При всей его кровавости дело чеченцев правое

ФОТО: AP
Дело чеченцев справедливое и правое. Говорить такое сейчас, спустя всего один день после того, как чеченская смертница взорвала себя и по крайней мере еще 17 человек, может показаться чудовищным. И тем не менее как бойни, устроенные ИРА, не лишают легитимности кампанию по борьбе католического населения за свои гражданские права, так и этот акт со смертельным исходом не должен отвлечь наше внимание от страданий чеченского народа.
       Чеченцы добивались независимости от России в течение 200 лет, и им приходилось бороться с агрессивными попытками ассимилировать их или даже осуществить этническую чистку и изгнать их с земель, которые они населяли более 2000 лет. Нетрудно понять, почему чеченцы не хотят иметь ничего общего с Россией.
       После распада Советского Союза в 1991 году чеченцы вновь открыто выразили надежду на независимость. Реакция России была столь безумной и беспорядочной, что ее даже трудно сформулировать. Томас де Вааль, редактор кавказского сектора Института военного и мирного репортажа, сумел лучше всех описать ее: "Москва испробовала следующую тактику в следующем порядке: поддержать новый режим — угрожать ему — высадить войска — отступить — вести переговоры и блокировать — вооружать оппозицию — бомбить — объявить о победе — вести переговоры — сдаться — поддержать новый режим — игнорировать его — угрожать ему — бомбить — заявить о победе". Вам все ясно?..
       Чеченцы имеют несчастье жить на больших запасах нефти, к тому же через регион проходят жизненно необходимые для России трубопроводы. Российские лидеры не желают отдавать все это людям, которых считают кучкой отсталых крестьян.
       Путин утверждает, что его действия оправданы войной с террором, тем самым превращая в посмешище действительно крайне важную борьбу с "Аль-Каидой". Чеченцы обращаются к исламофашизму только потому, что все другие средства исчерпаны."
       
The Independent
Лондон, Великобритания



Спустя миллиард долларов Сорос завершает свою миссию в России
       Он впервые приехал в Советский Союз в конце 80-х годов и обнаружил общество, вступившее на долгую и мрачную дорогу в пропасть. Вооруженный одним из самых крупных мировых состояний, он взял на себя спасение ученых, естественников и гуманитариев, а потом пытался способствовать появлению на свет демократических институтов — в стране, которой само это понятие было чуждо.
       Спустя всего лишь 15 лет и $1 млрд Джордж Сорос пришел к выводу, что его миссия завершена. Поскольку правительство в Москве стабильно, а в стране нарождается новое поколение собственных предпринимателей, занимающихся благотворительностью, международный финансист решил отдать Россию в распоряжение россиян и свернуть свою деятельность в стране, поглотившей немало его времени и сил.
       Уход Сороса как крупнейшего благотворителя станет важной вехой в развитии России после 1991 года, года распада СССР. Ни одна другая частная инициатива, исходящая от Запада, не имела влияния на формирование новой России, сопоставимого с влиянием института "Открытое общество".
       В некоторых частях света 72-летний Сорос считается подозрительной фигурой. Но для россиян, строивших новую страну, он стал крестным отцом перемен.
       Сегодняшняя Россия мало напоминает ту страну, которая встретила Сороса в 1988 году. "Изменения огромны,— соглашается Сорос во время интервью в гостиничном номере в Москве.— Я пришел сюда, чтобы помочь переходу от закрытого общества к открытому в момент коллапса советской системы. Переход завершился. Пятнадцати лет для этого достаточно". Хотя, по его словам, еще многое нужно сделать и пора уже россиянам взяться за это самим."
       
The Washington Post
Вашингтон, США



Россияне, примите извинения
       — Ну что, Виктор,— сказал я в трещащую телефонную трубку,— как там погода в Москве?
       На самом деле я встал в шесть часов утра и позвонил российскому издателю газеты Виктору Пинегину не для того, чтобы поговорить о погоде. Я позвонил ему, чтобы сопоставить наши впечатления от покупки бутылки водки — в его родном городе и в моем. Сходство ограничилось погодой.
       В последние недели я высказывал мнение о сходстве устаревшей пенсильванской государственной монополии на алкоголь с централизованным контролем коммунистической России в этой сфере. А ведь здесь Америка, не Россия, разглагольствовал я. Здесь страна свободного предпринимательства, а не государственных монополий. И т. д. и т. п. И что вы думаете? Я должен принести доброму российскому народу свои извинения.
       Как объяснил мне мой новый телефонный приятель, в России уже миновали времена правительственного контроля продаж алкоголя. До падения "железного занавеса" вся водка производилась на государственных заводах и продавалась в государственных магазинах по фиксированным ценам, просветил меня 50-летний москвич. Хм... Это звучит очень знакомо. Сегодня вся отрасль стала частной и регулируется потребностями рынка. Хм... Эта часть звучит очень непривычно. Боже мой, Виктор, сказал я, твоя страна выглядит так, так... по-американски. Так, так... не по-пенсильвански. Правда, Виктор, ведь, судя по твоим словам, получается, что мой родной штат превзошел Советы в советскости? Да, он говорил мне именно об этом. "Алкоголь здесь можно купить повсюду",— говорит Пинегин.
       Ты хочешь сказать, нет никаких контролируемых государством магазинов с ограниченными часами работы и неконкурентоспособными ценами? Nyet. Никаких отдельных шоп-туров за вином и пивом? Nyet. Никаких правил, требующих от покупателей покупать пиво ящиками, если только они не хотят платить бешеные деньги в баре? Nyet.
       Ну, хорошо, последний вопрос. Можешь ты научить меня какому-нибудь русскому тосту? Пинегин на минуту задумался, подыскивая что-нибудь, доступное моему местечковому американскому сознанию. Наконец он остановился на тосте, который даже я смог произнести. Он сказал: "Бум!" "Бум?" — "Это сленговое выражение, оно происходит от русского слова, означающего 'мы будем'. Когда мы так говорим, мы имеем в виду, что мы все преодолеем, переживем трудности". "Бум, Виктор!" — сказал я. "Бум!" — ответил он."
Philadelphia Inquirer
Филадельфия, США
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...