Основы мадурономики

7 марта Венесуэла осталась практически без электричества. Власти при этом привычно списали все на диверсию со стороны американского империализма. Но подобные блэкауты, хотя и меньшего масштаба,— норма для страны. Первое крупное отключение электроэнергии произошло в 2010-м, в дальнейшем перебои с электричеством только учащались. При этом чависты все время винили кого угодно, только не самих себя. В 2016-м Мадуро утверждал, что виновата погодная аномалия Эль-Ниньо. Из-за нее произошла засуха, которая привела к серьезному падению уровня воды на крупнейшей в стране ГЭС Гури. И вот сейчас — диверсия.

Но может быть, проблема системная? Может быть, это особенности функционирования «боливарианского социализма XXI века»? Тем более что и иные сложности в экономике Венесуэлы не новы. Еще при Уго Чавесе и до падения цен на нефть страна вступила в масштабный кризис. Уже тогда «боливарианский социализм XXI века» давал сбои.

Экономическая суть такого «социализма» довольно проста. Это нерыночная система с регулируемыми ценами на базовые товары (товары по precio justo — «справедливой цене», как правило, в разы ниже рыночной). C регулируемыми курсами национальной валюты — боливара. За два десятилетия чавизма курсовая система менялась неоднократно, важно, что по преференциальному курсу валюту имеют право покупать импортеры тех же товаров по precio justo, рыночный курс был в разное время в десятки и сотни раз выше. С различными псевдосоциальными программами, от раздачи жилья до фактически бесплатного электричества и бензина. С экспроприацией частного бизнеса в пользу государства. С финансированием всего этого праздника жизни за счет нефтяной ренты.

Увы, «боливарианский социализм XXI века» не работает. Заниженные цены на электричество, мясо или доллар, неважно на что, приводят к их дефициту и появлению черного рынка. Товары по precio justo перепродаются по рыночным ценам. Кроме того, товары по заниженным ценам дестимулируют производство: не создаются рабочие места в промышленности и сельском хозяйстве, все импортируется. Все остальное разваливается.

Взять то же самое электроснабжение. При Чавесе основная энергокомпания — Electricidad de Caracas — была национализирована и на электричество установили заниженные, чисто символические цены. В итоге потребление резко подскочило (например, в Колумбии оно в расчете на душу населения в три раза ниже): почти бесплатный ресурс незачем экономить. Плюс некомпетентное управление. Итог — постоянные блэкауты и необходимость прибегать к дизель-генераторам для редкого, все еще живого бизнеса.

Система нерыночных цен и курсов валюты создает предпосылки для коррупции — чиновник, имеющий доступ к дешевому рису или доллару, может стать мультимиллионером, просто перепродавая их в крупных масштабах по ценам рынка. Это главная бизнес-идея в мадурономике.

Закупаемые чиновниками товары по заниженным precio justo массово переправляются в соседнюю Колумбию, где перепродаются по нормальным рыночным ценам. Так, постоянно жалуется на снижение цен колумбийская ассоциация производителей риса Fedearroz. Причина — контрабанда риса из Венесуэлы в объеме около 300–400 тыс. тонн в год (до 30% внутреннего потребления). Также через границу идет поток курятины (18 тыс. тонн в год), сахара (50 тыс. тонн в год), бензина (по разным оценкам, 840–1700 млн литров в год) и многого другого. Товары по заниженным ценам дестимулируют производство не только в Венесуэле, но даже и в соседних странах! Это чуть ли не единственный в мире пример экспорта «голландской болезни». Другой вариант — контейнеровозы с продовольствием разгружаются где-нибудь в Панаме, просто не доплывая до Венесуэлы. Либо закупается заведомо некондиционный товар по бросовым ценам, а выделенные на его покупку деньги разворовываются. Система нерыночных цен и, как ее следствие, коррупция и контрабанда породили парадоксальную ситуацию: страна с вполне приличным импортом (более $1000 на душу населения) испытывает дефицит базовых товаров, которых достаточно и в более бедных странах.

Коррупция, впрочем, не ограничивается контрабандой, ее масштабы и изобретательность поражают. Например, в 2016-м я был свидетелем дефицита бумажных денег — за обналичкой (по $3–15 в день) в банки выстраивались огромные очереди. Причина в изощреннейшей коррупции. Высокой инфляцией объяснить дефицит налички нельзя — гиперинфляция была в Венгрии в 1946-м и в Зимбабве в 1990-х и много еще где, но нехватки купюр не возникало.

В Венесуэле все было по-другому. В 2016-м в страну регулярно прилетали сотни самолетов, забитых купюрами. Объем заказов Венесуэлы на производство купюр на 2016 год превышал объем заказов на наличные американские доллары в полтора раза, хотя население США в десять раз больше Венесуэлы, а спрос на наличные доллары предъявляет весь мир.

Откуда же дефицит? Дело в том, что самой крупной купюрой в 2016-м была банкнота в 100 боливаров (10 центов США, или 6,6 руб. по рыночному курсу). В итоге даже не очень большая покупка могла превратиться в клоунаду с пересчитыванием пачек наличных денег, хотя в основном «котлеты» брали не считая. Однако в других странах с гиперинфляцией проблема решалась просто — выпуском купюр с более высоким достоинством. В том же Зимбабве, например, в период гиперинфляции довольно быстро дошли до купюры с номиналом в 100 000 000 000 000 (сто триллионов) зимбабвийских долларов. Ситуация же в Венесуэле была абсурдной, Центробанк страны заказывал только купюры в 100 и 50 боливаров, потому что только они стоили больше, чем стоимость их печати, остальные, более мелкие,— меньше. Ксерокопия банкноты в 100 боливаров стоила дороже, чем настоящие 100 боливаров.

«В чем же дело? Почему нельзя прекратить издевательство над людьми и если уж не побороть инфляцию, то хотя бы выпустить купюры более высоких номиналов?» — спросил я знакомого каракасского финансиста. Ответом был смех и замечание о том, что русские, оказываются, ничего не понимают в коррупции. Компаниям—производителям купюр (почти все они в Западной Европе) платят за физический объем заказа, а чем он больше, тем большие откаты можно получить. Вот и отгадка.

Как выживают в таких условиях люди?

Люди вынужденно приспосабливаются к искажениям мадурономики. Чуть ли не основное занятие простых венесуэльцев — покупка товаров по precio justo и их перепродажа уже по рыночным ценам (то же самое делают и коррумпированные чиновники, только в иных масштабах). Люди практически профессионально стоят в очередях по несколько часов в день, а потом перепродают добытое на рынках более состоятельным соотечественникам либо переправляют в Колумбию (сами или через посредников). В Венесуэле их называют bachaqueros — неологизм произошел от слова «bachaco» — муравей-листорез, таскающий на себе куски листа в разы больше его самого. Быть bachaquero — почти единственный способ выжить и даже заработать в условиях сильно искаженного ценового механизма.

Другой популярный способ выжить — набрать как можно больше кредитов. В условиях гиперинфляции это логично, тело долга и проценты по нему обесцениваются почти мгновенно. Брать надо максимум того, что дают (дают, правда, как правило, кому надо и кто надо — опять коррупция).

Как выживает бизнес?

Нормальные рыночные правила игры в мадурономике не действуют. Зато действуют другие.

Первое правило — найти доступ к преференциальному валютному курсу. Действующие на местном рынке компании выбивали конкурентов не из-за более высокого качества товаров или успешной рекламной политики, а в силу доступа к льготным курсам. Например, рынок бритв, на котором в мировом масштабе конкурируют бренды Gillette и Schick. В 2014-м Schick испытала проблемы с доступом к долларам по выгодному курсу. В итоге компания потеряла долю рынка, а Gillette за считаные месяцы довела свою до 75%. Разумеется, доступ к выгодному курсу дело, как правило, коррупционное.

Второе правило — так же как и население, компании, стремящиеся выжить, должны накопить как можно больше долгов в национальной валюте. «Мы создаем стоимость посредством накопления долгов» — так описал ситуацию Альберто Вольмер, владелец одного из крупнейших производителей рома в Венесуэле компании Santa Teresa.

Впрочем, мелкие и средние бизнесы все равно сворачиваются, причем массово. Выпадение одного из компонентов в производственной цепочке или те же постоянные перебои с электричеством могут запросто привести к остановке всего производства. Национализированные чавистами предприятия работают из рук вон плохо — сказывается отсутствие квалификации на фоне ужасных условий для любого производства вообще.

Частный бизнес вынужден терпеть произвольные приказы экономических хунвейбинов режима о снижении цен на те или иные товары. Например, осенью 2013 года Мадуро приказал снизить цену на электронику, при этом направил в магазины национальную гвардию, в декабре 2014-го — на игрушки и компьютеры, в декабре 2016-го — на детскую одежду.

Крупные компании пытаются держаться. У них по определению больше ресурсов и возможных стратегий выживания. В итоге чавизм стал суперконкурентной средой для бизнеса, в которой выжили либо только самые близкие к власти, либо, реже, самые конкурентоспособные.

Coca negra

Мнение о том, что избыток сырьевых ресурсов вредит экономическому развитию, не совсем верно. В случае рационального использования природной ренты и специальных механизмов, сдерживающих негативное влияние голландской болезни, «ресурсное проклятие» может быть и не проклятием, а скорее, благом.

Но в некоторых случаях ресурсная рента действительно способствует поддержанию неэффективной экономической системы. Экономический абсурд Венесуэлы вряд ли просуществовал бы долго, если бы он не подпитывался нефтяной рентой. Нефть, кстати, в Венесуэле называют черным кокаином — coca negra. Она позволяет экономическим искажениям жить дольше. Но это не только венесуэльский контекст. В более мягкой форме абсурдные с точки зрения экономики да и здравого смысла практики поддерживались, например, в Саудовской Аравии. В этой богатой нефтью монархии за счет нефтяной ренты долгие годы субсидировалось выращивание в пустыне фантастически дорогой пшеницы. Впрочем, в Саудовской Аравии все-таки признали свои просчеты и отказались от этой практики. Кроме того, эта ошибка была локальна в масштабах экономики в целом.

В Венесуэле же абсурд за последние два десятилетия только крепчал. Увы, нефтяная подпитка сокращалась сама собой из-за развала отрасли, а теперь еще сократится из-за недавних американских санкций.