Пионерская зонка

«Зарница» — новая работа Юрия Квятковского и театра «Мастерская Брусникина» по тексту Андрея Родионова и Екатерины Троепольской. В ней влюбленные пионеры бродят по заколдованному русскому лесу будущего, в котором «жучки» — не насекомые, а способ слежки. За ходом игры в «Зарницу» наблюдала Алла Шендерова.

На подиуме, выстроенном в центре зала ЦИМа, вырос техногенный лес: он пронизан лазерными лучами, бьющими из полых железных пеньков, внутри них — трехлитровые банки. В таких хозяйки маринуют огурцы или держат чайный гриб. Здешние банки еще и с зеркальными крышками, а внутри — светящиеся спиральки. В общем, каждая банка — арт-объект.

У лесной хозяйки Журчиньи (на Ирине Петровой стильное сине-зеленое плетеное дранье, боди и колготки в сетку) банка не светится, зато напиток в ней обладает волшебной силой, стоит лишь хлебнуть. А уж если в глаза брызнуть, вообще западешь на кого попало.

Выпьет Журчинья — и ну задирать подол перед маскулинным Ветродуем (на Илье Барабанове пластиковый плащ, под плащом — плетеное белое трико, в карманах плаща — тоже что-то белое, но не порошок: и порошка не надо, чтобы на него заглядеться). В этом лесу водится еще Леха-Лось (на поэте Андрее Родионове — комбинезон, плетенный из толстых ниток, наподобие кольчуги, и такой же плетеный шлем, из которого торчат короткие антенны). Леха шевелит антеннами — видно, улавливает вибрации растений, говорит, что он леший — пастух деревьев и кустов. Вот эта троица и морочит пионеров, одетых в форму для военно-спортивной игры: Марусю (Мария Лапшина), Ярославу (Тасо Плетнер), ее брата-близнеца Ярика (Богдан Кибалюк) и примкнувшего к ним Олега (Родион Долгирев). Последний оказывается сыном министра, на лету парирующим обвинение в том, что он стукач, ответом: «Настоящий мужчина — он как врач / Постучит, послушает, и перед ним — вся картина».

В России будущего и пионеры, и нечисть говорят стихами. Потому что, как объясняет Золотой Ангел, он же Зарница и главный фээсбэшник, следящий за лесными чудищами (на Павле Мисаилове — золоченая ряса, поверх нее — бронежилет, вместо обуви — сигвей), однажды он обратился к самому президенту с предложением, чтобы все министры и депутаты говорили в рифму. «После дело народа — / Подхватить начинанье. / Чтобы речь год от года / Просветляла сознанье». И народ, как следует из текста, подхватил и просветлился. Но это, видимо, было в прошлом. В настоящем пионеры шпарят стихами, новая Русь вообще держава стихотворная, и главный в ней, конечно, Пушкин. Однополую любовь, например, искореняют, потому что Пушкина убил «голубой» Дантес.

Похмельная Журчинья с Ветродуем хоть и говорят стихами, но про то, почему девочкам нельзя любить девочек, а мальчикам — мальчиков, не знают. Брызнули в глаза спящим детям волшебным соком, перепутали, и в Марусю влюбилась Яра — в новой Руси за это судят и принудительно лечат. Кто-то настучит Золотому Ангелу, он прикатит на доске, Маруся в ответ настучит на Журчинью. В общем, к финалу все разрешится. А лазерный свет (Сергей Васильев) станет светомузыкой. Впрочем, одетые в оранжевые комбинезоны лесные духи из Театра музыки и поэзии Елены Камбуровой поют и во время действия, и перед началом, появляясь в фойе среди зрителей, поют чисто и красиво.

Да тут все — по отдельности — красиво: оформление и костюмы Полины Бахтиной (ассистент художника — Мария Зайцева, художник-технолог — Екатерина Крайнева), пластика (Ира Га), отражающая обряды новых русских пионеров и их богов; точные и остроумные актеры, из которых особенно выделяется Родион Долгирев. Его пионер — всем рэперам пример: такой крутой флоу редко встретишь. Но что-то мешает этому безукоризненному шоу от кутюр превратиться в блестящий спектакль. Остроумная и точная в конкретных репликах антиутопия в целом выглядит затянутым капустником, к финалу теряющим всю остроту.

Может, дело в том, что классический драматургический принцип построения пьесы — с единым сюжетом, местом и действием — не поспевает за передовыми визуальными решениями? Или, скорее, так: форма спектакля, продиктованная актуальным искусством, противоречит содержанию — истории новых пионеров, живущих по законам старой тоталитарной зоны и готовых поддерживать эти законы дальше. Не зря же они, вспоминая свои опасные лесные увлечения, бодро поют: «Один раз, один раз / Все равно что никогда. / Вот такая жизнь у нас. / И исчезнет без следа».