Один день Александра Исаевича

Как Владимир Путин открыл для себя памятник Солженицыну

11 декабря президент России Владимир Путин принял участие в открытии памятника Александру Солженицыну на улице Александра Солженицына в Москве. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников считает, что опасения вдовы писателя Натальи Солженицыной, связанные с этим памятником, лишены оснований.

Владимир Путин не раз виделся с Солженицыным при жизни

Фото: Алексей Дружинин/Пресс-служба президента РФ/ТАСС

Было снежно и мокро, улицу Александра Солженицына, бывшую Большую Коммунистическую, не перекрывали до последнего (то есть до Владимира Путина), правда, нельзя было пройти по одному из тротуаров, по той стороне, где стоял памятник: Александр Солженицын, с рукой, заложенной за спину, словно вырастал из тесного ему гранита, и слева на одной стороне небольшого постамента я видел Матрену с собакой, собственно говоря, во дворе, а на другой — Ивана Денисовича. Матрена и Иван Денисович словно поддерживали Солженицына, он вырастал из них тоже, как когда-то они выросли из него. Да, это был хороший памятник, и он имел право победить в любом конкурсе безо всяких скидок (в любом смысле).

Около памятника стояли Наталья Солженицына и скульптор Андрей Ковальчук. Интересно, в какой уже раз они обсуждали его, глядя и сейчас на него без конца?

— Крепко стоит. Не свернешь,— сказала мне Наталья Солженицына.

— Знаете,— ответил все же я,— про Свердлова с Дзержинским тоже так казалось, а потом за одну ночь и все произошло.

Она улыбнулась:

— А нас не свернешь. Но мазать, наверное, будут. Не могут не мазать…— пожала она плечами.

Чтобы так говорить, надо натерпеться, подумал я. Но она ведь и натерпелась.

— Ну и пусть мажут,— пожала плечами Наталья Солженицына.— Пусть тогда всю Россию и мажут. Для меня знаете что самое главное тут? Что Матрена и Денисыч с ним вместе здесь. Все остальное не так важно. И что-то может уйти из того, что с ним связано, конечно. А вот они точно останутся.

И с этим тоже не было никакого смысла спорить. Так и есть, останутся.

Мне-то ведь тоже так казалось.

— Главное — Россия-то сохранится? — спросила вдруг Наталья Солженицына и застала, конечно, врасплох.

— А разве она может куда-то деться? — переспросил я.— Будет обязательно.— Видите, она даже больше становится понемногу.

— Как очень большая территория — конечно,— кивнула Наталья Солженицына. — А как духовная Россия?

Наталья Солженицына призналась, что даже дала скульптору рубашку мужа, чтобы тот мог что-то понять

Фото: Михаил Метцель / ТАСС

Чем больше становится территория, подумал я, тем меньше, конечно, плотность духовности, опять про себя подумал я. Тут по-другому вряд ли может получиться. Арифметика.

— Буквально вот эту рубаху Андрею отдала,— задумчиво продолжила Наталья Солженицына, поглядев на скульптора.— Чтобы ему понятней было.

Ну мог он после этого конкурс не выиграть? Значит, она ему доверяла.

— Я вообще-то несколько проектов сделал,— сказал мне Андрей Ковальчук.— Красное колесо хотел использовать… Ломающееся… Но этот вариант больше всего нравится. Видите, руки за спину заложил? С одной стороны, он привык так ходить и стоять даже: стоя ведь и писал, если вы знаете... А с другой — в лагере ведь так ходили…

Фотогалерея

Устроитель России

Смотреть

Это и объяснять не надо было, но все же он считал своим долгом.

— И знаете,— добавил скульптор,— я ведь его сдвинул немного, он у меня не параллельно улице стоит, а чуть развернувшись…— Асимметрия… Работает на образ… Он ведь никогда не был параллельным чему-то, всегда пересекался… Ну и знаете, тут еще теплотрасса проходит…

— А что-то,— сказал я Андрею Ковальчуку,— вы много конкурсов выигрываете последнее время.

— Почему?! — горячо возразил Андрей Ковальчук.— У нас конкуренция! Слава Щербаков, Рукавишников и Франгулян… Мы вчетвером…

Конкурируем, понял я.

И в самом деле, Андрей Ковальчук был прав. Георгий Франгулян в последнее время вообще три памятника только в Москве установил: и Анатолию Тарасову, и Михаилу Булгакову, и Евгению Примакову. А Ковальчук, справедливости ради, только один.

Почти все тем временем были уже в сборе. И глава Агентства по печати Михаил Сеславинский, и его главный заместитель Владимир Григорьев, и спецпредставитель президента РФ по международному культурному сотрудничеству Михаил Швыдкой, и помощник президента Владимир Толстой, и спецпредставитель президента РФ по вопросам природоохранной деятельности, экологии и транспорта Сергей Иванов... И вот пришел мэр Москвы Сергей Собянин... И я все хотел спросить у мэра, да так и не успел, насчет пятиэтажки за спиной Александра Солженицына. Отчего-то эта потрепанная пятиэтажка очень уж была тут к месту, и двор ее тоже… Не меньше, чем Матренин двор… И это тоже была ведь та Россия, которой так дорожила и Наталья Солженицына, и сам Александр Солженицын. И казалось мне, что другого фона и представить себе невозможно. А с другой стороны, разве не подлежала эта пятиэтажка реновации? Наверняка ведь, и всем своим видом давала это понять. И я хотел спросить мэра, не стоит ли побороться за нее, чтобы так и оставить за спиной писателя?.. Но не смог спросить, и думаю, что хорошо: да ведь вдруг могли бы и оставить, и как тогда людям-то глядеть в глаза потом... Которые ведь не фон, а живут там, а вернее, ютятся десятилетиями… Да, хорошо, что не успел…

И дети писателя были здесь, Игнат и Ермолай… И внук, которого без конца фотографировали на фоне памятника деду, и он сопротивлялся только чуть-чуть… Но что-то понимал при этом: что, значит, надо…

Я обратил внимание, что незаметно приехал и Владимир Путин и стоит на тротуаре, ждет, пока можно будет подойти к памятнику. Он ведь не раз встречался с Александром Солженицыным и при жизни. Но сказал свою речь так, словно сейчас с памятником и разговаривал: слова и мысли были к месту (на котором стоял писатель), нужные и неживые.

— Я хочу сказать, что мир сейчас, в общем-то, сошел с ума, и в очень многих местах мира люди живут не так, как надо бы жить людям: убивают друг друга, держат друг друга в нищете, в голоде и в разных тяжелых обстоятельствах,— произнесла Наталья Солженицына.— И поэтому день Ивана Денисовича еще не кончился. И мы с вами все должны это помнить, смотреть вокруг себя открытыми глазами, и если видим, что Ивану Денисовичу можно руку протянуть и помочь, каждый из нас должен это делать.

Было вообще-то ясно, о чем она говорила и с кем.

Когда президент шел к машине, я обратил внимание, как тянулся к нему один человек, еще один скульптор. Зураб Церетели, который что-то перестал побеждать на таких конкурсах… Но нет, не увидел его Владимир Путин. И Зураб Церетели расстроился, а когда я подошел к нему, обрадованно достал из конверта большую цветную фотографию, на которой тоже был памятник Александру Солженицыну. Писатель был исполнен необыкновенно удлиненным, и особенно длинными были пальцы… Длиннющие такие пальцы, считай что щупальца, не побоюсь этого слова (хотя и страшновато…)… И шея была тоже длиннющая… Ох, все тут было длиннющее. И памятник ведь уже установили на родине писателя, в Кисловодске, и ничего с этим нельзя было поделать.

— Почему он у вас такой длинный? — не удержался я.

— А он мне ведь позировал,— рассказал Зураб Церетели,— и знаете, руками все время так делал (скульптор как-то замысловато покрутил пальцами.— А. К.)… Тогда и родилось!..

Родилось, чтобы жить. И мда, уже не умерло.

— А тендер большой был? — спросил я у Зураба Церетели, вспомнив рассказ Андрея Ковальчука про 71 проект, с которым он конкурировал.

— Нет,— твердо сказал Зураб Церетели.— Я без тендера.

И по-моему, он счел этот вопрос оскорбительным.

А теперь он остановил проходившего мимо Михаила Сеславинского и говорил ему сейчас, что и памятник в Кисловодске тоже надо бы открыть, а то как-то странно: поставили и стоит…

А я все хотел спросить Наталью Солженицыну, как же ей видеть такого забронзовевшего Александра Солженицына после того, как она столько лет уже не видела его живого…

Но нельзя же было.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...