Семейные грузы

В прокат выходит драма Джоэла Эджертона «Стертая личность» (Boy Erased), основанная на реальной истории журналиста Гаррарда Конли. Рассказывает Юлия Шагельман.

В 2018 году вышло целых два фильма, посвященных теме так называемой конверсионной терапии, когда подростков подвергают психологическим манипуляциям, чтобы сменить их гомосексуальную ориентацию на гетеросексуальную (научные медицинские организации считают такую практику не просто бесполезной, но прямо-таки вредной). Драма Дезире Акхаван «Неправильное воспитание Кэмерон Пост» получила Гран-при кинофестиваля «Сандэнс»; «Стертая личность», вторая режиссерская работа актера Джоэля Эджертона со звездным кастом, явно метила на более весомые награды — но в итоге получила только две номинации на «Золотой глобус». Возможно, потому, что при всей конъюнктурной остроте темы фильм получился в конечном счете слишком спокойным и бесконфликтным.

Имонсы — типичная семья из маленького городка в штате Арканзас («Земле больших возможностей», как гласит девиз на номерном знаке машины миссис Имонс), в самом сердце «библейского пояса». Глава семьи Маршалл (Расселл Кроу) — баптистский пастор и по совместительству владелец процветающего автосалона: каждое утро в его магазине начинается с общей молитвы, а по воскресеньям он читает проповеди в церкви. Его жена Нэнси (Николь Кидман снова выбрала роль женщины, максимально далекой от образа голливудской дивы, который она воплощает в реальности) — идеальная домохозяйка, любительница кофточек «в жутких розочках», взирающая на мужа с тихой гордостью и обожанием. Восемнадцатилетний сын Джаред (Лукас Хеджес) бегает по утрам, учится в колледже, не имеет вредных привычек, не устраивает подросткового бунта и даже в обычных тинейджерских развлечениях участвует без особого энтузиазма. Ни дать ни взять — именно такой ребенок, о котором только могут мечтать родители, радеющие о традиционных семейных ценностях.

Вот только одним ранним утром миссис Имонс отвозит сына не на соревнования, не в колледж, не куда там еще правильные американские мамы возят правильных американских детей, а в центр конверсионной терапии, где обещают вернуть на путь истинный подростков, впавших в страшный грех гомосексуальности. Оказывается, хороший сын испортился, и теперь его надо починить.

Заведением, без всякой иронии названным «Любовь в действии», руководит Виктор Сайкс (его играет сам режиссер), мужчина с усами и армейской стрижкой, который, похоже, искренне верит в то, что гомосексуальность можно вылечить смесью вульгарного психоанализа, молитв и психологического насилия, но и про денежки, поступающие от родителей «пациентов», не забывает. То, что происходит внутри бесцветных стен центра, напоминает лайт-версию «Пролетая над гнездом кукушки», и даже персонажи похожи. Каждый подросток старается справиться с ситуацией по-своему: кто-то действительно верит в «исправление», кто-то притворяется, лишь бы отстали (тем самым переворачивая совет наставников «Fake it till you make it» — играй роль, пока не станешь тем, кого изображаешь), а кто-то ломается. Не нагнетая особых ужасов, авторы создают душную атмосферу, наполненную давящим чувством тревоги, и когда она взрывается настоящим насилием, это ожидаемо, но все равно бьет по зрительским нервам.

История Джареда разворачивается нелинейно — сцены в конверсионном центре перемежаются с его воспоминаниями. Перед нами растерянный подросток, который сам еще не вполне осознает, что с ним происходит. Отношения со школьной подружкой-чирлидершей обрываются, когда она хочет перейти от поцелуев к чему-то более серьезному. В колледже робкое внимание Джареда привлекает однокурсник Генри (Джо Элвин), тоже спортсмен и христианин, но заканчивается это безобразным актом насилия, в котором Джаред — жертва. Не умея справиться с эмоциями, он приезжает домой, и тут-то правда выходит наружу, причем родителей гораздо больше беспокоит не полученная сыном психологическая травма, а то, что ему нравятся мальчики.

Впрочем, вопреки ожиданиям, Эджертон не рисует чету Имонсов исключительно черными красками. Напротив: они искренне любят сына и хотят ему помочь, но желание спасти и защитить так тесно переплетается с въевшимся в мозг представлением о добре и зле, что приобретает самые уродливые формы. Это люди, которые привыкли полагаться на авторитеты, будь то старшие уважаемые члены общины (для отца Джареда) или просто мужчины (для матери). И если авторитеты предлагают единственно возможную, черно-белую картину мира, то уложить в нее собственного ребенка, пусть даже для этого надо его сломать, оказывается проще, чем попытаться его понять. К чести режиссера, он не закрывает для зрителя возможность сочувствия к самим Маршаллу и Нэнси, а в конечном итоге — и прощения.