|
Классово чуждая жидкость России |
 |
Дело пахнет керосином
Нефтяной державой Россия стала в 1589 году, присоединив к себе принадлежавший прежде Персии район Баку. Правда, последствий этого события на первых порах почти никто не заметил. Персы и азербайджанцы добывали там нефть для светильников и смазки осей своих повозок. А русским по большей части не было до нее никакого дела — обходились салом.
Промышленная добыча нефти началась лишь в XIX веке. Бакинским нефтепромышленникам повезло: она находилась так близко к поверхности земли, что было достаточно вырыть колодец — и черпай горючую жидкость ведрами. Однако это обстоятельство тормозило развитие технологий: зачем бурить скважины и строить вышки, когда достаточно обыкновенного ведра? И хотя Россия начала добывать нефть одновременно с США, но говорить о рыночном соперничестве не приходилось: в 1872 году на долю США приходился 81% мировой добычи нефти.
Бакинская нефть в основном освещала — ее перегоняли на керосин, который заливали в лампы. Но это производство долгое время оставалось кустарным, а потому неконкурентоспособным. В результате американский керосин начали продавать и в России. Бакинским нефтепромышленникам грозило разорение, однако государство поспешило поддержать отрасль.
Во-первых, были значительно увеличены импортные пошлины на керосин, что делало его ввоз практически нерентабельным. Во-вторых, была изменена система распределения нефтеносных территорий. Если раньше они сдавались откупщикам на непродолжительные сроки, то теперь ввели в практику многолетнюю аренду. Таким образом у арендаторов появилась заинтересованность в рациональном использовании своих участков. И на промыслах появились сложные буровые установки.
Нефть и динамит
В России фамилия Нобель была известна и почитаема задолго до учреждения одноименной премии. Изобретатель динамита Альфред Нобель дал русским террористам средство борьбы за народное счастье, а его братья Роберт и Людвиг превратили кустарную российскую нефтедобычу в высокоэффективное производство.
Первая поездка оружейника Роберта Нобеля в Закавказье не имела к нефти никакого отношения. Он искал там дешевое ореховое дерево для изготовления оружейных прикладов. Орех оказался слишком дорогим, но молодой предприниматель не был разочарован — на него произвели огромное впечатление фонтанирующие нефтью скважины. Купив небольшой завод, Роберт Нобель принялся совершенствовать перегонку нефти в керосин, а когда эксперименты были закончены, за дело взялся его брат Людвиг — занялся транспортировкой и хранением нефти. Если раньше нефть доставляли на Нижегородскую ярмарку верблюды, ишаки, лодки и парусные корабли, то теперь на смену всему этому пришел трубопровод с перекачивающими станциями. А вместо вырытых в песке ям, до краев наполненных нефтью, появились металлические хранилища, как в фильме "Белое солнце пустыни". Именно Товарищество нефтяного производства бр. Нобель, или попросту "Бранобель", ввело в нефтяной обиход резервуары, в одном из которых товарищ Сухов спрятал раскрепощенных жен Черного Абдуллы. По Волге и Каспию пошли первые в России танкеры, а по железным дорогам — нефтяные цистерны.
Братья Нобель сделали свое дело, и к 1888 году Россия догнала Америку по объему нефтедобычи. Но нефть — это еще не керосин. А с ним дело как раз обстояло не особенно гладко. Проблема состояла в том, что при перегонке бакинская нефть давала огромное количество отходов — на порядок больше, чем пенсильванская, из-за чего страдала рентабельность производства. И если на внутреннем рынке позиции своего керосина отстоять удалось, то за пределами России американский продукт господствовал безраздельно. А тут еще и родное правительство подложило свинью, обложив керосин, как продукт широкого спроса, акцизом в размере 40 коп. за пуд. Результат оказался неожиданным: мазут заявил о себе как выгодный товар.
 |
| До появления в Закавказье братьев Нобель ишак был основным инструментом добычи нефти |
Выход керосина из бакинской нефти составлял примерно 20%. Отходы, которые назывались мазутом, собирали в огромные ямы и сжигали. Однако после того как нобелевские инженеры научились распылять мазут при помощи струи пара, оказалось, что это топливо по характеристикам значительно превосходит уголь. Так началась эпоха нефтяного горючего.
Внедрение нового топлива вызывало немало протестов. Мазута для заводов, электростанций и поездов требовалось на порядки больше, чем керосина для освещения, и на железных дорогах появились поезда, состоящие целиком из цистерн с горючим. А вдруг рванет?! В конце XIX века транспортировать мазут боялись не меньше, чем сейчас радиоактивные отходы.
Против перехода на нефтетопливо резко выступил и Д. И. Менделеев, полагавший, что нефть — это химическое сырье будущего и просто сжигать ее, пусть и в виде мазута, недопустимо. Однако объемы производства мазута неуклонно росли, и вскоре торговля отходами нефтеперегонки стала приносить существенно больше дохода, чем продажа керосина.
 |
| Советские нефтяники сильно критиковали дореволюционных специалистов за чрезмерное увлечение фонтанирующими скважинами, однако затем благополучно переняли их опыт |
Нефти в Баку было много. К тому же довольно часто она находилась под большим давлением, и достаточно было пробурить скважину, как оттуда начинал бить нефтяной фонтан, затапливающий окружающую территорию. Эксплуатация фонтанов была делом очень выгодным: не требовалось насосов и другого специального оборудования. Однако в стратегическом плане такая добыча неразумна, поскольку снижает нефтеносность всего района. В начале XX века стали заметны первые результаты использования нерациональной технологии: себестоимость нефти (а соответственно, и цены на нефтепродукты) увеличивалась.
Но хуже было другое — нефтяные промыслы оказались центрами выступлений пролетариата и межнациональных столкновений. В издержках нефтедобычи зарплата рабочих составляет крайне незначительную часть. Поэтому экономическая борьба нефтяников всегда имеет серьезные шансы на успех: хозяевам предпочтительнее принять требования бастующих, чем торговаться, терпя убытки от остановки производства. Но ничто так не развращает пролетариат, как легкие классовые победы.
В июле 1903 года в Баку началась очень странная стачка: большая часть бастующих не могла сформулировать, за что именно она борется. При этом рабочие крушили оборудование и поджигали нефтехранилища и скважины. На фоне таких успехов рабочего движения проснулось национальное самосознание персов, армян и азербайджанцев, которые начали методично резать друг друга. Участникам беспорядков удалось сделать то, чем Саддам Хусейн грозил американцам: скважины пылали и пламя достигало сотни метров в высоту. В мирное время и без видимых причин на бакинских промыслах сгорело порядка 820 тыс. тонн нефти.
Сейчас трудно сказать, кто организовал этот нефтяной погром. В беспорядках могли быть заинтересованы угледобытчики — например, донецкий "Продуголь" и имевшие виды на российский рынок зарубежные компании. Уничтожение скважин было выгодно и азербайджанским нефтепромышленникам, которые добывали нефть по старинке в открытых колодцах и не выдерживали конкуренции с буровыми установками и паровыми насосами. Однако никаких прямых свидетельств того, что
 |
| В начале XX века российская энергетика активно переходила с угля на нефть. Энергетическая ценность торфа и соломы была оценена лишь позднее, с приходом большевиков |
В результате классовой борьбы нефтедобыча стала сокращаться. В 1913 году ее объем составил всего 32% от показателя 1901 года. Рабочие бастовали, нефть дорожала. Свято место пусто не бывает — мазут начал вытесняться на рынке углем. Российским промышленникам эти трудности казались временными и преодолимыми. А вот Ротшильд, будучи крупным владельцем русских нефтяных активов, продал их все, усомнившись в жизнеспособности этих предприятий. Он был мудрым человеком.
Революционный паралич
Правительство тем временем размышляло, хорошо это или плохо — падение нефтедобычи. Некоторые считали, что нефть следует оставить потомкам, которые сумеют как следует ее переработать. Министр торговли и промышленности С. И. Тимашев говорил в 1913 году: "Нефть получила в настоящее время совсем иное назначение. Жечь нефть — это преступление, это совершенно неэкономический прием; нефть должна быть утилизована для других, более важных задач, нужно жечь
 |
| Борющиеся за свои права рабочие своего добились: и промыслы подпалили, и коллег порезали. А отрасль от беспорядков 1903-1905 годов так и не оправилась |
Впрочем, о сохранении нефтяных запасов уже можно было не беспокоиться, поскольку нефтедобыча падала и без помощи чиновников. И одними из первых почувствовали это железнодорожники. Уголь — штука тяжелая, и справиться с возросшими объемами его перевозок железные дороги не смогли, фактически они оказались парализованными. Возникшие транспортные проблемы привели к перебоям снабжения, а те, в свою очередь, стали одной из причин революционных событий.
Февральская революция окончательно остановила нефтедобычу. Новые законы давали пролетариату возможность за счет фирмы митинговать в рабочее время. Выступать на митингах было приятнее, чем добывать нефть, а поводов для выступлений всегда хватало. Дело в том, что разрушение хозяйственных связей неизбежно вызывало перебои в работе. Виноваты же в этом были, понятное дело, буржуи. Когда рабочая делегация заявляла новым властям, что предприниматель свернул буровые работы, хотя на складе у него есть все необходимое, то саботажнику грозили серьезные неприятности. Правда, при проверке часто выяснялось, что на промысле действительно есть все, кроме маленькой, но крайне важной детали, о существовании которой пролетарии не подозревали и достать которую было практически невозможно.
Но по сравнению с межнациональными конфликтами межклассовые неурядицы казались детским лепетом. В Баку азербайджанцы воевали с армянами, а в Грозном восстали чеченцы. В ноябре 1917 года значительная часть грозненских скважин была подожжена. Председатель военно-промышленного комитета в Грозном А. Л. Зомбе сообщал в Петроград: "Нефтяные промыслы нового Грозненского района, дававшие ежемесячно 5-6 млн пудов нефти, разгромлены и сожжены полностью. Восстановление промыслов при настоящих условиях невозможно. До 5 тыс. рабочих остались без работы и крова, имущество разграблено туземцами". Грозненские скважины горели весь 1918 год и часть 1919-го.
Нефть по-чапаевски
О том, что нефтяная промышленность должна быть национализирована, В. И. Ленин писал еще до прихода к власти. Однако особо важным это дело не считали и всерьез к нему не готовились. Баку и Грозный были далеко, поэтому все разговоры о нефти носили абстрактный характер. Народные комиссары ограничились тем, что учредили бездействующий Главный нефтяной комитет да еще обсуждали романтическую идею народных нефтепромыслов. Но вскоре все изменилось.
В мае 1918 года, перед отъездом в Царицын, на фронт, Сталин отправил в Баку правительственную телеграмму, сообщавшую, что Совнарком объявил нефтяную промышленность национализированной. Местный СНК немедленно принялся исполнять директиву. Делалось это столь оперативно, что в качестве нефтедобывающего было национализировано даже одно предприятие, занимающееся разливом минеральной воды.
Сами народные комиссары узнали о национализации нефтяной промышленности из газет. Они попытались было дать делу обратный ход, объяснив,
 |
| Иностранцы не очень-то стремились в нефтяные концессии, однако западное нефтедобывающее оборудование использовалось на советских промыслах достаточно широко |
Шла война, и о строительстве экономических отношений нового типа нечего было и думать. Фактически декрет был не более чем декларацией, однако руководители на местах воспользовались ситуацией и поспешили разжиться имуществом национализированных фирм. Уже через неделю после подписания документа в Москву пришла просьба из Баку разрешить представителям советской власти использовать подлежащий национализации автомобиль. Ответ из Москвы был положительным: "Сообщите т. Габриэляну, что в связи с национализацией нефтяной промышленности инвентарь фирм переходит в распоряжение государства, поэтому бакинский Совнархоз имеет возможность предоставить т. Габриэляну любой из автомобилей, принадлежащих правлениям или конторам фирм в Баку". Новый автомобиль т. Габриэляна, наверное, и был первым значимым итогом национализации нефтяной промышленности.
В ходе Гражданской войны большевики утратили контроль над нефтяными районами. За бакинскую и грозненскую нефть боролись Турция и Великобритания, которых мало интересовали большевистские декреты. Вплоть до 1920 года народные комиссары вспоминали о нефти лишь тогда, когда в кремлевском гараже случался перебой с бензином.
Как таковая национализация нефтяной промышленности началась в 1920 году, когда Красная армия отбила нефтеносные территории. Первыми были освобождены Эмбенские промыслы (в Актюбинской области), при помощи которых надеялись решить все проблемы. Топливо было крайне необходимо стране, поэтому восстановить нефтедобывающую отрасль решили большевистскими темпами, которые не оставляли места дореволюционным методам. Например, вместо того чтобы отремонтировать уже существующий нефтепровод, идущий к Каспийскому морю, и подготовить нефтеналивные суда, конфисковали у местного населения бурдюки, наполнили их нефтью, погрузили на верблюдов, а тех погнали в Астрахань. С пустыней шутки плохи, и ни один из нефтеналивных кораблей пустыни до пункта назначения не добрался.
К ремонту старого нефтепровода так и не приступили. Решили, что лучше построить новый, вместе с новой же железнодорожной веткой, соединяющей промыслы со станцией Александров-Гай,— стройка получила название Алгемба. Планируемая пропускная способность нефтепровода и железной дороги намного превышала возможности нефтедобычи: в лучшие годы промыслы Эмбы давали не более 3% общероссийской нефти.
Ленину, кстати, принадлежала идея качать эмбенскую нефть по деревянным трубам. Был объявлен конкурс на лучший проект такого нефтепровода. Однако технические журналы отказались публиковать условия конкурса из-за полнейшей технической безграмотности задания. Согласилась лишь партийная "Экономическая жизнь".
Чтобы обеспечить эту стройку рабочей силой, командующему Туркестанским фронтом М. В. Фрунзе приказали перевести на Алгембу Четвертую армию. На фронт она не вернулась: практически вся вымерла в пустыне. Лишь легендарной дивизии имени Чапаева удалось избежать этой участи, поскольку заставить чапаевцев работать лопатами не получилось.
В 1921 году строительство прекратилось так же неожиданно, как и началось. На Алгембу ушли практически все ресурсы, которые можно было бы направить на развитие нефтяной отрасли. Лишь после прекращения этой "стройки века" стало возможным говорить о начале восстановления нефтедобычи.
Реанимация
Восстановление заняло сравнительно немного времени — уровень 1913 года был превзойден к 1927 году. Рапортуя об этом знаменательном достижении, предпочитали не вспоминать, что 1913 год был далеко не самым лучшим в истории российской нефтедобычи.
В Советской России топливо поначалу распределяли безвозмездно. Лишь в 1921 году какая-то плата была введена, однако нефтепродукты продавали намного дешевле себестоимости. Например, за первые восемь месяцев 1922 года трест "Азнефть" получил за поставленные нефтепродукты, обошедшиеся в производстве в 60 млн руб., всего 4,7 млн руб. Отсутствие финансовой заинтересованности, как известно, ведет к размножению администрации. В 1917 году доля управленцев составляла в отрасли 7,5%, а к 1922-му она выросла до 19,6%.
Нефтью занимались три треста: "Азнефть", "Грознефть" и "Эмбанефть". Каждый отвечал за свою территорию, и вне зоны их деятельности разведка практически не велась. Никто не хотел, неся прямые убытки, заниматься ею на землях, осваивать которые будут другие. Так, нефть Волго-Уральского района была обнаружена лишь благодаря счастливому случаю: 16 апреля 1932 года ее впервые выдала буровая вышка на берегу реки Чусовой — вместо искомой калийной соли.
Для нефтедобычи необходимо современное оборудование, а для его покупки нужна валюта. Поэтому в связи с началом реализации концессионной политики появилась надежда восстановить нефтедобычу силами иностранцев. Однако она оказалась тщетной. Зарубежные фирмы не соглашались работать на участках, ранее кому-то принадлежавших, а потом национализированных, так как опасались исков бывших владельцев. А поскольку нефтеразведка на новых территориях в те годы практически не велась, то не национализированных нефтеносных участков в Советской России практически не было.
Действительно, крупные концессии были у японцев на Сахалине. Сахалинская нефть являлась главной движущей силой для японского флота — к Перл-Харбору он шел на топливе, полученном из советской нефти. Концессионный договор между СССР и Японией был расторгнут лишь в 1944 году.
О вреде полезного ископаемого
Советская энергетика развивалась в соответствии с планом ГОЭЛРО, по которому подавляющее большинство электростанций должно было работать на местном топливе. Поэтому в первую очередь следовало наращивать добычу сланцев и подмосковного угля; менее важным топливом объявлялись торф, уральский и донецкий уголь, потом шли дрова — и, наконец, нефть.
Нефть задвинули в конец списка по причинам вполне понятным — возить этот энергоноситель издалека было накладно. Но нелюбовь большевиков к нефти мотивировалась и идеологически: электрическая энергия распределяется централизованно, а за бензином или мазутом уследить сложно. Г. М. Кржижановский писал, что электричество способствует концентрации и обобществлению, а вот двигатели внутреннего сгорания, наоборот, являются носителями центробежных, децентрализующих тенденций. И что лишь осуществление плана электрификации позволит включить нефтяные двигатели в цепь производственных отношений таким образом, что их децентрализующее начало окажется нейтрализованным. Даже трактор, который нельзя заставить работать на дровах, одно время считали буржуазным изобретением. В Советской России пахать должен был электрический плуг, сконструировать который, несмотря на все усилия, так и не смогли.
Вытеснение нефти из экономики приобрело характер последовательной политики. Если до революции 60% электростанций работало на мазуте, то теперь на смену ему пришел торф. Советские энергетики были убеждены, что ближайшие 200 лет главным энергоносителем будет именно он — в компании с углем. В топках электростанций пытались жечь даже солому, но это топливо так и не получило широкого распространения.
Плану ГОЭЛРО мы обязаны и поразительно долгим использованием паровозов на железных дорогах. О постепенной замене паровозов тепловозами заговорили уже в конце 20-х, однако нелюбовь к буржуазной солярке взяла верх. Даже в 1950 году на железных дорогах паровозы составляли 92,2% локомотивного парка.
Зато продавали нефть всегда охотно. Если в 1922-1923 годах вывезено было 8% добытого объема, то в 1925-1926 годах — 21,6%. Накануне войны СССР стал одним из крупнейших экспортеров нефти в мире. И, кстати, поставки ее Германии прекратились лишь в июне 1941 года, после начала войны.
Современная ситуация, когда российская экономика в значительной степени зависит от экспорта нефти, сложилась в 70-е годы. Разразившийся на Западе энергетический кризис и резко возросший спрос на советские нефтепродукты оказались, как это ни парадоксально, катастрофическими для нашей экономики. Сгубила жадность. В 1970 году доля нефти в советском экспорте составила менее 12%, а к 1981-му она выросла до 37,8%! СССР стремительно превращался из индустриального государства в экспортера сырья. Самого его энергетический кризис не затронул, поэтому сейчас у страны нет энергосберегающих технологий, зато есть дурная привычка к регулярному приему доз нефтедолларов, отсутствие которых грозит серьезной ломкой.
АЛЕКСАНДР МАЛАХОВ
При подготовке статьи использованы материалы И. А. Дьяконовой и А. А. Иголкина.
|