Лауреаты третьей литературной премии "Национальный бестселлер" АЛЕКСАНДР ГАРРОС и АЛЕКСЕЙ ЕВДОКИМОВ ответили на вопросы МИХАИЛА ТРОФИМЕНКОВА.
— Что вас так развеселило?
— Просто мы в жизни столько интервью взяли, что давать его самим как-то смешно.
— Сами виноваты. Пошлейший вопрос: как вы пишете вдвоем?
— Так и пишем, как Гонкуры: один стережет рукопись, второй бегает по редакциям. А на самом деле один стучит по клавиатуре, другой подает реплики. Мы давным-давно так пишем статьи, для нас это естественно.
— Так ли невыносимы в Риге "гримасы капитализма", как следует из вашего романа?
— Не так. Нам сложно судить о русской провинции, но понтов, хамства, наглости нечеловеческой в Москве, конечно, больше. А в Латвии все очень ярко и показательно, потому что она пытается стать настоящей Европой, далеко заходит по пути показной европеизации. Как экспериментальная площадка, как полигон Латвия выигрышнее для писателей. Мы гнусно этим воспользовались.
— Согласны ли вы с тем, что ваша книга — встреча "Американского психопата" с "Бойцовским клубом"?
— Так мы сами эту аннотацию и писали. Мы придумывали сюжеты на основе насмотренного кино и Чака Паланика очень любим. Мы отдавали себе отчет, что работаем в русле маргинального мейнстрима, которого на русском языке не существует. Существует Сорокин, который доводит текстовую стилизацию до маразма, или Донцова, Акунин. Странно, что в России никто не делает того, что делаем мы. Почва в России для этого есть, что подтвердил наш сегодняшний успех. Книгу мы придумали бог знает когда, в 2000 году, а с тех пор ничего не изменилось.
— Как бы вы отреагировали, если бы за вас проголосовал Александр Проханов?
— Его священное право, как индивида, голосовать за что угодно. Но мы не любим его самого, мы не сторонники ни его идей, ни литературы, которую он пишет. Если бы он за нас проголосовал, нам было бы неудобно. Мы даже решили послать и Александру Проханову, и Ирине Денежкиной тексты, которые мы о них написали, чтобы они ни в коем случае за нас не голосовали. Ни они нас, ни мы их не любим.
— Откуда у вас поразительная достоверность в описании расчленения трупов?
— Так один из нас все время справлялся с учебником судебной медицины. Когда писали, много смеялись, больше всего — когда описывали сцену порки. На рабочем месте, при коллегах, за рабочим компьютером...
— Совсем как ваш герой, сочиняющий в рабочее время невероятные пытки и казни для своих боссов?
— Более того, все эти фантазии мы написали задолго до романа и в адрес совершенно конкретных людей. Они не для романа предназначались, и все прототипы жертв все про себя прочитали.
— Они, по меньшей мере, живы?
— Надеюсь, даже не обиделись. В большинстве своем они приличные ребята. Мы до смешного мало придумывали, за исключением сцен насилия: журналистская закваска дает себя знать. Если в реальности встречаются яркие типажи, лучше описать их, чем придумывать.