Свое 650-летие Симонов монастырь встречает если не в запустении, то в забвении.
Вид на Симонов монастырь. Гравюра XIX века
Фото: Fine Art Images / DIOMEDIA
—
Мы идем с реставратором Ольгой Галаничевой, главным архитектором 13-й мастерской «Моспроекта-2», по столичному Симонову монастырю. Восточная улица, окрестности метро «Автозаводская». Когда-то это была дальняя московская окраина, а теперь почти центр. В двух шагах — ревущее Третье кольцо, суетная и шумная городская жизнь. А здесь — словно выпадаешь из времени и пространства. Тишина, безлюдье, чистый снег.
Если бы Симонов монастырь не взорвали в 1930 году, то он потягался бы за первенство в столице и с Донским, и с Новодевичьим.
Не только давней, с XIV столетия, историей, в которой фигурируют и Сергий Радонежский, и Дмитрий Донской, и Кирилл Белозерский, и первый российский патриарх Иов, и цари Алексей Михайлович и Федор Алексеевич, и Карамзин, и Веневитинов, и Аксаков. Всего не перескажешь… Здесь был величественный, преисполненный мощи и силы архитектурный ансамбль с древним пятиглавым собором, пятью крепостными башнями, высоченной колокольней по проекту Константина Тона. Одних храмов в монастыре было шесть.
После катастрофы 1930-го остался один — трапезный — храм Тихвинской Божией матери. Уцелели три башни, в том числе и самая знаменитая — «Дуло», несколько служебных построек. На месте собора и колокольни — конструктивистский ДК ЗИЛ, отгородивший остатки монастыря от улицы. Не многие заглядывают сюда. А заглянув, удивляются, примерно как мы с Ольгой Галаничевой.
Сакральный взрыв
От многих других московских святынь, уничтоженных в 1920–1930-е годы не терпевшей идеологической конкуренции коммунистической властью, Симонов монастырь отличает какой-то нарочито сакральный характер этой жертвы.
В феврале 1930 года «Огонек» посвятил разрушению монастыря радостную публикацию и даже вынес тему на обложку. Шапка «Вместо крепости церковного мракобесия — рабочий дворец культуры» — характерна для тех лет, типичное замещение старых символов новыми. В публикации «Огонька» подчеркивалось, что собор и крепостные стены сознательно взрывали в шестую годовщину смерти Ленина, в ночь на 21 января 1930 года. Эта жертва в память об усопшем вожде была — не подобрать иного слова — воспета тогда же в «Правде» основателем советского «Огонька» Михаилом Кольцовым:
«…Закладывают пироксилиновые шашки… А потом грохот… менее сильный, чем ожидалось… Еще один удар…
Нет, это замечательно! — собор раздробился на совершенно отдельные, разъединенные цельные кирпичи. Они лежат как горка сахара-рафинада…
В шестую годовщину, в ленинскую ночь, Сталин и с ним вся партия заложили новую смену пироксилиновых шашек. Под старую деревню. Между самых глубоких корней ее старого уродливого уклада — для того, чтобы на его месте создать новый обобществленный, социалистический.
И пятнадцатый съезд уже за поворотом, мы идем открытым морем дальше, на встречные огни шестнадцатого. Новые взрывы, и с ними взлетает, отрывается от земли целый класс, доселе живучий и крепкий, как стены этого монастыря».
После взрыва 8 тысяч рабочих на субботнике разбирали монастырские руины и укладывали в штабели добытый кирпич. Увенчал дело торжественный митинг.
Новые времена
Торжество разрушения 1930-го продолжалось десятилетиями. Уцелевшие прясла крепостной стены обваливались, реставрация, начинавшаяся в монастыре в 1960-е и 1980-е годы, дважды обрывалась из-за безденежья. 45-метровая башня «Дуло» треснула по всей высоте и была схвачена стальными скрепами, чтобы не рухнула вовсе. Монастырские здания занимал промышленный комбинат общества «Рыболов-спортсмен» — здесь делали крючки и прочие рыболовные снасти. Сводчатые палаты XVI–XVII веков были превращены в цеха, заставленные оборудованием. В стенах и сводах пробивали отверстия для промышленных нужд. Территория обратилась в помойку…
Шестьдесят лет спустя возрождение монастыря началось, как ни странно, с того же — с разгребания завалов.
В 1991 году остатки Симонова монастыря возвратили верующим, и они начали избавляться от советского «наследия».
Благоустраивали территорию, собирали обломки надгробий уничтоженного монастырского кладбища. Расчищали подвалы храма от хлама, мусора и земляной засыпки в несколько метров. В храме не было ни кровель, ни окон, по весне по древним стенам ручьями текла талая вода, на крыше росли деревья… Знаменитый, отмеченный в фундаментальных трудах по истории русского искусства голландский щипец (фронтон трапезной) держался на честном слове, только за счет собственного веса, никак не был укреплен. Сегодня во все это уже трудно поверить, так много восстановлено трудами прихожан.
Особый приход
Эти стены были созданы для защиты, но себя защитить они не смогли
Фото: Кристина Кормилицына, Коммерсантъ
В бывшем Симоновом монастыре действует православный приход Тихвинского храма, имеет статус Патриаршего подворья. Приход в Симоновом монастыре совершенно особенный. В 1990-е он вообще был такой один во всем православном мире, теперь появились в Москве и провинции другие, созданные по его образцу. Но сюда по-прежнему едут издалека, из других городов и регионов России. И прихожане здесь особенные.
Официальное название православного сообщества бывшего Симонова монастыря — «Община слепоглухих, глухих и слабослышащих православных христиан». Она была создана в 1991 году по благословению патриарха Московского и всея Руси Алексия II.
Здесь служат на языке глухонемых. Настоятель, возглавляющий приход с 2001 года, протоиерей Андрей Горячев, общается с прихожанами и теми, кто служит при храме и в трапезной, на том же языке. Невозможно ведь представить таинство исповеди с сурдопереводчиком… Здесь в особой чести резные иконы — не из-за искусства мастеров, а потому, что их можно воспринять и постичь на ощупь.
Община небогата, но помогает четырем детским коррекционным школам-интернатам в Калужской, Тамбовской, Рязанской и Владимирской областях и Центру социального обслуживания населения в Новозыбкове Брянской области. И не только духовно окормляет, но и покупает для них одежду, школьные принадлежности, учебники, спортинвентарь. При храме есть библиотека и «Театр жестовой песни», который выезжает в школы-интернаты, участвует в фестивалях, устраивает концерты и театральные постановки на Рождество, Пасху и День Победы…
В бывшем Симоновом монастыре сегодня нет ни намека на богатство или какой-нибудь внешний лоск.
Здания не отделаны с иголочки, не зареставрированы. Их вид благороден — для тех, кто умеет ценить подлинную древность, а не туристический продукт.
И надо сказать, что к Симонову монастырю неприменимо слово «запустение». Для прихода слепоглухих и слабослышащих, понятное дело, не относящихся к сильно зажиточным категориям нашего населения, огромная территория и несколько старинных зданий — ноша почти непосильная, если думать о масштабной реставрации комплекса. Для повседневного использования приходу они, по большому счету, не нужны, не необходимы. Однако Казначейские кельи, Келарский корпус, «Сушило» (пятиэтажный дворец XVII века, пусть и строился для хозяйственных нужд) не брошены на произвол судьбы, не открыты всем ветрам и случайным визитерам. Здания потихоньку ремонтируются, поддерживаются, отапливаются, в них есть свет. Повсюду видна рука заботливого хозяина, который, по крайней мере, не дает постройкам разрушаться.
Однако работы в монастыре — непочатый край. Комплексу Тихвинского храма и Трапезной с ее уникальным сводчатым залом, обжитому прихожанами, требуется и реставрация фасадов, и вычинка кладки, и защита от атмосферных воздействий. В аварийном состоянии центральная лестница. Знаменитая башенка-смотрильня царя Федора Алексеевича над специально построенными для него палатами, с которой он, по преданию, любовался панорамой Москвы, перекрыта временной кровлей. Огромные помещения и здесь, и в других зданиях либо пустуют, либо используются как склады.
И уж совсем беда — с могучими крепостными башнями. Осенью 2018 года случилось обрушение на башне «Дуло» — выпал огромный кусок кладки. Ольга Галаничева объясняет: нарушена гидроизоляция, забиты древние водометы, кладка перенасыщена влагой. «Если когда-нибудь осуществится концепция музеефикации с показом башен и стен,— мечтает вслух Ольга Галаничева,— то возможен маршрут: войти в Солевую башню, подняться по лестнице, все осмотреть, выйти на площадку взвоза, перейти на южную стену, по стене пройти насквозь Кузнечную башню и далее до башни "Дуло"».
Реставраторы мечтают открыть тайны древних сооружений и потому настаивают на реставрации максимально бережной. «Страшно утратить какую-то информацию, не донести ее до потомков, простите за пафос,— говорит Ольга Галаничева,— особенно когда мы не знаем ответов на многие вопросы. Например, Солевая башня имеет 17 граней, а "Дуло" — 23! Как это размечалось древними зодчими, у них была иная метрическая система? Или это некие сакральные знаки? В Трапезной и "Сушиле" чрезвычайно интересно будет разобраться с разными строительными периодами XVII века и изменением замыслов зодчих, в том числе и по царским повелениям…»
По многим зданиям Симонова монастыря, и крепостным башням в том числе, в недавние годы были выполнены за государственный счет проекты реставрации. Но годы проходят, проекты стареют, а в жизнь не воплощаются. На реставрацию у прихода нет денег, ведь счет как минимум на сотни миллионов. А светские и духовные власти как будто позабыли о Симоновом монастыре.
Проекты и концепции
С другой стороны, отсутствие средств на реставрацию можно объяснить: если начинать масштабные работы, нужно представлять их финал и дальнейший сценарий, по которому будет жить Симонов монастырь. Как принято нынче говорить, нужна концепция.
Планы развития территории Симонова монастыря в последние десятилетия, конечно, существовали и существуют. Обсуждались перспективы возрождения здесь монашеской обители, делались эскизные проекты приспособления части построек для жилья монахов. Планировалось создание Духовно-реабилитационного центра для слепоглухих, глухих и слабослышащих — с детским садом, домом престарелых, художественными и ремесленными мастерскими. Крепостные стены и башни должны были стать доступны для посетителей. В Солевой башне предполагалось разместить музей истории монастыря, а на ее втором ярусе устраивать концерты духовной музыки. Проекты и концепции исправно подавались в светские и духовные инстанции. Но окончательного решения, как видно из самого нынешнего состояния монастыря, нет. А на нет и суда нет, денег соответственно тоже.
Как говорят в Симоновом монастыре, «Богоматерь словно хранит это место для какой-то высокой цели». Но пока никто не знает, для какой.
Между тем и славная монастырская история, и высочайшее качество архитектурных памятников XVI–XVII веков заслуживают, безусловно, лучшей участи. В первую очередь заслуживают внимания со стороны Министерства культуры России и столичных властей, давно уже реализующих специальную программу восстановления церковных памятников.
Примеры ведь есть — в недавние годы принимались специальные правительственные решения о комплексной реставрации Соловецкого, Ново-Иерусалимского, Новодевичьего монастырей, и непосильные задачи становились реальными, по крайней мере, в части выделения бюджетных и привлечения внебюджетных средств.
И в конце концов, разве реставрация объектов культурного наследия федерального значения и выдающихся памятников древнерусского крепостного зодчества в Симоновом монастыре не достойна отдельной строки в новом национальном проекте «Культура»? Ведь если мы покончили с пироксилиновыми шашками и классовой борьбой, то нужно наконец ликвидировать в Симоновом монастыре последствия ночи на 21 января 1930 года…