Следственный комитет возложил на проект Михаила Ходорковского ответственность за гибель российских журналистов в Центральноафриканской республике. В этой стране Орхан Джемаль, Александр Расторгуев и Кирилл Радченко снимали документальный фильм о деятельности российской «ЧВК Вагнера». По данным проекта «Досье», также связанного с Ходорковским, за журналистами следили люди, близкие к этой структуре, а водитель убитых был связан с жандармерией ЦАР. В Следственном комитете это отрицают. По мнению ведомства, «Центр управления расследованиями» Михаила Ходорковского не обеспечил им необходимой охраны. «Коммерсантъ FM» поговорил об этом с Андреем Коняхиным, бывшим главой «Центра управления расследованиями», который отправлял журналистов в республику, а теперь сам выясняет обстоятельства их гибели.
— Насколько расследование проекта «Досье» совпадает с теми данными, которые удалось получить вам?
— По большой части, совпадает.
— А в чем различие?
— В деталях. У «Досье» есть вещи, которых нет у нас.
— Эти детали существенные?
— Я не знаю, что вы считаете существенным. Это не стилистические расхождения. Там много совпадающих деталей, в том числе данные билингов.
— Если перейти к версии, которую опубликовал Следственный комитет России...
— Вы называете это «версией»?
— Есть пресс-релиз ведомства.
— Да, хорошо, пресс-релиз, который они слепили на коленке, даже не получив доказательную базу, которую, как я понимаю, имеет «Досье». По меньшей мере, они должны были запросить эти данные, а не сразу выкатывать какие-то установки, которые у них были с самого начала следствия. Плюс, очень много переврано деталей.
Такое впечатление, что они не читали наших показаний, не получали сканы переписок. Насколько я знаю, сейчас в СК с нашей расследовательской группой творится чехарда.
Дело очень сложное. И очень сложно, когда мальчики приезжают из регионов и начинают по новой рассматривать это дело. Я пока не вижу никаких оснований доверять данным этого следствия.
— СК приводит некоторые факты, например, что «Центр управления расследованиями» предложил журналистам снять сюжет за $20 тыс.
— Это чушь полная. Есть показания, которые я фактически давал под присягой. Ни о каких $20 тыс. речи не идет. Все давали соответствующие показания. Просто люди не разобрались в деталях. Это писал человек, который не погружен в дело, это не следователь, поверьте, писал. Все не так. Не было никакого Мартина? Но есть же у СК все скрины. О чем мы вообще говорим? Что за профанация и издевательство над здравым смыслом? А говоря, что данные «Досье» ангажированы, по-моему, в ведомстве даже не разбираются, если ли разница между «Досье» и «Центром управления расследованиями». Для них это одно и то же.
— А как обстояло дело на самом деле?
— Я уже много раз это рассказывал. Все написано и переписано. Я не хочу в эти детали погружаться, пусть сначала Следственный комитет что-то более внятное расскажет, а не какие-то пустые пресс-релизы выпускает. К тому же, у нас есть джентльменское соглашение с предыдущим следователем, что я особенно ничего не буду говорить по своим показаниям. Пусть я и не давал подписку о неразглашении. Но, так или иначе, я соглашение пока соблюдаю.
— Но водитель группы связан с органами жандамерии?
— По нашим данным, связан. Прежде он там работал. Детали я пока не хочу сообщать.
— Правильно ли я понимаю, что версия следствия неверна вообще? Они даже факты неправильно дают? Или просто их неправильно интерпретируют?
— Там на три четверти все с ног на голову поставлено, все не соответствует нашим показаниям. Вообще они допрашивают людей, которых можно было не допрашивать, при этом не допрашивают тех, кого нужно, или допрашивают их без пристрастия. Все время меняют состав группы.
— Почему, по вашему мнению, так получается?
— Потому что у них не было установки раскрывать это дело, я так себе это вижу.
Прошло полгода, и никто ни слухом ни духом не знает про результаты расследования. Понятно, что оно может длиться десятилетиями, но хоть как-то...
— Вы сами ездили в ЦАР?
— Нет, я не ездил.
— А планируете?
— Пока нет. Я сделал все прививки, но пока не поехал туда. Сейчас там пока делать нечего, я считаю.
— Как долго продлится ваше расследование?
— Я не даю точных сроков. Это мое частное дело, я им занимаюсь. Не установил себе дедлайнов, слежу, смотрю, наблюдаю, собираю и сопоставляю факты. Мне люди в этом помогают.
— Вы собираетесь делиться итогами?
— Когда подойдет время, да. Пока я не вижу такой необходимости. С «Досье» мы какой-то информацией обмениваемся.