В честь юбилея Петербурга фестиваль "Звезды белых ночей" позволил себе давно невиданную роскошь — пригласить оркестры из разных стран. Оркестров в сводной афише пятнадцать: больших симфонических и камерных, взрослых и молодежных, известных и не очень. Первым из больших, взрослых и знаменитых прибыл Израильский филармонический оркестр во главе с Зубином Метой.
Прежде чем вечером сыграть концерт в Мариинском театре, израильский оркестр днем принял участие в Дне Израиля — официальном мероприятии, посвященном юбилею Петербурга. Приезжие и местные евреи отпраздновали его закладкой первого камня новой еврейской школы, концертом и приемом в Большой хоральной синагоге. Большая часть участвовавших в дневных мероприятиях, от почетных официальных гостей (главный раввин РФ Берл Лазар, израильский политик Натан Щаранский) до рядовых членов общины, пришли и вечером — слушать Третью симфонию Густава Малера. В партере и ложах оказалось непривычно много широкополых шляп, кип и париков. Малеру, который, занимая руководящие посты в австрийских театрах, сильно страдал от антисемитизма, такое и не снилось.
На "Звездах белых ночей" в этом году Малера играют на каждом втором концерте. Какую-нибудь симфонию Малера, монументальную, философскую и весьма эффектную, любит сыграть Валерий Гергиев, имеют пристрастие к такому фокусу и многие другие дирижеры. В том, что Малера же выбрал и Зубин Мета, пожизненный худрук Израильской филармонии, не было никакого "еврейского акцента": когда в конце 1980-х он приезжал в Ленинград с Нью-Йоркским филармоническим оркестром, в программе также была малеровская симфония, ведь известно, что пышные партитуры Малера и Рихарда Штрауса — любимые вещи знаменитого дирижера.
Однако получилось так, что Третья прозвучала почти как произведение на случай. Перед началом концерта слово взял спонсор гастролей Лев Леваев. Кроме обычных слов о пользе благотворительности и дружбе народов, он объявил минуту молчания в память о жертвах очередного теракта. После этого первая часть симфонии, основная тема которой имеет контуры траурного марша, зазвучала с непривычной определенностью. И такая же буквальность, почти функциональность сопутствовала звучанию всей гигантской симфонии. Вообще, малеровской музыке такие вещи на пользу не идут, особенно когда дело касается Третьей симфонии, где композитор отступил от всех жанровых и композиционных канонов и написал своего рода "роман идей" в шести частях, с соло контральто и женским хором (тут израильскому оркестру помогли хор Мариинского театра и Злата Булычева). Третья симфония — это видимость жанровых частей и песен (одна — со словами Ницше, другая — народная детская песенка), "закадровый текст" которой составляет изложенный Малером в лирических темах трактат на темы гетевского пантеизма, "Этики" Спинозы, дионисийства Ницше, духовного выздоровления, обретения гармонии — о высоком. Для дирижера — простор для "авторской" интерпретации, извлечения жанровых и внежанровых подтекстов, свободной артикуляции тем, выстраивания темповой и динамической драматургии. На этот раз ничего такого не было: Мета сыграл симфонию ровно, скромно, разве что не без шика: пластически он, безусловно, один из самых ярких и гармоничных современных дирижеров. Третья оказалась более чем когда-либо похожей на пеструю сюиту разной красивой музыки, и от жутковатого трагизма траурного марша было рукой подать до почти смешного — ликующих кульминаций, звучащих то как Дунаевский (если сохранялся маршевый ритм), то как экстатические голливудские хеппи-энды. Если наконец браться оценивать такое "простодушное", "плоское" исполнение — оно было замечательным. Поскольку под руками у Зубина Меты был великолепно звучащий инструмент. В том, как полнокровно и живо были сыграны все разнородные эпизоды симфонии, оказалось достаточно смысла, чтобы извинить банальности.
КИРА ВЕРНИКОВА