На Малой сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко состоялся традиционный вечер молодых хореографов под названием «Точка пересечения». Рассказывает Татьяна Кузнецова.
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Впервые «Точка пересечения», для которой молодые энтузиасты, получив в свое распоряжение артистов и залы Музтеатра, должны были самостоятельно выбрать тему, музыку и жанр 20-минутного сочинения, за месяц его поставить и представить публике, состоялась в 2016 году. И с ходу принесла плод в виде открытия нового таланта — Андрея Кайдановского (впрочем, справедливости ради надо упомянуть, что юный хореограф к тому времени был уже известен в Германии и Австрии). С тех пор «Точки» в «Стасике» стали ежегодными.
В этом году новобранцев было четверо: двое иностранцев и двое выходцев из Академии Вагановой. Один из них, 22-летний солист Музтеатра Максим Севагин, ставит со школьной скамьи в том якобы неоклассическом стиле, выросшем из трансформированного балетного экзерсиса, который характерен для всех петербуржцев, ежегодно заполняющих репертуарные лакуны Мариинского театра вечерами псевдосовременной хореографии. От большинства петербургских сочинителей Максима Севагина отличает дар сочетать знакомые движения таким образом, что их комбинации не выглядят вымученными, а кажутся свежими и даже оригинальными. В его «Просвещении» на музыку Прокофьева череда ловко поставленных мужских и женских сольных вариаций сочинена в чрезвычайно быстром темпе, с частыми синкопами, сменой ракурсов и амплитудой движений. Этот сложный текст отлично танцуют молодые солисты «Стасика» — Севагин-репетитор умеет добиваться желаемого результата. Однако многообещающий зачин балета сменяется довольно банальной массовой средней частью — с короткими индивидуальными «репликами» артистов, с выстраиванием их в «столбик» и асинхронным из него выпадением; запоминающиеся дуэты тоже не созревают. Бытовая одежда персонажей (платья, водолазки, брючки, даже кардиган) вроде бы намекает на житейскую историю, но взаимоотношения, характеры и прочие актерские радости, похоже, не конек хореографа Севагина. А вот в бессюжетных балетах он может преуспеть, когда научится за деревьями комбинаций видеть лес цельной композиции.
Ольга Васильева, окончившая педагогический факультет Вагановской академии и великое множество иностранных мастер-классов, представила спектакль «Борьба» на музыку Эцио Боссо. Ученица она старательная: босоногий спектакль составлен из общих мест пройденного и увиденного. Однако компилировать тоже надо уметь. У хореографини Васильевой соседство жеманных извивов корпуса с нарочитыми грубостями вроде беготни на четвереньках и собачьего лая удивляет не контрастами, но топорностью. А имитация массовых драк в сочетании с молитвенными заламываниями рук страдает провинциальным дурновкусием.
Столь же вторичный (но более искренний) продукт представил швейцарец Бенуа Фавр, солист Финского национального балета. Его «Вовне» (оригинальное «Out Of Shell» звучит куда лучше), сочиненное на композиции техно-группы Kangding Ray, основано на импровизациях танцовщиков. Этот чрезвычайно популярный способ постановки имеет главный недостаток: не все артисты умеют импровизировать. И уж совсем немногие умеют это делать интересно. В «Стасике» шестеро ребят, одетых в одинаковые пиджачные пары, сбившись в плотную группу, долго и с чувством перетекали из позы в позу. Потом, разбив строй, перекатывались в разных частях сцены. Потом, избавившись от одежды и разбившись попарно, оказались на вывезенных на сцену столах «голышом» (в телесных комбинезонах) и проявили вялый интерес к противоположному полу. Но, видимо, смысл номера крылся не в гендерных отношениях, а в гармонии внутреннего и внешнего: в финале движения «голой» женщины дублировал ее костюм, которым пятеро артистов управляли, как марионеткой.
Самой четкой по замыслу и его воплощению оказалась миниатюра «Проявление», поставленная на сборную музыку чехом Ондржеем Винклатом. Старая как мир история взаимоотношений создателя со своим произведением увидена если не под новым, то под занятным углом зрения. Хореограф не испугался натурализма, обмазав глиной двух артистов, изображающих недоделанные статуи, и посадив «скульптора» перед ведром с гипсом. Творец переставлял фигуры то так, то эдак, корректируя любовную сцену, и в конце концов в поисках художественной правды подменял собой статую мужчины. Оживший Голем, воспользовавшись моментом, пытался занять место своего создателя. К чести хореографа, обошлось без прямолинейностей в виде имитации драки, балетного перепляса или дуэтной борьбы за женщину: в мужском состязании оказалось всего понемногу.
Наверное, неправильно судить молодежь по гамбургскому счету. С другой стороны, новые дарования рождаются не в вузах, а именно так, как в «Стасике», бросившем их на поживу публике и критикам. «Точка пересечения» — испытание не для слабонервных авторов. Зато оно позволяет в один вечер выяснить, кто чего стоит и на кого можно рассчитывать в будущем.