В Париж на выставку
Советская экспозиция на Всемирной выставке 1937 года
За архитектуру павильонов отвечали главные архитекторы своих стран: немецкий возводил Альберт Шпеер, а советский — Борис Иофан. Принципиальный подход у обоих архитекторов оказался почти одинаковым: архитектура плюс скульптура, а отличия были лишь в соотношениях этих двух слагаемых.
Выигравший закрытый конкурс Иофан так потом описывал причину своего успеха: «В возникшем у меня замысле советский павильон рисовался как триумфальное здание, отображающее своей динамикой стремительный рост достижений первого в мире социалистического государства, энтузиазм и жизнерадостность нашей великой эпохи построения социализма... Эту идейную направленность архитектурного замысла надо было настолько ясно выразить, чтобы любой человек при первом взгляде на наш павильон почувствовал, что это — павильон Советского Союза... Я был убежден, что наиболее правильный путь выражения этой идейной целеустремленности заключается в смелом синтезе архитектуры и скульптуры».
Вихрем летела на фашистов
Павильон действительно вышел триумфальным: облицованное мрамором и украшенное гербами союзных республик строение длиной 150 метров, фасадная часть которого служила постаментом для скульптурной композиции «Рабочий и колхозница» высотой 24 метра. Идея этой аллегории пролетариата и крестьянства принадлежала самому Иофану, вдохновленному древнегреческими скульптурами «Тираноборцы» и «Ника Самофракийская», а конкурс на воплощение иофановской идеи в металле выиграла Вера Мухина.
У Альберта Шпеера скульптура, наоборот, составляла лишь «интегральную часть архитектуры». Однако он сумел переиграть Иофана в высоте павильона, причем в последний момент. Естественно, не обошлось без промышленного шпионажа. В воспоминаниях Шпеер написал, как это у него получилось: «Строительные площадки советского и немецкого павильонов располагались прямо друг против друг — продуманная шпилька французской администрации выставки. По чистому случаю, заблудившись, я попал в помещение, где увидел сохраняющийся в тайне проект советского павильона. С высокого цоколя прямо на немецкий павильон триумфально надвигалась десятиметровая скульптурная группа. Я быстро сделал новый набросок нашего павильона в виде массивнейшего куба, расчлененного на тяжелые прямоугольные колонны, о которые, казалось, должен был разбиться вражеский порыв, а с карниза моей башни на русскую пару сверху вниз взирал орел со свастикой в когтях». Шпеер напутал с высотой «Рабочего и колхозницы», что ему простительно: мемуары он писал во время тюремного заключения в Шпандау, куда его отправили после Нюрнбергского процесса.
Гордость Шпеера относительно высоты орла, взиравшего на Париж с пятидесятиметровой высоты, не разделяла Вера Мухина, тоже оставившая воспоминания о той выставке: «Наш павильон и павильон фашистской Германии стояли друг против друга в самом центре выставки. Возникала неловкость от того, что наша группа "Рабочий и колхозница" вихрем летела прямо на фашистов. Но повернуть скульптуру было невозможно, так как она шла в направлении здания. Немцы долго выжидали, желая узнать высоту нашего павильона вместе со скульптурной группой. Когда они это установили, тогда над своим павильоном соорудили башню метров на десять выше нашей. Наверху посадили орла. Но для такой высоты орел был мал и выглядел довольно жалко».
«Иосиф Сталин» и «Сталинец»
За что немцам точно можно было не беспокоиться, так это за представленные на выставке автомобили. В советском павильоне их присутствовало только два — лимузин ЗИС-101 и седан ГАЗ-М1. Первый считался относительно новой моделью, созданной в 1936 году по американским мотивам и внешне смахивавшей на Plymouth 1935 года. «Эмка» и вовсе являлась практически точной копией «Форда» аж 1933 года. Дизайн тогда менялся чуть ли не ежегодно, поэтому обе советские машины уже успели порядком устареть. В павильоне Германии автомобиль экспонировался только один, но зато какой! На пьедестале стоял гоночный Mercedes-Benz W25 c обтекаемым кузовом серебристого цвета и двигателем V12 мощностью 616 л. с., созданный для установления рекорда скорости в своей категории. Остальные страны автомобили на выставку не привезли — для них они не составляли предмет гордости, а были чем-то из ряда обычных, повседневных вещей.
Выставка открылась 25 мая и в первый же день наполнилась посетителями. Некоторые из них пользовались выставочными такси — электромобилями на базе Renault Celtaquatre с открытыми кузовами без дверей, которые специально изготовили в количестве 35 экземпляров для обслуживания Всемирной выставки. Между павильонами курсировали и небольшие автопоезда на электротяге в составе трех-четырех вагончиков. И такси, и автопоезда изготовила фирма SCF по идеям Луи Вернея, получившего за свои работы Гран-при выставки.
Из советских транспортных средств Гран-при получили только трактор «Сталинец» и паровоз серии ИС, являвшийся на тот момент самым мощным пассажирским паровозом в Европе. Высшую награду 16-метровый «Иосиф Сталин» мощностью 3200 л. с. вырвал у скоростного польского паровоза Pm36 с обтекаемым кожухом, которому досталась только золотая медаль. Получил Гран-при и мягкий железнодорожный вагон, представленный на выставке масштабной моделью. В других категориях «большой приз» завоевали проект стоквартирного дома архитектора Андрея Крячкова, Дворец культуры имени А. М. Горького в Ленинграде, станции московского метро «Сокольники», «Красные ворота» и «Дворец Советов», журнал «СССР на стройке», фильм «Чапаев» и множество других экспонатов. Впрочем, жюри оценило не только достижения в строительстве социализма, но и близкие по духу вещи. Два Гран-при достались нашей живописи: выполненному в жанре соцреализма полотну Исаака Бродского «Выступление В. И. Ленина на митинге рабочих Путиловского завода в мае 1917 года» и тонкому, поэтическому творению Александра Герасимова «После дождя», по которому потом еще не одно поколение советских школьников писало «сочинение по картине».
Всего же советская сторона получила 95 Гран-при, 70 золотых медалей, 40 серебряных, 6 бронзовых и больше полусотни дипломов. Автомобилей ЗИС-101 и ГАЗ-М1 среди обладателей наград не оказалось. Закрылась выставка 25 ноября, а за все время ее работы число посетителей составило 33 млн человек.
С первым рейсом парохода
Знаменитую Эйфелеву башню в Париже построили в 1889 году как раз для одной из Всемирных выставок — она служила входной аркой. Кстати, в том году кроме самой башни посетители изумлялись первым автомобилям Даймлера и Бенца. Изначально творение инженера Гюстава Эйфеля планировали разобрать через двадцать лет, но потом передумали, а со временем башня стала символом Парижа.
Судьбу Эйфелевой башни могла повторить и скульптура «Рабочий и колхозница»: ближе к окончанию работы выставки обсуждался вопрос об оставлении ее в Париже на неопределенный срок вместе с советским павильоном. Но что-то не сложилось, и павильон все же начали разбирать, к слову, позже всех остальных, к неудовольствию французских властей. Долго не могли решить, что делать с 2000 квадратных метров мрамора, в том числе одной из самых ценных пород — газганского, добываемого в Узбекистане. Везти обратно оказалось очень дорого, оставить на хранение в Париже — тоже, причем без каких-то определенных перспектив его использования, а хорошую цену за него во Франции никто так и не предложил. Долго рассматривался вопрос о дарении мрамора какому-нибудь коммунистическому или социалистическому муниципалитету, но чем дело кончилось — неизвестно.
Еще одна загадка — количество автомобилей на выставке. На фотографиях видно, что их было только два — ЗИС-101 и ГАЗ-М1, а в документах по демонтажу выставки упоминаются уже три. Исполняющий обязанности ответственного секретаря выставки Федор Васильевич Назаров в декабре 1937 года докладывал в Москву управляющему делами Совнаркома Николаю Алексеевичу Петруничеву: «Остались невывезенными из Франции 3 автомобиля, трактор "Сталинец", статуя рабочего и колхозницы и разный инвентарь и оборудование (лебедки, пила для резки мрамора и разные инструменты). Кроме того, остались два паровоза НКПС. Автомобили и трактор находятся в порту Антверпена, и они будут направлены в Союз с первым рейсом парохода». Что это был за третий автомобиль — пока остается тайной... Удивительно, что никому в голову не пришло продать машины во Франции — это стало бы одним из первых прецедентов советского автоэкспорта.
Кстати, до самого декабря 1937 года никто не знал дальнейшей судьбы застрявшей в Париже скульптуры Веры Мухиной: в том же докладе Назаров писал, что необходимо решить вопрос со статуей «Рабочий и колхозница», и предлагал Моссовету подыскать место для ее установки в столице. В итоге скульптуру установили в 1939 году перед входом на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку, но без павильона, как в Париже, а на обычный постамент. Вера Игнатьевна, всю жизнь возражавшая против такого решения, называла его «пенек». И только в 2009 году при реставрации скульптуры ее вернули на прежнюю высоту.