— Видите ли вы мистический смысл в том, что с юбилеем Петербурга совпадает ваш день рождения?
— Вас можно назвать абстрактным светописцем. Кто из абстрактных живописцев близок вам по темпераменту?
— По своей природе лазерное шоу — абстрактное творчество. Сейчас один из моих самых любимых абстрактных — скульптор Ричард Серра. Сейчас много художников, которые много говорят о своем творчестве, объясняют его. А чтобы понять Серра, слова не нужны, так сильно воздействуют его скульптуры. Есть и другие. Джаспер Джонс, например, когда он работает с американским флагом или картами, это великое, завораживающее искусство. Или Сезанн, который совсем не устарел. Вы не чувствуете, что он принадлежит прошлому, он до сих пор влияет на каждое поколение. Мои работы даже не все друзья понимают. Но архитектор Фрэнк Гери, режиссер и актер Дэннис Хоппер, директор Музея Гуггенхайм Том Кренц, многие музейщики меня поддерживают. Лазеры — слишком новое средство художественного выражения, многие использовали их примитивно, не понимая их природы. А я глубоко погрузился в физику. Фрэнк Гери сказал, что я распахиваю двери в будущее.
— Очевидно, ваши шоу тоже нельзя описать словами. Можно ли найти им какой-то аналог, метафору?
— Их можно сравнить с поэзией моих близких друзей, битников Алена Гинзберга, увы, покойного, и Грегори Корсо. Я имею в виду не буквальные параллели, а их образ жизни, их свободу. В невероятно консервативных 1950-х им хватило храбрости жить по-другому и рассказать о своей жизни. Они подошли к жизни с другой стороны и посмотрели на нее так, как никто не смотрел. Поэтому я и похож на них. Я тоже создаю новую, небывалую атмосферу. Шоу вызывают у меня напряжение, как перед боем. Но в каждом шоу я руководствуюсь своей философией, каждое из них — часть меня, визуальное представление обо мне, так как каждый представляет мир по-своему и познает по-своему. К пониманию мира можно прийти через любую религию, любого философа. Я чувствую новую для себя среду и создаю свое видение ее здесь и сейчас. У нас есть пять с лишним чувств, вы знаете? И когда я оказываюсь как тело здесь, в моем теле возникает картина. Свое нематериальное любопытство к пространству я преломляю в физических картинах. Люди думают, что художник самовыражается через живопись, а для меня самовыражение существует еще до "прикосновения кисти к холсту". Я фокусируюсь на себе и мире, как фокусируется человек в момент пробуждения, когда сознание еще не включилось, а подсознание уже выключилось. В эту секунду мы ощущаем все, и эти ощущения я пытаюсь показать.
— Можно ли сравнить вас с дирижером огромного лазерного оркестра?
— Никогда не думал об этом, отличное сравнение. Чаще всего профессию человека можно определить одним словом: вот сейчас со мной сидят банкир, журналист, переводчик. Меня называют художником, но я не знаю, как к себе относиться. На меня вешают ярлык, а я просто делаю то, что делаю. Мне не хватает наглости определять себя словесно. Движущая сила моего искусства — любопытство. У всех бывает момент, когда хочется сконцентрироваться на какой-то вещи, приблизиться к ней или отойти подальше.
— Вы говорили о напряжении перед схваткой. В сражении, которое вы даете в Петербурге, кто ваш главный враг?
— Если использовать образ битвы, то главный враг — белые ночи. Увы, мать-природа так распорядилась... Когда проект стал материализоваться, я первым делом предложил моему продюсеру Бобу Ван Ронкелю устроить шоу 1 января — такой подготовительный праздник — и отмечать юбилей полгода. Но у нас есть 7 тысяч дымовых машин, чтобы шоу было видно, да и белые ночи оказались достаточно темными для лазеров.
— Почему вы впервые используете в шоу музыку?
— Эдуард и Артемий Артемьевы предложили мне это так спонтанно, что я также спонтанно согласился. Почему бы не попробовать что-то новое? В 2004 году в Нью-Йорке я буду совмещать лазерное шоу с оперой.
— Шоу предшествуют ночные репетиции. Вы не боитесь, что горожане подсмотрят и исчезнет эффект неожиданности?
— Когда работаешь на открытом воздухе, полный контроль невозможен. Но на репетициях мы будем включать лазеры по одному, в разной последовательности, прогонять шоу по частям.
— У вас уже есть опыт работы на воде?
— В Лос-Анджелесе я работал на поверхности реки длиной в две мили с 8 лазерными системами. Мы стреляли с моста на мост, и возникал двойной эффект. Люди видели узор лучей и их отражение. Отраженный луч был другого цвета и узора, не стопроцентно, но отличался от оригинального. Эти отражения уже не поддавались компьютерному контролю. Надеюсь, что и здесь возникнет эффект отражения.
— Каким вы увидели Петербург?
— Женственный, элегантный город. А Москва — мужчина.
— В Европе принято противоположное сравнение. Может быть, вы — носитель специфически японского взгляда?
— Я никогда не считал себя ни японцем, ни американцем. Я — это я, где бы я ни находился. Я не просыпаюсь с мыслью о том, что я — японец, живущий в Америке. Многие японские художники намеренно используют японскую традицию, чтобы заявить о себе. Я же сосредоточен на работе, на том, чтобы отразить самого себя. Я — резонирующий человек.