По-индейски, без слов

На фестивале документального, анимационного и короткометражного игрового кино "Послание к человеку" обозреватель МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ отметил два события: открытие памятника кентавру и премьеру нового фильма загадочного американского режиссера Годфрида Реджио "Накойкаци" (Naqoyqatsi, 2002).

"Послание к человеку" — безусловный культурный брэнд Петербурга, существующий последние годы почти исключительно на энергии отчаяния его создателей, документалистов Михаила Литвякова и Виктора Семенюка: чем меньше у фестиваля денег, тем интереснее его программы. Приезд в 2001 году Лени Рифеншталь стал культурной сенсацией года, в масштабах не города, а страны. Поэтому не стоит критиковать дирекцию за то, что она поддалась охватившему Петербург безумию установки памятников и водрузила на ступенях Дома кино инфантильного и хрупкого кентаврика по рисунку Нади Рушевой. Этот символ фестиваля для господина Литвякова — дитя родное, и смотрится он на фоне носов, зайчиков и городовых диковато, но трогательно.
       В том, что фестиваль открылся именно "Накойкаци", есть непростой смысл. Именно первое "Послание" в 1989 году открыло для отечественных интеллектуалов Годфрида Реджио. Его биография столь странна, что он кажется персонажем модного писателя вроде Чака Паланика. 63-летний Реджио 14 лет провел затворником-молчальником в монастыре, потом вернулся в мир и с тех пор чередует кропотливую работу над своими бессловесными документальными коллажами-симфониями с борьбой. За безопасность частной жизни американцев от государственного вмешательства, за права вымирающих животных, за уважение к чувствам несовершеннолетних уличных бандитов Лос-Анджелеса. Как любой уважающий себя антиглобалист, Реджио трепетно относится к традиционным культурам и называет свои фильмы по-индейски. Название "Кояннискацци" (Koyannisqatsi, 1983), посвященного столкновению природы и урбанизма, переводилось как "Разбалансированная жизнь". "Повокацци" (Powoqqatsi, 1988), завораживающая панорама выживания архаичных обществ, — как "Трансформирующаяся жизнь". "Накойкаци" — в духе романа Оруэлла "1984 год": "Жизнь — это война".
       Режиссер считает, что в фильме три действия. Посвященных, соответственно, перерождению человеческого языка в компьютерные коды, подчинению людей спортивному и игровому азарту и опьянению скоростью. Пусть считает. Поток абстрактных (в основном) компьютерных картинок, как всегда у Реджио, сопровождается музыкой Филиппа Гласса и погружает в тягостную дрему. Смысл режиссерского послания ясен заранее: в современном мире дело швах. Кто бы спорил. Но, в подтверждение этого тезиса, Реджио коллекционирует, обрабатывая на компьютере, то обесцвечивая, то замедляя, то растягивая, самые навязшие в зубах символы глобалистской цивилизации. В какой-то момент начинаешь злорадно думать: вот Эйнштейна замедленного он уже показал, неужели обойдется без атомного взрыва? Вскоре на экране расцветают аж три "гриба". А где же мерзкий гамбургер? А вот он, и так, и этак, и на рекламе, и во рту плотоядной домохозяйки. "А негров вешать будем?" — осторожно интересуется внутренний голос, припоминая азы пропаганды "холодной войны". А как же: и вешать, и ногами пинать, и палками по голове стучать. Беда, очевидно, в том, что Реджио, неординарный человек и режиссер-визионер, уверовав в свой пророческий статус, как часто бывает, впал в невыносимую банальность. Искаженное изображение советских солдат или чикагских брокеров вовсе не выявляет своей зловещей сути, а утрачивает ее. При такой обработке даже одинокий суслик покажется комендантом Освенцима. Сам того не желая, Реджио подтвердил старый тезис адептов "синема веритэ": чтобы понять реальность, надо всего лишь внимательно, не насилуя, всматриваться в нее.