Перед Первой мировой войной Россия не отставала от Запада, а догоняла его
События / история
Говорят, генералы всегда готовятся к прошедшей войне. Опыт Первой мировой войны — яркий тому пример. На рубеже XIX и XX столетий менялся характер войн. Можно сказать, что возникала война нового типа — война, причиной и целью которой была не политика, как прежде, а экономика. Экономика отныне сталкивала государства, приводя их к вооруженному противостоянию, экономика же становилась залогом победы или причиной поражения.
Фото: Kirill KUDRYAVTSEV / AFP
Фото: Roger-Viollet / AFP
Не политики ради, а экономики для
Еще за сто лет до этого, в эпоху Наполеоновских войн, воюющие армии в деле снабжения почти полностью полагались на ресурсы той местности, через которую они проходили. Провиант для солдат и офицеров, фураж для лошадей приобретался или отнимался у местного населения. Это было привычно, это было нормально. Из тыла поставлялись лишь боеприпасы, расход которых не шел ни в какое сравнение с тем, что наблюдалось уже в начале XX века.
Фридрих Энгельс, «Анти-Дюринг» (1877–1878 гг.)
«Ничто так не зависит от экономических условий, как именно армия и флот. Вооружение, состав, организация, тактика и стратегия зависят прежде всего от достигнутой в данный момент ступени производства и от средств сообщения.
<…> Соперничество между отдельными государствами принуждает их <…> с каждым годом затрачивать все больше денег на армию, флот, пушки и т. д., <…> вся организация армий и применяемый ими способ ведения боя, а вместе с этим победы и поражения, оказываются зависящими от материальных, т. е. экономических условий».
Солдат-пехотинец, сражавшийся при Аустерлице, Бородине, Лейпциге или Ватерлоо, имел на себе лядунку с пятью зарядами для своего гладкоствольного ружья, да и процесс заряжания такого ружья требовал определенного навыка, а в условиях боя — и известной сноровки.
Теперь солдат вооружили скорострельной магазинной винтовкой (или ее укороченным вариантом — карабином), они могли нести в подсумках и на ремнях по несколько десятков патронов (в одном подсумке у русского солдата начала XX века — 60 патронов). Появился даже новый термин «носимый боекомплект»: у русского солдата 135 патронов, т. е. 27 обойм. 60 патронов, т. е. 12 обойм, солдату могло хватить на несколько минут интенсивной перестрелки.
Широкое распространение военной техники изменило не только вооружение и методы ведения войны, но и саму экономику войны.
Магазинные винтовки, а еще больше опробованные англичанами во время войны с бурами пулеметы, равно как и бронепоезда, тактика выжженной земли, фильтрационные и концентрационные лагеря (придуманные отнюдь не Сталиным и даже не Гитлером, а джентльменами с берегов туманного Альбиона), блокгаузы (по-нынешнему — блокпосты), артиллерийские орудия, заряжающиеся с казенной части унитарным патроном, авиация и прочее — все это требовало обновления военной стратегии и тактики. Но, главное, абсолютно иного подхода требовала подготовка к войнам.
В эти годы военную мысль залихорадило. Некоторые военные теоретики утверждали, что войны ближайшего будущего станут непродолжительными и заканчиваться будут сами собой. Расчеты расхода боезапаса при массированном применении скорострельного оружия недвусмысленно говорили о том, что через два-три месяца после начала такой войны арсеналы опустеют, а промышленность будет не в состоянии восполнить дефицит боеприпасов.
Это был взгляд оптимистов. Пессимисты так не считали.
Зависимость армий и флотов от развития науки, техники и экономики стала настолько очевидной, что отрицать этот факт было уже невозможно. Армия стала жить экономикой страны. А экономика стала указывать политикам, куда направлять легионы. Войну ждали, и она началась. Была ли готова к ней Россия?
Фото: Roger-Viollet / AFP
Фото: Ann Ronan Picture Library / Photo12 / AFP
Абсолютные показатели лучше относительных
Стереотипный образ России накануне Первой мировой войны — отсталая, сирая, забитая, лапотная страна, лишь недавно выползшая на столбовую дорогу, ведущую к светлому капиталистическому будущему, везде и во всем уступавшая странам Запада. На Западе дымит заводскими трубами и стучит паровыми молотами мощная индустрия «стальных машин, где дышит интеграл»; быстроходные компаунды проносятся по развитой сети железных дорог; банковские империи ссужают деньгами производителей, сливаясь с ними в предпринимательском экстазе и образуя финансово-промышленные группы; там колосятся тучные поля, могучие армии и грозный флот укомплектованы и оснащены по последнему слову науки и техники. А что же Россия? Она, говоря словами одного из героев Андрея Платонова, «страна с отсталой техникой — корягой пашут, ногтем жнут».
По некоторым экономическим показателям, которые принято считать основными, Россия действительно уступала и ведущим мировым державам, и партнерам по Антанте.
Так, накануне войны Россия добывала 36 млн тонн угля (США добывали 517 млн тонн, Англия — 292, Германия — 277, Австро-Венгрия — 54, Франция — 41 млн тонн).
Добыча железной руды в России составляла 9,2 млн тонн, против 63,0 млн в США, 28,6 в Германии, 21,5 во Франции и 16,3 в Англии (меньше добывала Австро-Венгрия — 5,3 млн тонн).
Однако не все так однозначно.
По добыче нефти среди государств обеих коалиций Россия (9,2 млн тонн) была на втором месте после Штатов (34,0 млн). Австро-Венгрия добывала 1,1 млн тонн, Германия — 0,1 млн, а у Англии и Франции добыча нефти вовсе отсутствовала.
По выплавке стали Россия занимала четвертое место в мире, а по объему производства чугуна — пятое (4,2 млн тонн).
Ковалевский М. М., «Экономический строй России» (1900 г.)
«Россия пользуется всеми техническими завоеваниями, сделанными западной индустрией; ей не приходится идти ощупью, испытывать разочарования, которыми полно детство последней»
Правда, в относительных величинах некоторые экономические показатели действительно выглядят не очень впечатляюще. Так, того же чугуна в 1913 году в России на душу населения приходилось в 11 раз меньше, чем в США, в 8 раз меньше, чем в Германии, и в 4 раза меньше, чем во Франции. Но что это за показатель — количество чугуна на душу населения? Ладно бы так высчитывали что-нибудь съестное или алкоголь… Любопытно, впрочем, остановиться на душах населения как таковых, а именно — на их количестве.
Надо иметь в виду, что тогдашнее население Российской империи превышало по численности население других промышленно развитых стран и имело четко выраженную тенденцию к дальнейшему росту. По данным переписи 1886 года, в России жило 113 млн человек, а в 1898 году, как указывал журнал «Вестник финансов, промышленности и торговли»,— уже 129 210 000 человек. Для сравнения, в 1890 году в Северо-Американских Соединенных Штатах было всего 63 млн жителей, в Германии — 50 млн, во Франции и Англии (без учета колоний) — немногим более 38 млн. Только Британская империя, взятая вместе со всеми колониями, при площади в четыре раза большей, чем Россия, обладала населением в три раза большим, чем население России. В 1912 году, когда разгорались Балканские войны, в Российской империи жило 171 060 000 человек, а в год начала Первой мировой — 178 378 800 человек.
Транссибирская магистраль в цифрах и фактах
Указ о строительстве магистрали Император Александр III подписал 17 марта 1891 г.
В сущности, Транссиб образован несколькими железными дорогами: Уссурийской, Сибирской, Забайкальской и идущей по землям Маньчжурии Китайско-Восточной железной дорогой. В европейской части страны было проложено 2045 верст путей, в азиатской — 6095 верст; итого — 8140 верст, или 8685 километров.
Таким образом, в интересующий нас период численность населения России более чем в два раза превышала численность населения Соединенных Штатов. Иначе говоря, рассчитывая показатели «на душу населения», в случае с Российской империей мы всегда будем иметь больший знаменатель, нежели в случае с другими странами. При наличии в числителе приблизительно соотносимых друг с другом цифр это и обусловливает ее отставание.
Россия ступила на путь капиталистического развития значительно позже своих европейских соседей, когда сформировались соответствующие социальные институты, общественные и экономические отношения. Западноевропейский капитализм к этому времени не только вполне сформировался, но и приобрел кое-какой практический опыт.
То есть на старт Россия и Европа прибыли в разное время. При этом Россия практически сразу же начинает демонстрировать столь высокий темп развития, что быстро входит (практически врывается!) в лидирующую группу — и не только не собирается сдавать свои позиции, но и готовится к решительному броску вперед. Почему же мы до сих пор определяем Российскую империю как отстающую страну? Россия в начале XX века не отставала, а уверенно догоняла Европу.
Устойчивые высокие темпы экономического развития России не могли не настораживать ее западных конкурентов. Крепнущая и нарастающая мощь России представляла для них серьезную угрозу, а потому и действовать им надо было безотлагательно: противника следует душить в колыбели, не давая ему возможности развиться и возмужать. Для этого нужна война — желательно, помасштабнее и, по возможности, скорее.
Фото: LL / Roger-Viollet / AFP
Фото: Roger-Viollet / AFP
Развитие телефонии в Российской империи
Эксплуатация телефонных сетей частными компаниями перестала себя оправдывать из-за явно завышенной абонентской платы (это явление было характерно и для Северо-Американских Соединенных Штатов, и для Европы). Поэтому телефонные сети повсеместно переходили в государственную собственность или становились собственностью городских самоуправлений. (Германия, например, в 1896 г. объявила телефон государственной регалией). В Российской империи преобладала муниципальная собственность на телефонные линии, городские же самоуправления сдавали их на правах концессии частным компаниям. Государство оставляло за собой право регулирования тарифной политики. Так, 21 мая 1900 г. Комитет министров принял правила, распространявшиеся на телефонные линии в Санкт-Петербурге, Москве, Одессе и Варшаве. Согласно этим правилам, размер тарифа определялся «на торгах» (сейчас сказали бы: на тендерной основе). Если же чистый доход эксплуатирующей линию компании за год превышал на 10% средства, затраченные ею на приобретение концессии, переустройство сети и ее эксплуатацию, то концессионер обязывался обратить (направить) на понижение абонементной платы часть излишка (ни много ни мало от 40 до 80%). При этом однажды пониженная абонентская плата уже не могла быть повышена. Более того, городские власти устанавливали предельный размер абонентской платы, превысить который концессионер не мог. Такая политика позволила, например, в Москве установить тариф на уровне 79 руб. в год, в то время как городское управление предлагало 89 руб., а компания «Белл» взимала до этого по 250 руб. в год.
Фантастические темпы роста экономики
В конце XIX — начале XX веков Российская империя вступает в новый период своего экономического развития — начинается широкая индустриализация страны. То, что Россия позже других европейских стран перешла к капиталистической системе хозяйствования, давало ей возможность применять обычную для всякого догоняющего тактику — действовать с учетом накопленного соперниками опыта, стараясь не повторять допущенных ими ошибок.
В этот период Россия демонстрировала фантастические темпы роста национальной экономики, с 1885 года до начала Первой мировой войны занимая лидирующее место в мире по этому показателю. Для сравнения: в это время промышленное производство в Англии увеличивалось в год на 2,11%, в Германии — на 4,5%, в США — на 5,2%, а в России — на 5,72%.
Россия уступала Северо-Американским Соединенным Штатам по общему объему производства, но обгоняла по степени его концентрации: в 1910 году в США на предприятиях с числом работников более 500 было 33% всех занятых, а в России — 54%. По энерговооруженности рабочего Россия уступала Соединенным Штатам и Англии, но опережала страны континентальной Европы: на 100 промышленных рабочих (без горной промышленности) в Германии приходилось 73 лошадиные силы, во Франции — 85 л. с., в России — 92 л. с., в Англии — 153 л. с., в Америке — 282 л. с.
В России вырастают новые заводы, появляется новая номенклатура товаров. Россия строит Великий Сибирский путь — Транссибирскую железнодорожную магистраль, которая не только связала центральные губернии с Дальним Востоком, но и соединила Атлантику с Тихим океаном. Теперь от Ла-Рошели до Владивостока путешественник (или коммерческий груз) мог добраться без пересадок, потратив на дорогу немногим более двух недель — скорость по тем временам просто фантастическая, если учесть, что тот же путь «по морям, по волнам» занимал, в зависимости от погоды и типа корабля, три месяца и больше. На рекламном плакате тех лет изящная француженка, стоя на фоне карты с маршрутом Транссиба, протягивала руку японке.
Столь грандиозное строительство своими заказами дало толчок к развитию целых отраслей. Отечественные заводы производили рельсы и костыли, шпалы и вагоны. В Луганске и Харькове был налажен выпуск собственных паровозов. Качество русских рельсов было столь высоким, что они пользовались спросом во всем мире (а ведь железнодорожный рельс — это не просто металлическая болванка; рельс должен быть эластичным и прочным одновременно, чтобы выдерживать и серьезные физические нагрузки, и перепад температур, да к тому же еще должен быть стойким к коррозии). Заказы обслуживали крупные предприятия черной и цветной металлургии. Лучшим подтверждением высокого качества отечественного товара стало заметное событие — в 1908 году русские заводы были приняты в Международный рельсовый синдикат.
На подъеме в этот период было и машиностроение, осваивавшее выпуск всевозможных машин и механизмов, от паровых котлов для кораблей до двигателей внутреннего сгорания (в частности, системы инженера Р. Дизеля).
В 1913 году на долю России пришлось 5,3% мирового производства промышленной продукции (для сравнения: на сегодняшний день эта доля оценивается от силы в 1,5%).
Активно развивалась электротехника, радио и телефония. В Российской империи существовала и развивалась не только внутригородская, но и междугородняя телефонная связь. Серьезным техническим новшеством, поступившим в русскую армию в годы Первой мировой войны, был полевой телефон. В 1914 году в каждом полку имелась телефонная команда при 23 «микротелефонных» аппаратах. К 1917 году в пехотном и стрелковом полку полагалось иметь 40 «полевых микротелефонных аппаратов с фоническим вызовом облегченного образца 1914 года типа Эриксона» со всеми принадлежностями и элементами питания, 16 полевых магнитоэлектрических телефонов, четыре коммутатора на шесть линий, 80 верст полевого телефонного кабеля, 40 катушек для кабеля, 16 фонарей и проч. Все имущество полковых телефонистов помещалось на пяти двуколках и одной парной повозке. На уровне же корпусного и армейского руководства использовалась радиосвязь. Свои телефонные станции имелись и на каждом боевом корабле. Уровень телефонизации накануне Первой мировой войны был таков, что любой корабль, стоящий на рейде порта, мог подключиться к городской и междугородной сети. Для этого было достаточно телефонный шнур с вилкой воткнуть в розетку, расположенную на специальном буе.
К чему весь этот рассказ? Да все к тому же — Российскую империю 1913 года так долго представляли обществу как абсолютно отсталую страну, что невольно хочется воскликнуть: «Это не так!» Да, были проблемы, промахи, просчеты. А у кого, где и когда их не было? Но ведь были и победы — настоящие, большие, зримые. Был парад побед, а нам демонстрируют список поражений.
Оно и понятно — поражения царизма оттеняли победы и достижения советской власти. Что ж, возможно, это не так уж плохо. В конце концов, если есть достижения, почему бы ими не гордиться, сравнивая с предшествующей ситуацией? Но не будет ошибкой заметить иное: в основе успеха советской индустриализации первых пятилеток все-таки лежит успех индустриализации конца XIX — начала XX веков.
Автомобиль «Руссо-Балт» 1911 года. Фото с выставки «Императорский гараж» 2017 года
Фото: Kirill KUDRYAVTSEV / AFP / AFP
Трудности и проблемы
Затруднял развитие российской экономики перед Первой мировой войной и географический фактор. Исторически сложившееся расположение экономических центров четко делило страну на центральный промышленный район, расположенный в европейской части страны, и преимущественно сельскохозяйственную периферию. Европейская Россия в конце XIX — начале XX веков покрылась густой сетью железных дорог, связавших индустриальные и торговые центры. Окраины в этом плане отставали. Там лишь проектировались магистрали, которые будут построены уже советской властью: Турксиб, БАМ и др. Экономическое, а в первую очередь военно-стратегическое значение этих дорог было понятно всем — на Дальнем Востоке актуальной оставалась «желтая угроза», а к Туркестану подбиралась извечная соперница России — Британская империя.
Междугородняя телефонная связь в Российской империи
1 января 1899 г. начала действовать линия Санкт-Петербург — Москва протяженностью 609 верст. Кроме того, телефонные линии связали Москву с Подольском, Серпуховом и Коломной (около 100 верст), Николаев с Одессой (130 верст), Ростов с Таганрогом (около 80 верст), Санкт-Петербург с Гатчиной, Царским Селом, Петергофом и Кронштадтом. На рубеже веков в Харькове было 806 абонентов, в Киеве — 955, в Санкт-Петербурге — 2933, в Москве — 2227 абонентов.
Ситуация, складывавшаяся у западных границ, также вызывала серьезную озабоченность. Промышленно развитые районы близ границы и все Царство Польское в случае начала войны с Германией и Австро-Венгрией оказывались в прифронтовой полосе — со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Юг страны, особенно район Северного Кавказа, хотя и не мог похвастаться высоким уровнем промышленного развития, тем не менее являлся объектом вожделения союзной Германии Турции. Бакинский нефтеносный район непременно должен был попасть на карты германского Генерального штаба, а в Апшеронский полуостров и крепость Грозную должны были быть направлены стрелы, обозначающие наступательные директивы. Потеря нефтяных ресурсов сразу же сказалась бы на промышленности и поставила бы на прикол значительную часть русского флота.
Первые годы XX века характерны возрастанием доли иностранного капитала в экономике России. Средства нерезидентов присутствовали во всех отраслях, от металлургии до рыболовства, и во всех губерниях, от западных границ до восточных. С одной стороны, этот фактор можно было бы считать положительным — иностранный капитал способствовал развитию различных секторов экономики страны, с другой стороны (и это отмечали некоторые авторы тех лет), иностранцы согласованно вытесняли с рынков русских предпринимателей; кроме того, в случае начала войны поведение зарубежных капиталистов было легко предсказуемо.
Безусловно отрицательным фактором надлежит признать чрезвычайно разросшийся бюрократический аппарат страны. Бюрократия, как известно, воспроизводит себя, более того, порождает и иные отрицательные явления, в первую очередь — коррупцию. Российская империя в этом плане не была исключением.
Фото: Maurice-Louis Branger / Roger-Viollet / AFP
Фото: Фохроника ТАСС
Si vis pacem, para bellum
Россия не развязывала войну. Напротив, ей нужен был мир. Ей были жизненно необходимы несколько мирных лет, в течение которых шло бы поступательное развитие ее экономики. Именно об этом в октябре 1909 года в беседе с редактором саратовской газеты «Волга» говорил П. А. Столыпин: «Дружная, общая, основанная на взаимном доверии работа — вот девиз для нас всех, русских! Дайте государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России».
Военные расходы
Русско-японская война 1904–1905 гг. обошлась Российской империи в 2370 млн руб., или в 6328 млн французских франков. Общие же военные расходы России (военные, морские и чрезвычайные) в 1911 г. составили 687 млн руб. (1834 млн фр.), в 1912 г.— 762 млн руб. (2035 млн фр.), в 1913 г.— 866 млн руб. (2312 млн фр.). В пересчете на душу населения (с учетом изменявшейся по годам численности народонаселения страны) это составит: в 1911 г.— 4 руб. 11 коп., в 1912 г.— 4 руб. 46 коп., в 1913 г.— 4 руб. 95 коп.
Не менее глубокие и даже провидческие слова написал в своей «Объяснительной записке к росписи государственных доходов и расходов на 1913 год» тогдашний министр финансов В. Н. Коковцов: «Подводя итоги, министр финансов не может не выразить убежденности в том, что для того, чтобы еще более повысить экономический уровень, достигнутый Россией, ей необходимы всего лишь — учитывая величину ее еще столь мало эксплуатируемых природных богатств, обещающих неисчислимые ресурсы в будущем,— внутренний и внешний мир, развитие интеллектуальной культуры, распространение просвещения и труд ее огромного народонаселения в различных отраслях промышленности, науки и техники. Только на этих условиях и посредством усилий, предпринятых всеми классами населения, Россия может обеспечить себе устойчивое материальное процветание и занять среди других великих держав место, которое ей принадлежит по праву в силу народных качеств и изобилия природных ресурсов».
Латинская поговорка, восходящая к сочинению римского военного теоретика IV—V веков Флавия Вегеция «О военном деле», гласит: Si vis pacem, para bellum («Если хочешь мира, готовься к войне»). В то время когда молодой империализм готовился к новому пределу мира, России благодушествовать было нельзя — порох надлежало держать сухим. Тем более следовало выделять средства на производство этого пороха.
О готовности России к мощному экономическому рывку в Европе знали и не были настроены на предоставление ей времени для усиления. Россию надо было подстрелить на взлете.
В германском Генеральном штабе это осознавали и рассуждали просто: Германия к войне готова и у нее нет оснований ждать, пока к войне подготовятся противники. 1 июня 1914 года начальник немецкого Генштаба генерал Хельмут Мольтке (младший; знаменитый племянник своего знаменитого дяди) сказал: «Мы готовы, и теперь чем скорее, тем лучше для нас».
Первая мировая война началась.