Выставка «Сокровища императорского дворца Гугун» откроется в Музеях Московского Кремля на этой неделе. «Огонек» узнал, какие ритуалы и церемонии пекинского двора задавали ритм китайской придворной жизни в XVIII веке.
Впервые в Москву приедет коллекция из более чем 100 экспонатов, связанных с этим пышным и изысканным церемониалом. Среди них — символы власти, богато расшитые одеяния императоров и императриц, парадные ритуальные портреты, музыкальные инструменты и ритуальные предметы, использовавшиеся во время главных государственных церемоний и в придворном обиходе. Впрочем, каждый из них по-своему отражает главную идею, пронизывающую все китайское мировоззрение той эпохи, подчеркнула в разговоре с «Огоньком» Елизавета Волчкова, научный редактор каталога выставки, доцент кафедры истории Китая ИСАА МГУ и доцент Института классического Востока и античности НИУ ВШЭ.
— Центральное место в китайском государcтвенном церемониале всегда занимали ритуалы сакральные, посвященные поддержанию космического порядка,— пояснила Елизавета Волчкова.— Из них главнейшими считались жертвоприношения Небу и Земле, а также обряды, проводившиеся в храме императорских предков. Но важны также были и ритуалы чествования императора. С точки зрения китайской традиционной мысли император и его место в земном мире является своего рода зеркальным отражением положения главы пантеона китайских божеств в универсуме — небесного Нефритового императора. И поэтому Запретный город, в котором он восседал, назывался пурпурным, ведь он отражал цвет Полярной звезды, считавшейся осью Неба, осью мироздания. Именно вокруг Полярной звезды располагались чертоги Небесного императора. В пурпурном же Запретном городе царил император земной. Во время церемонии восхождения на престол император садился лицом на юг — источник благой небесной энергии, а придворные и чиновники чествовали его коленопреклонением и челобитием.
Неудивительно, что те рассказы о китайских придворных церемониях, которые доходили до Старого Света, больше напоминали его жителям сказки. Например, ритуал требовал от императрицы и ее свиты срезать листья с тутовых деревьев в священной роще при храме богини. Срезанные листья затем скармливали шелкопрядам, а шелковые нити с их коконов сматывали и приносили в жертву этой богине. Военные ритуалы, представленные на выставке кинжалом, саблей, луком, стрелами, колчаном, седлом, связаны с ежегодным выездом императора на охоту. Не желая предавать забвению воинские традиции предков, маньчжурская династия устраивала обязательные военные смотры с состязаниями в стрельбе из лука, боями на мечах. Так, правитель, именовавшийся Сыном Неба, становился еще и императором-воителем. И все же некоторые церемонии вызывали у европейских монархов живой интерес — говорят, что французский король Людовик XV задумывался о том, чтобы перенять сезонный обряд проведения первой борозды и, очевидно, стать таким образом ближе к своим подданным.
Особое внимание на выставке уделено ритуалам, связанным с проявлением сыновней почтительности. При императоре Цяньлуне особое значение приобретали дни рождения членов императорской семьи — это был уже не просто праздник, а церемония единения с членами клана, с министрами двора. Почитание матери стало полноценным ритуалом.
— Когда вдовствующая императрица в силу возраста уже не могла выезжать далеко за пределы дворца, для нее построили особую улицу,— добавила Елизавета Волчкова,— где евнухам и придворным дамам было поручено изображать простолюдинов, торговцев, стражников и даже воров. Все для того, чтобы императрица хотя бы недолго могла почувствовать себя простой горожанкой.
На выставке появится поминальная табличка императора Юнчжэна (1678–1735, отец Цяньлуна), предназначенная для жертвоприношений именно ему. Такие обряды вызывали непонимание со стороны миссионеров, которых поддерживал Ватикан. Только иезуитский орден сумел найти взаимопонимание с Китаем в этом вопросе: раз христианин не может отправлять такие ритуалы, то преклонение перед табличкой можно считать частью этикета, а сыновняя почтительность, выражающаяся в курениях, жертвоприношениях в знак уважения и благодарности перед поминальными табличками предков,— это один из видов семейной практики, а не религия. Ватикан такое решение не устроило.
— Закончилось все разрывом,— рассказала Елизавета Волчкова,— вышла папская булла о том, что занимающиеся миссионерской деятельностью в Китае должны интерпретировать ритуалы почитания предков и императора как несовместимые с католицизмом. А император Канси, дед Цяньлуна, ответил эдиктом: все миссионеры должны следовать предыдущей интерпретации или уехать. Позднее сын Канси, император Юнчжэн, велел прекратить деятельность всех церквей и распространение христианских текстов на китайском языке.
Ко времени правления его сына Цяньлуна Китай был уже полностью закрыт прежде всего для европейцев, хотя еще при его деде, императоре Канси, в Поднебесной звучала христианская проповедь и даже возводились церкви, а знакомство со Священным Писанием и христианской культурой были для Китая своего рода окном на Запад. Одним из редких напоминаний о соприкосновении двух культур стал Джузеппе Кастильоне, итальянский монах-иезуит и признанный придворный художник в Китае. На выставке появятся несколько его работ, в которых проступает изобретенный им стиль письма: на этих картинах китайская тематика и композиция сочетаются с европейской перспективой, светотенью и психологизмом. Таков портрет императора Цяньлуна кисти Кастильоне: на первый взгляд, художник строго соблюдает канон китайского парадного тронного портрета, на котором не комильфо изображать даже открытые руки, но лицо написано в европейской технике и передает индивидуальность черт модели.
Рассказ о придворных церемониях Музеи Московского Кремля продолжат уже в Китае — на выставке «Церемониалы российского императорского двора», которую в августе примет Музей дворца и которая представит 150 экспонатов, связанных с историей уже русских придворных торжеств, церемониальных выездов и обрядов.