкота Голованова, уже понесшего наказание за его ошибки в прошлом, не оправдывается обстоятельствами дела и неправильна.
б) Предложить «Комсомольской Правде» и всем другим органам советской печати («Правда», «Известия», «Рабочая Москва», «Рабочая Газета» и др.) не допускать впредь подобной кампании.
Из ответа И. В. Сталина В. Н. Билль-Белоцерковскому, 2 февраля 1929 года.
Я не могу считать «головановщину» ни «правой», ни «левой» опасностью — она лежит за пределами партийных течений. «Головановщина» есть явление антисоветского порядка. Из этого, конечно, не следует, что сам Голованов не может исправиться, что он не может освободиться от своих ошибок, что его нужно преследовать и травить даже тогда, когда он готов распроститься со своими ошибками, что его надо заставить таким образом уйти за границу…
(Н. С. Голованов был возвращен в Большой театр в качестве дирижера в 1930 году и вновь уволен в 1936 году. В 1948–1953 годах был главным дирижером Большого театра.— «История»)