По случаю столетнего юбилея муниципальный Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко подготовил два гала-концерта. Второй, двухактный, вчера транслировали по каналу «Культура», а о первом, одноактном, показанном вечером ранее, рассказывают Татьяна Кузнецова и Сергей Ходнев.
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Стремление родоначальников уберечь театр от самодовольной напыщенности и ходульного пафоса сохранили и создатели юбилейного гала: художественные руководители Александр Титель (опера) и Лоран Илер (балет), главный дирижер театра Феликс Коробов и главный художник Владимир Арефьев. Основной принцип (никакого официоза, громких речей и прочих свидетельств забронзовения юбиляра) был соблюден. Гала, явно находящееся в дальнем родстве с фирменными коллажами-кинокапустниками «Стасика», которыми в начале каждого сезона театр подводит итоги прошедшего, оказалось настолько живым и непричесанным, что порой трудно было понять: накладка это или шутка режиссера?
С самого начала, когда на киноэкране появился документальный Немирович-Данченко, которого сменил документальный же Станиславский, раз пять снимавший и надевавший шляпу, публика порывалась празднично аплодировать, однако режиссерский юмор не позволял ей слиться в овации. Гала настойчиво имитировало забавные шероховатости театральной жизни. То отцы-основатели самолично притащат трон для короля из оперы «Эрнани». То на сцену съедутся подчеркнуто прозаичные тачки, древние мопеды, мотоциклы, авто и даже какой-то фанерный паровоз; то парящая под колосниками массивная цифра 100 вдруг рассыплется на блоки и они обрушатся на планшет, подняв тучу пыли. То из кулис набегут пожарные, милиция, врачи скорой помощи и сотрудники МЧС, чтобы напористо пропеть переделанный текст из «Любви к трем апельсинам» (воспроизводился начальный эпизод из спектакля Александра Тителя, поставившего прокофьевскую оперу в 2016 году). То голос женщины-помрежа (недостаточно, впрочем, нервный) погонит со сцены выбежавших было на нее корифеек-лебедей — дескать, вас отменили. То арлекины, тоже «отмененные» и гонимые, вдруг вытащат из шляп смартфоны, примутся делать селфи и тут же засылать в сеть. Словом, сквозная юмористическая нота внятно звучала на протяжении всего вечера, чего не скажешь об общем замысле, призванном объяснить логику выбора и последовательности номеров гала.
Впрочем, с балетом все было понятно: обрамляли концерт новинки, вошедшие в репертуар благодаря Лорану Илеру. И были они уместны. После взрыва цифры 100 юмористический фрагмент из балета Александра Экмана «Тюль», в котором распростертые на полу артисты в клубах дыма продолжают свои экзерсисы даже в лежачем положении, оказался как нельзя кстати. А в финале пригодилась кода из неоклассической «Сюиты в белом» Сержа Лифаря — динамичная, массовая, с сольными взрывами больших мужских прыжков и вожделенным фуэте, которое на пятачке авансцены уверенно и непоколебимо открутила Ксения Шевцова, новая этуаль театра, только что выигравшая телеконкурс «Большой балет». Она позволила зрителям достичь наконец вожделенного счастья от балетных подвигов и чистой красоты.
Из новейших приобретений в программу угодил также фрагмент «Одинокого Джорджа». Балет-реквием по последней в мире галапагосской черепахе поставлен в свойственной хореографу Марко Геке специфичной манере: руки и корпус танцовщиков проделывают сотни мельчайших движений в минуту, в то время как ноги лишь изредка отваживаются на крупные па. Признаться, со времен недавней премьеры солисты Стасика посильно «обрусачили» радикальный язык немца: нервная трепетность пришла на смену жесткой механистичности, воплями пластической скорби зазвучали аттитюды солиста. В целом же присутствие этого эпизода (вырванный из контекста, он способен лишь удивить своей непривычностью) можно объяснить разве что желанием режиссеров обеспечить максимально резкий контраст с предшествующим номером — абсолютно традиционным и великолепно исполненным хором из оперы «Хованщина».
Два других балетных фрагмента бесспорны: они принадлежат Владимиру Бурмейстеру и Дмитрию Брянцеву, двум хореографам, которые, собственно, и создали балет «Стасика» с его оригинальной актерской физиономией. К чести театра, спектакли своих покойных главных балетмейстеров он в афише хранит и лелеет, однако к юбилею решил возобновить фрагменты полузабытого наследия. Жизнелюб Брянцев был представлен лирическим финальным дуэтом из одноактного балета «Девять танго и… Бах», явно навеянным «Послеполуденным отдыхом фавна» Джерома Роббинса: в балетном классе встречаются двое, но зародившееся было влечение растворяется в профессиональных заботах. Прима Оксана Кардаш и премьер Денис Дмитриев станцевали этот дуэт с таким грациозным целомудрием, что жизнелюб Брянцев диву дался бы от собственной сдержанности. От мастера ярких хореодрам Владимира Бурмейстера в программу попали «Вариации» на музыку Жоржа Бизе — этот бессюжетный белый балет хореограф поставил в духе неоромантизма сначала для парижан, так что выбор Илера вполне объясним. Наталья Сомова и Иван Михалев в сопровождении артисток кордебалета исполнили эту композицию довольно банально, но с максимальным пиететом.
Оперные фрагменты в программе гала играли двоякую роль: с одной стороны, театр процитировал несколько своих спектаклей, в основном последнего десятилетия. Естественно, без исходной сценографии (сцену оформляли огромные панели-порталы, съезжавшиеся, переворачивавшиеся и выстраивавшиеся по-новому в зависимости от изобразительных нужд номера). Так, помимо пролога из «Любви к трем апельсинам» показали квартет из первого действия «Дон Жуана», стрелецкий хор из «Хованщины» с узнаваемой бело-багряной гаммой костюмов, каватину Изабеллы из «Итальянки в Алжире», где Елена Максимова вышла в платье своей героини из спектакля Евгения Писарева. Был, впрочем, и монументальный финал первого действия «Эрнани» — напоминание о спектакле 1994 года, который сейчас на Большой Дмитровке не идет, внесшее в концерт ноту старомодно-костюмной помпы: кирасы, плащи, мечи и воротники жерновами.
С другой стороны, это был парад нескольких поколений известных артистов оперной труппы театра. Молодые моцартовские голоса (Мария Макеева, Дмитрий Зуев, Сергей Николаев) — в «Дон Жуане»; испытанные Андрей Батуркин, Роман Улыбин, Валерий Микицкий — в «Эрнани»; басовая звезда нынешнего «Стасика» Дмитрий Ульянов в роли Ивана Хованского в «Хованщине». Наконец, несколько номеров и вовсе с репертуаром театра не были напрямую связаны — просто одиночные оперные хиты, призванные выгодно показать того или иного именитого солиста. Нажмиддин Мавлянов отлично спел «Nessun dorma» из «Турандот», попутно показав нечто вроде комического этюда с собственным пиджаком. Николай Ерохин козырнул темпераментом в арии «Что наша жизнь?..» из «Пиковой дамы». Главная звезда МАМТа Хибла Герзмава безо всякого театра ослепительно исполнила большую арию Анны Болейн из одноименной оперы Доницетти. А ветеран труппы Евгений Поликанин показал крепкий советский класс в арии Мистера Икс: тут постановщики, будто убоявшись лишней трогательности, одели артиста в игривый розовый пиджак и дали ему в руки живую собачку (с которой он расстался на словах «и никого со мною рядом нет»). Меняющейся музыкальной стилистике отвечали смены дирижеров: на протяжении концерта за пультом помимо Феликса Коробова побывали Александр Лазарев и Уильям Лейси.
В финале же «Стасик», будто решив подтвердить свое традиционное реноме театра-дома, где всем хорошо и уютно, вывел на сцену весь сонм участников концерта. Под музыку специально аранжированного «Вальса №2» Шостаковича опера и балет, сбившись в смешанные пары, пели и танцевали, а на заднике сменяли друг друга анимированные черно-белые хроникальные кадры. Получилось торжественно, чуть сентиментально и в то же время иронично: трудную задачу — выдержать в протокольном событии человечную интонацию — постановщики решили, не сфальшивив до самого конца.
Юбилеи Музтеатра — нынешний и будущие
Контекст
Строго говоря, официальные столетия театра еще впереди. Отсчет, например, можно начать с 1926 года, когда две совершенно независимые оперные студии (одна — Станиславского, другая — Немировича-Данченко) получили статус государственных и обширную городскую усадьбу графов Салтыковых на Большой Дмитровке, 17. Отцы-основатели жили в общем здании как соседи по коммуналке: каждый со своими артистами, с собственной репертуарной политикой и со своим репертуаром — репетировали и давали спектакли по очереди.
Можно отметить столетие в 2039 году: в 1939-м к оперным артистам присоединились балетные — Владимир Иванович официально принял в Музыкальный театр имени Немировича-Данченко опекаемый им Московский художественный балет Викторины Кригер. Созданный бывшей примой Большого в 1929 году, Художественный балет старался внедрить мхатовские принципы в старинные балеты вроде «Корсара», но вскоре начал ставить и новые, прибегая к помощи мхатовцев. Режиссеры Борис Мордвинов и Павел Марков пытались превратить балет то в психологическую драму, то в реалистическую комедию, и Немирович-Данченко пристально следил за их экспериментами.
В 1938-м, после смерти Константина Сергеевича, Оперную студию Станиславского ненадолго возглавил Всеволод Мейерхольд, после его ареста она вновь осиротела. Подлинное объединение театров-студий случилось только в 1941 году, тогда же театр получил свое нынешнее название: Московский музыкальный театр имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко (титул «академический» ему присвоили в 1964-м). Возглавил муниципальный театр сам Немирович-Данченко, главным балетмейстером стал Владимир Бурмейстер. В первый же год труппа получила боевое крещение в самом буквальном смысле: всю войну она провела в Москве, готовя премьеры между бомбежками и выступлениями.
Нынешние руководители Музтеатра во главе с генеральным директором Антоном Гетьманом справедливо рассудили, что до 2041 года доживут не все, и решили отметить самую первую дату в истории труппы. Именно 100 лет назад, в декабре 1918-го, при Большом театре образовалась Оперная студия, руководимая Станиславским, которая через год от Большого отделилась. Одновременно Немирович-Данченко организовал собственную Музыкальную студию при МХТ. Реформаторы жаждали наполнить «правдой жизни» актерскую игру певцов, а сам оперный жанр спустить с котурнов условности на грешную землю. От них можно проследить «генеалогию» работавших в театре знаменитых оперных режиссеров вплоть до сего дня: от Немировича-Данченко — к Леониду Баратову, от Баратова — к Льву Михайлову, от Михайлова — к его ученику Александру Тителю, нынешнему худруку оперной труппы Музтеатра.