Крым отмечает пятилетие референдума. Накануне праздника «Огонек», чтобы узнать, оправдались ли надежды и страхи, поговорил со своими старыми крымскими героями. И познакомился с новыми.
Как и пять лет назад, фермер предлагает туристам прогулки на осликах в горы, в Долину сфинксов, на озеро. «Мы хотим получить грант на развитие кафе, оказывается, в России есть такая возможность,— был воодушевлен он в первую нашу встречу.— Кредит еще возьмем. А там мост построят, туристы поедут». Ни грантов, ни кредитов он за пятилетку так и не добился: «Выяснилось, что Крым — это не материк. Тут вроде Россия, а не все российские законы действуют — санкции». Крупнейшие российские банки действительно так и не заработали в Крыму, и проценты на заем тут совсем не материковые. Но Иван не унывает: кафе он построил на собственные средства. «У меня доходы в разы выросли! В разы!» То ли мост повлиял, то ли частично запущенная трасса «Таврида», но свои владения Иван расширил, оформил ранее арендованную землю в собственность, прикупил еще угодий, построил несколько новых зданий, нанял работников и, как прежде, повторяет: «Главное, чтоб войны не было. А ослики меня прокормят».
Эльдар Меметов, крымский татарин, владелец магазинов и кафе в Симферополе, пять лет назад тоже рассчитывал на мост и кредиты: «Вал инвестиций тогда начнется!» Мост открыли, вала пока не наблюдается — в структуре доходов Крыма все еще преобладают вложения из федерального бюджета. Эльдар тоже считает, что это все из-за санкционного режима — уж очень узок круг банков, которые могут работать с клиентами. «Но если говорить обо мне — мой доход в долларовом эквиваленте вырос в разы,— улыбается предприниматель.— Правда, в прошлый раз я обещал, что построю гостиницу в Ялте... Не получилось. Приезжайте опять — лет через пять».
«Кто мы против них?»
Еще один крымский татарин Осман Байдак из Бахчисарайского района, владелец быка, коровы («Вы только ее не фотографируйте, она некрасивая!»), огорода, виноградника и сада. Переменами недоволен. «С каждым годом все только хуже! — вздыхает.— Раньше мы с женой и детьми в теплице выращивали редиску и сдавали ее оптовикам из Донецка — до 700 долларов зарабатывали, и сколько ж вещей можно было на те деньги купить! А сейчас — тьфу. Да и редиску не берут так, нет уже тех оптовиков, а моих местных закупщиков, что стоят с лотками на улице, теперь полицейские гоняют: несанкционированная торговля».
Осман ведет бухгалтерию в школьной тетрадке: в 2016 году он сдавал первую редиску, к 8 марта, по 60 рублей. А сейчас ту же редиску принимают уже по 35.
«Все дорожает, а редиска дешевеет,— удивляется хозяин.— Это Краснодар нам цену сбивает, отделить надо его! И супермаркеты — кто мы против них?» Некоторые перемены, впрочем, Осману нравятся: «Столб электрический вон бесплатно поставили — уже хорошо. Лечиться бесплатно можно. У отца при Украине была пенсия — 1200 гривен, а сейчас он получает 22 тысячи рублей, это больше в 7 раз!»
Но главная беда и боль Османа — «Таврида» наступает. Деревья возле его дома вырубили, ведь трасса будет проходить прямо у ворот. «Я понимаю, что человеку, который поедет по хорошей дороге из Керчи в Севастополь, до фени, как тут Осман живет, как его прижали. А мне как?»
Не знает, как ему быть, и другой наш старый знакомый, Александр Осокин, рыбак из Керчи. Морской участок под выращивание мидий Александр арендовал еще при Украине — до 2027 года он имел право им пользоваться. Но именно по его территории прошел Крымский мост, и теперь у Осокина ни участка, ни денег: «Ничего, нигде, никак! Двадцать работников я уволил, причала нет, складов нет... В 2010-е годы мы по 36–37 тонн мидий выращивали. А сейчас весь Крым собирает столько, сколько когда-то мы одни».
Осокину еще на стадии проектирования моста пообещали компенсацию — эксперты насчитали тогда около 55 млн рублей с учетом всех потерь. Но заказчик строительства Крымского моста — ФКУ «Упрдор "Тамань"» слал лишь отписки: «Нет оснований для выплаты компенсаций», хотя Осокин точно знает — деньги его в ФКУ получили. Несколько лет назад он говорил нам: «Я понимаю, что нужен мост. Но пусть все будет по закону. Очень не хочется судиться».
Сейчас Александр судится — на днях прошло первое слушание. «Они мне в глаза говорят, ничего не знаем, никаких мидий не было, компенсация вам не положена... Вот оно мне надо, скажите? Я работать хочу, в море выходить, а не на заседаниях сидеть. Но делать нечего, буду биться, вплоть до международных судов».
«Будем жить!»
Кто уж точно счастлив все пять лет в России — это пациенты симферопольского диализного центра «Крым». При Украине на весь полуостров числилось всего 31 гемодиализное место, а очередь — около 10 человек на каждый аппарат. Поэтому этот метод фильтрации крови назначали только в самых крайних случаях. Больные с терминальной стадией почечной недостаточности ждали, когда освободится место. А как оно освободится? Либо перед тобой все 10 человек получат новые почки, либо умрут. Либо умрешь ты, не дождавшись. Так что, когда Россия быстро открыла в Симферополе современный центр на 500 пациентов, людей в этом здании даже не надо было спрашивать, рады ли они новому гражданству. Для каждого быть россиянином означало — жить.
За пять лет в здравоохранении Крыма и другие победы, конечно, имеются: снизилась смертность от болезней кровообращения на 32 процента, а детская смертность — на 40, открылся современный сосудистый центр в Евпатории и многопрофильный Республиканский медицинский центр в Ялте, модернизирован ожоговый центр, в Симферополе продолжается строительство многопрофильного медицинского республиканского центра стоимостью 9 млрд рублей. Но врачи «Крыма» считают, что их центр и должен был открыться первым — невыносимо каждый день решать, кого спасать, а кому отказать.
«Многим нельзя было помочь просто из-за отсутствия мест,— признавал в нашу первую встречу и главврач центра Дмитрий Холодов.— Что делать, если у тебя ко всем бедам и аппараты старенькие, ломаются постоянно, а необходимые системы очистки воды установлены еще в 80-е годы! Что мы могли? Существовал даже приказ украинского Минздрава, в котором противопоказанием для диализа указывались онкологические заболевания и, к примеру, возраст старше 65 лет. Понятно, для чего это прописывалось: все равно, мол, этим помирать». Сейчас здесь самому взрослому пациенту — 88 лет, филиалы центра открылись в Севастополе и Керчи, стоят аппараты и в больницах других городов, а доктор Холодов констатирует: «Очередей на диализ в Крыму нет». Но сам, кажется, до конца так и не верит в происходящее. «Больше не нужно испытывать страх из-за отсутствия свободных диализных мест и качества лечения,— до сих пор написано крупными буквами на сайте его центра.— Достаточно лишь записаться на прием! Лечение — бесплатно!» И слово «бесплатно» — жирно подчеркнуто.
Страна проверок, страна контроля
На избирательном участке 16 марта 2014 года Татьяна Белик была самая заметная: «Вот такое пузо! Свекор вез меня в роддом, а по пути мы заехали проголосовать». Татьяна, ее муж и все их ближайшие родственники — этнические украинцы. Но они всегда, кажется, мечтали о присоединении Крыма к России, особенно после распада СССР. «Да той Украине мы никогда не были нужны,— горячится Татьяна.— Они нас, наш русский язык и нашу культуру всегда презирали, так чего ждали в ответ?» Татьяна — учитель русского языка и литературы. В последние годы при Украине в старших классах на ее предмет отводился всего 1 час в неделю: «И это в русской школе! Как думаете, Крым сильно этому радовался?»
Дочь Мария родилась 18 марта, очень удачно: теперь это в Крыму всегда выходной. К 5 годам у Маши куча достижений: научилась считать до 20, умеет кататься на «почти двухколесном» велосипеде и петь о Родине: «У моей России длинные косички, у моей России светлые реснички». Ее отец теперь работает инженером в новом аэропорту: «Раньше на этой же должности получал 3 тысячи гривен, а теперь 50 тысяч рублей. Считайте, в 7 раз зарплата выросла». Цены тоже выросли, но благосостояние конкретно этой семьи из поселка Гвардейского, что под Симферополем, стало все ж получше. А еще в поселке построили очистные сооружения, дороги, остановки со светодиодным освещением и точками доступа Wi-Fi. Вовсю строят многоквартирные дома для граждан из числа реабилитированных: такого за 30 лет после возвращения крымских татар не было. «На площади плитку положили! — удивляется Татьяна.— У нас ведь раньше и площади как таковой не было, просто место, гравием посыпанное. А теперь — плитка, озеленение, рядом — новый детский городок. А тротуар? Его ведь как в 70-е положили, так с тех пор даже не ремонтировали, исчез он сам по себе. А теперь тротуары по всему поселку прокладывают. Чудеса».
Почти 33 млрд рублей за 5 лет — столько потратили в Крыму на сферу образования. Построили новые школы и детсады, закупили специальные автобусы, отремонтировали спортивные площадки, модернизировали учебные заведения. Но Татьяна считает, что учителям работать стало значительно… труднее: «Хаос! При Украине была методичка, и все по ней шпарили, не отклоняясь. А теперь вроде бы простор для творчества педагога дают, но проверяют постоянно, причем сами проверяющие зачастую даже не знают, что ищут и как надо. Отчетов, бумажек, бюрократии стало в разы больше!»
С горечью признает Татьяна, что прав был Варлам Шаламов, когда писал: «Россия — страна проверок, страна контроля».
В медицине теперь тоже бюрократия. Недавно свекрови бесплатно сделали операцию — при Украине, конечно, потратили бы на это целое состояние, ведь тогда не только врачам платили, но даже со своими бинтами, медикаментами и шприцами приходили, в больницах не было ничего. Но сейчас напрямую в областную поликлинику уже не попадешь: надо идти сначала к врачу в поселке, он даст направление в район, а из района тебя пошлют в область, но не сразу... «Поэтому мы обычно лечимся в частных клиниках,— вздыхает Татьяна.— Иначе надо отпуск брать, чтоб всех врачей обойти. Круговерть дикая!»
«Нас бы всех вырезали»
«Бабушка мне вырвала зуб,— сообщает Лена Бельмас, воспитанница нового детсада в селе Дачное.— А замуж я выйду за Ваню Глухоедова». За последние годы в Крыму установили 30 модульных детских садов, что позволило сократить очередь в дошкольные учреждения на 21 тысячу мест. В один из таких новых садиков и ходит Лена. Она тоже родилась 18 марта 2014 года. В тот день ее мама Анна была уверена, что война начнется: «Я в Симферополе в роддоме лежала, нам врачи сразу сказали: будьте готовы, если что, хватайте детей и убегайте. Тогда ведь с Украины прибыли «поезда дружбы», боевики эти бушевали, изображали крымчан, здания захватывали. Так что муж в коридоре сидел и охранял. Роды шли трудно, больше суток я мучилась. А когда родила и меня привезли в палату, по всем этажам вдруг люди забегали, закричали. Я испугалась, думала, все, майдановцы прорвались. А потом прислушалась — кричат: "Ура!". Так я поняла, что Крым принят в состав России, и уснула».
Анна и Владимир считают, что им повезло. «Если б после референдума Россия нас не приняла, нас бы всех тут вырезали,— уверена Анна.— Они и так нас не любили, а такое вообще бы не простили». Владимир оценивает экономику: «Мы при Украине как в каменном веке жили: зарплату месяцами не платили, ни ФАПа не было, ни детсада. Котельную отключили еще в 90-е, люди в квартирах устанавливали буржуйки, обогреватели — целое поколение выросло, которое не знает, что такое горячие батареи». Отопления в этом пригороде Судака нет до сих пор, но Владимир объясняет: тянут газопровод, тянут, вон уже в соседнем поселке тепло.
Помимо детсада в Дачном открыли музыкальную школу, заработали детские кружки, появился медпункт и медицинская лаборатория, построили дом для врачей и учителей, рядом строится новая школа. Владимир устроился экскаваторщиком в санаторий — там теперь тоже новые корпуса возводят. Даже медаль получил: «Летом мальчика спас. Он в шторм купаться полез — неопытный, иностранец, из Киева...»
День рождения дочки отмечать в этом году будут широко, как и пятилетие референдума. Из Ростовской области приедет дядя: «Раньше он сутки добирался через переправу, а сейчас сел в автобус, ночь — и он у нас,— нахваливает Анна Крымский мост.— Ждем родственников из Симферополя, Лена уже кучу игрушек всем заказала. Да, дочь?» Невеста детсадовца Глухоедова молчит, смотрит мультики с ноутбука. «Их, детей референдума, наши местные журналисты считали, кого нашли,— гладит мама ее по волосам.— Так представляете: одни девчонки в том списке, как я помню, были — около 20 их в тот день появилось. Говорят, хорошая примета, что девочки. Значит, войны не будет».