Исполненные на "Звездах белых ночей" трехчасовые "Страсти и Воскресение по Иоанну" Софьи Губайдулиной опровергли распространенное мнение, что интерпретация святых текстов не по зубам современной музыке, считает ВЛАДИМИР РАННЕВ.
Сцены не хватило. Оркестровые пюпитры оккупировали треть огромного Смольного собора, обещая вкупе с двумя смешанными хорами и многочисленной батареей ударных исполинскую звучность. И это при том, что сочинения Губайдулиной последних лет склоняются чаще к медитативной созерцательности, чем к жесткой оркестровой патетике. Да и сама идея обращения к Страстям воспринимается сегодня как очень личное, даже интимное высказывание. Трудно ведь взволновать современного homo-pragmaticus евангелическим сюжетом. Но Софья Губайдулина осталась верна одновременно и своей интровертной звуковой метафизике, и традиции Страстей как большой и многозвучной предпасхальной службы. Речь в ней идет о предательстве Иуды, отречении Петра, коварстве Пилата и мучениях Иисуса. При всей истовой религиозности композитора канонического в ее Страстях не больше, чем, к примеру, у Булгакова в "Мастере и Маргарите". Как и культовый роман, это своеобразный философский апокриф. Пересказывая сюжет на своем музыкальном языке, композитор здесь стремится примирить западно-христианский жанр Страстей как "искусства представления" с присущим православному богослужению "искусством переживания". На этом пути она настойчиво избегает тяготения страстного эпизода Евангелия к драматическому действию и излагает его в духе сдержанного ритуального повествования. Детали конфессиональных разночтений при этом отходят на задний план, уступая первенство духовному космополитизму.
При всех колоссальных оркестровых и хоровых ресурсах внутреннее напряжение музыки у Губайдулиной сочетается с внешней строгостью выражения. Последнее, однако, не отнесешь к обыкновенной дирижерской манере Валерия Гергиева, царившего за дирижерским пультом. Поэтому удивительно было наблюдать не свойственные ему строгость и аскетичность жеста, стоическую выправку и лаконизм эмоций. При этом продолжительное и лишенное нарочитой аффектации сочинение не лишилось внутренней динамики, не позволяя расслабиться переполненному залу.
"Страсти по Иоанну" уже звучали в Петербурге на "Звездах белых ночей" 2001 года. Тогда их российская премьера последовала сразу за штутгартской, где сочинение было заказано Академией Баха. Но это только первая часть большого диптиха, объединенного в "Пасхальную ораторию". Вторая — "Воскресение Иисуса" — прозвучала в Петербурге впервые и воскресила в памяти просветляющие финалы романтиков-пантеистов, оставаясь верной их идее утешения во "вкушении небесных радостей".
