Повышение пенсионного возраста, важнейшее событие в сфере социальной политики уходящего года, парадоксальным образом экономически оказалось не таким уж и значимым как для населения, так и для правительства. И те и другие по разным причинам боялись этого решения многие годы, а когда оно было принято, обнаружили, что долгое ожидание было напрасным. И поэтому кейс с пенсионным возрастом — важнейшее свидетельство не только реалий современной российской социальной политики в целом, но и нашего незнания того, кто и чего в этой сфере хочет.
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ / купить фото
Надо признать, впрочем, что социальная политика в автократических государствах в силу их природы очень мало изучена во всем мире. В тех немногих версиях, которые существуют в англоязычной политологии, акцент сделан на исследования населения — по причине сравнительной доступности информации о нем. А уж исследовать, как принимаются решения внутри частично или полностью информационно закрытого правительства,— задача по большей части нерешаемая даже при более глобальной постановке вопроса, о сути этого режима вообще. Свидетельство этому — мизерное число адекватных политологических суждений и огромная масса выкриков (на всех языках) про «кровавый режим», к которым неожиданно начали присоединяться вполне лояльные ранее группы населения, причем часто вообще не затрагиваемые решением власти о пенсионном возрасте. Например, пенсионеры.
Выкрики про социальную политику режима тоже наличествуют и в большинстве случаев сводимы к упрекам социального блока правительства в жадности в отношении социальных выплат и пособий. В качестве примера щедрости на этом месте обычно приводится Советский Союз (приукрашенный ностальгией по прошлому и собственной молодости — в качестве «социального государства» его политика была на деле очень ограниченной) или сильно мифологизированная в силу своей отдаленности коллективная Европа, причем в качестве образца обычно берутся не достаточно щедрая Швеция или Финляндия и не Франция, а Германия с весьма жестким режимом соцподдержки.
Недавняя ситуация с повышением пенсионного возраста в РФ предлагает альтернативную точку зрения как о российской социальной политике, так и о правительстве, которое ее осуществляет,— и она скорее положительная. Повышение пенсионного возраста, необходимое по экономическим причинам, впервые начало обсуждаться правительством еще в конце 2000-х, но с тех пор непрерывно откладывалось из-за политической конъюнктуры. Судя по всему, в правительстве хорошо запомнили народную реакцию на монетизацию льгот в середине 2000-х и не хотели возникновения аналогичных протестов уже по другому поводу. В результате решение о повышении возраста выхода на пенсию было принято только этой зимой и в выбранной форме неожиданно оказалось незначительным для экономической жизни российского общества. Значимым повышение пенсионного возраста будет для меньшинства — тех, кто выходит на пенсию в ближайшие годы (это около 10 млн человек). Для остальных реформа не более чем повод задуматься о старости и тех новых формах, которые она неизбежно примет. Впрочем, политически цена этого решения все равно оказалась достаточно высокой.
В будущем этот опыт коммуникации по поводу распределения социальных благ может изменить стратегии российского государства в сфере социальной политики в двух противоположных направлениях. С одной стороны, правительство может сделать ставку на преобладание «прямых» методов управления и «прямую» же доставку соцподдержки, как, например, в сфере поддержки рождаемости. Так, большую часть бюджета профильного нацпроекта «Демография» составят прямые выплаты российским семьям за детей. С другой стороны, часть решений может окончательно уйти из сферы публичной дискуссии, чтобы избежать как народного одобрения, так и гнева. По этому пути, видимо, правительство пойдет в части мониторинга состояния здоровья населения. Наконец, такие вопросы, как рынок труда и здравоохранение, видимо, станут ареной для популизма без реального запроса на обсуждение, причем с двух сторон. И если проблемы «неговорящего» (но восклицающего) общества вполне естественны для России, то плохо коммуницирующее в социальной политике государство — это большая проблема. Так, например, базовая технология социального нацпроекта за пределами демографии — социальный контракт, идея лояльного государственным целям социального поведения в обмен на пособие,— невозможна без доверительных коммуникаций.