Единственно бедное учение

Аналитический центр при правительстве обновил оценки структуры потребления разных доходных групп в РФ — они показывают, что к 2018 году доля трат на непродовольственные товары у самых обеспеченных семей снижалась, тогда как расходы на товары длительного пользования в беднейших группах росли, что коррелирует с ростом закредитованности этих домохозяйств. При этом бедные в отличие от богатых увеличили долю расходов на образование. В целом потребление услуг растет за счет богатых: в России высоко потребление госуслуг и слабо развит рынок «белых услуг для бедных», хорошо развивающийся во всех небогатых странах.

В распоряжении “Ъ” оказались обновленные Аналитическим центром при правительстве РФ (АЦ) расчеты неравенства в потреблении российских домохозяйств. АЦ зафиксировал некоторые крайне примечательные изменения как в структуре потребления, так и в его динамике в разных доходных группах. Напомним, центр в числе других структур занят созданием «портрета российской бедности» для правительства.

Напомним, в 2018 году, по данным Росстата, домохозяйства впервые потратили на текущее потребление больше, чем заработали (100,7% доходов), поставив тем самым новый исторический антирекорд (см. “Ъ” от 5 марта). Согласно же оценкам АЦ, в структуре личного потребления доля расходов на «продовольствие для домашнего питания» выросла с 28,5% в 2014 году до 30,1% в 2018-м, хотя доля расходов на алкоголь в них устойчиво снижалась — с 1,7% до 1,5% соответственно. За тот же период доля расходов на непродовольственные товары снизилась с 40,1% до 36,5%, а на оплату услуг выросла с 26,3% до 28,7%, что в первом случае объясняется продолжающимся снижением реальных доходов населения (за последние пять лет на 11%), а во втором — увеличением расходов на обслуживание банковских долгов и налоговых платежей.

Характерные для структуры личного потребления в РФ крайне низкая доля услуг (ниже развитых стран и схожих по уровню развития стран) и крайне высокая доля расходов на товары длительного пользования (по данным АЦ, «одна из самых высоких в мире») в 2018 году стали ближе к норме.

Однако, как отмечают аналитики, агрегированные показатели скрывают высокий уровень социального неравенства. Так, исходя из 20-процентного распределения Росстата, если в третьем квартале 2013 года в расходах 20% наименее обеспеченных граждан покупка продуктов для питания дома составляла 43%, то в третьем квартале 2018 года показатель вырос до 48%. За тот же период доля таких же расходов 20% самых обеспеченных домохозяйств не изменилась, составив чуть больше 20%. Между третьим кварталом 2013 года и тем же кварталом 2018 года доля трат на продовольствие для готовки дома росла во всех 20-процентных доходных группах, кроме пятой, тогда как доля трат на питание вне дома снижалась заметнее всего в четвертой доходной группе (в распределении Росстата это средний класс), которая сильнее всего пострадала от кризиса, а с первой по третью группу показатель не изменился совсем.

Противоположная тенденция наблюдалась в покупках непродовольственных товаров. Сильнее всего доля трат на них снизилась у самых обеспеченных семей: в пятой группе — с 47% до 41%, а в четвертой группе — с 36% до 33%. Росли же расходы на непродовольственные товары лишь у самых малообеспеченных 20% — с 27% до 29%. Это довольно примечательно: склонность малообеспеченных людей покупать товары длительного пользования должна увеличиваться в период роста доходов. Однако в России она, судя по динамике необеспеченного потребительского кредитования в последние два года (см. “Ъ” от 11 марта), обеспечена ростом банковской задолженности.

Увеличение трат на гаджеты и другую технику беднейшие домохозяйства компенсировали снижением потребления алкоголя и некоторых видов услуг (прежде всего транспорта).

В то же время доля трат наименее обеспеченных семей на образование в 2013–2018 годах устойчиво увеличивалась, тогда как у самых обеспеченных она, напротив, устойчиво снижалась (см. график). Одним из объяснений этой тенденции, по словам заместителя главы управления макроэкономических исследований АЦ Виктории Павлюшиной, является то, что в выборочном обследовании бюджетов домохозяйств, на котором базируется статистика Росстата, не учитывается оплата образовательных услуг за границей, которыми преимущественно пользуются самые обеспеченные домохозяйства. «Сокращение числа бюджетных мест и рост стоимости обучения в российских вузах привели в последние пять лет к заметному увеличению числа российских студентов, предпочитающих обучение за рубежом»,— говорит она. А увеличение доли расходов на образование у наименее состоятельных семей объясняется тем, что отказаться от них граждане не могут даже при росте цены, а также тем, что ради образования сокращают потребление других услуг.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Между тем заметим, что 20-процентное распределение Росстата, а точнее опросы, на основании которых собираются эти данные, в реальности не включает богатых людей. Иллюстрацией этого являются данные статистиков о средних зарплатах работающего населения по 10-процентному распределению. Исходя из них, например, средняя зарплата 20% наименее обеспеченных работников в 2017 году составляла около 11 тыс. руб., а самых обеспеченных 20% — 93 тыс. руб. в месяц. Однако даже между ними существует разительная разница в расходах на потребление.

По данным АЦ, например, за три квартала 2018 года среднемесячные расходы одного члена самых малообеспеченных домохозяйств на продукты для домашнего питания составляли 2,8 тыс. руб., а члена самых обеспеченных семей — 7,7 тыс. руб. при среднем показателе в 5,1 тыс. руб. Наиболее разительна разница — в тратах на непродовольственные товары (прежде всего, транспорт, топливо, домашнее оборудование, мебель и медицинские товары). Если у самых бедных семей это 1,6 тыс. руб. на человека, то у самых обеспеченных — 16,6 тыс. руб. при средних расходах в 6,2 тыс. руб.

Картина российской потребительской бедности может шокировать жителей крупных мегаполисов, особенно Москвы. Для них средние приведенные цифры расходов выглядят нереально низкими. Впрочем, этот эффект наблюдаем и в аналогичных опросах по другим развивающимся странам и странам с высоким уровнем регионального неравенства. Выборка Росстата, кроме того, имеет те же проблемы, что и большинство подобных исследований в мире: цифры доходов и расходов верхнего дециля вряд ли достоверны и заведомо занижены, проблема «недоступности» данных о высокодоходных группах (их, как правило, очень сложно получить опросными методами) обсуждается в десятках статей экономистов ежемесячно. Однако расчеты АЦ демонстрируют весьма характерные черты российской специфики расслоения. Так, низкий рост потребления эластичных по спросу коммерческих услуг в РФ в бедных группах, оборачивающийся ростом потребления непродовольственных товаров, коррелирует с очень слабой в сравнении с классическими бедными странами развитостью «услуг для бедных», ориентированных на низкие доходные децили (по крайней мере, учитываемых официальной статистикой). Высокий уровень цифровизации, который теоретически должен приводить к росту «рынка цифровых услуг для экономии», в России работает плохо. Наконец, даже тот факт, что образовательные услуги в России неэластичны по спросу даже для беднейших домохозяйств, многое говорит о ценностях жителей страны. Образование — наилучший из доступных «социальный миксер»: возможно, он сможет снизить в России экономическое расслоение будущих поколений.

Алексей Шаповалов, Дмитрий Бутрин