Сплошные перемены

Российские школы набрали инновационности

Российское школьное образование признано одним из самых инновационных в мире. Что это значит и какой видится «школа будущего» сегодня, разбирался «Огонек».

Инновации стирают границы между реальным и виртуальным в школе

Фото: Reuters

Ольга Филина

Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) проанализировала инновационность школ десятков стран и выявила удивительное: Россия — в числе лидеров. Результаты лучше, чем у нас, только у Канады (1-е место) и Словении (2-е), мы же заняли третью строчку. Такое обследование проводится раз в десять лет, и стоит заметить, что Россия улучшила собственные показатели прошлого исследования, поднявшись с 5-го места. На фоне продолжающихся споров о падении качества отечественного образования признание международной командой его «инновационного характера» многими российскими экспертами было воспринято со скепсисом.

— При создании рейтинга учитывались достижения конкретных стран в 158 «образовательных практиках», и интересно посмотреть, за какие из практик Россия получила самые высокие оценки,— рассказывает Диана Королева, директор центра инноваций Института образования НИУ ВШЭ.— Например, мы показали выдающиеся результаты по оснащенности школ компьютерами и библиотеками: 94 процента и 100 процентов соответственно. Во многих развитых странах масштабы использования компьютеров и ноутбуков на уроках снижаются, но это говорит вовсе не об их «отсталости», а о переходе на новые гаджеты — планшеты и смартфоны. Исследование ОЭСР просто не брало в расчет такие особенности.

Кроме того, источником информации для экспертов ОЭСР послужили анкеты директоров и учителей школ, чьи ученики принимали участие в международных исследованиях подготовленности школьников PISA, TIMSS и PIRLS. Однако, как свидетельствует опыт, наши учителя при заполнении анкет стараются не ударить в грязь лицом, не посрамить чести родной страны, поэтому выдают «социально желательные» ответы.

— А значит, самые интересные данные нам дают не те показатели, по которым мы впереди планеты всей, а те, где учителя — несмотря ни на что — были вынуждены признать наличие проблем,— считает Елена Ленская, декан факультета менеджмента в сфере образования Московской высшей школы социальных и экономических наук.— Например, все показатели, касающиеся самостоятельности и инициативности ребенка, в России снижаются. По сравнению с данными прошлого исследования ОЭСР резко снизилось время на уроке для объяснения ребенком собственных идей, время для чтения книг по собственному выбору. Еще одна проблемная зона — обучение ребенка использованию своих знаний за пределами школы. Здесь тоже снижение: мало сравнения изучаемых текстов с собственным опытом, нет наблюдений за природой (кроме начальной школы) и далее, и далее. Учитывая все вышесказанное, я бы не обольщалась российским третьим местом.

Отдельные вопросы вызывают все индексы, связанные с внеклассной и домашней работой. Исследование ОЭСР продемонстрировало, что домашнюю работу не реже двух раз в неделю своим ученикам задают 98 процентов российских учителей, при этом они же признаются, что частота проверки домашки и время на ее обсуждение в классе сокращаются. Как это влияет на мотивацию учащихся? Не секрет, что многим школьникам справляться с потоком домашних заданий помогают родители, и такой «семейный подряд» не всегда положительно сказывается на качестве обучения. По подсчетам экспертов «Общероссийского народного фронта» (ОНФ), опубликованным на прошлой неделе, уже в начальной школе «рабочая нагрузка» на ребенка в неделю приближается к 47 часам, что практически не оставляет ему свободного времени. Предложение координатора образовательного направления ОНФ и зампреда комитета по образованию и науке Госдумы Любови Духаниной — разработать новые СанПиНы, которые бы сократили предельно допустимую нагрузку на школьника. Заметим, согласно тому же рейтингу ОЭСР, во многих европейских странах регулярные домашние задания раздают не более 8–10 процентов учителей.

— Вообще же интересный сюжет, поднятый этим исследованием,— что считать инновациями и как их оценивать,— полагает Диана Королева.— Я бы сказала, что в представлении экспертов ОЭСР инновации — это вообще все, что меняется. И выходит, что наша система образования потому так высоко оценена, что претерпела максимум изменений за последние десять лет. Но к лучшему привели эти изменения или к худшему, само исследование вряд ли говорит.

Во всем мире тоже нет единства в представлениях об «образовании будущего» и подлинной инновационности. Существует, к примеру, китайский путь: максимальное внедрение IT-решений в процесс обучения.

На саммите, приуроченном к вручению крупнейшей премии в области образования Yidan-2018, китайские коллеги представили в Гонконге передовые решения в области так называемых EdTech — «образовательных технологий», многие из которых уже используются на территории Поднебесной. Среди них, например, разработка в области искусственного интеллекта iSTEM, которая способна комплексно анализировать поведение ученика на уроке: следить за движениями его рук, выражением лица, вниманием, давая учителю полную информацию о том, «что и как воспринимает конкретный ребенок». Благодаря специальным электронным устройствам по считыванию внимания — электронным датчикам FocusEDU — ни один рассеянный ученик уже не укроется на задней парте от контролирующего взгляда машины.

Анализ поведения на уроках дополняется слежением за внеклассными успехами учеников благодаря, например, таким мобильным приложениям, как Growth: это аналог электронного дневника школьника, открытого для родителей и учителей, в котором проставляются оценки не только за освоенные предметы, но и, например, за «моральный облик». Благодаря камерам слежения, которыми наводнены китайские города, система автоматически узнает, куда и когда ходил ребенок: если он будет обнаружен в «злачном месте», оценка за «моральный облик» непременно упадет, а если станет часто посещать концерты ветеранов и прочее — скорее всего, заработает себе плюсы. По задумкам изобретателей, тотальный контроль за детьми впервые открывает перед учеными возможность понять, как формируются знания, какая программа обучения подходит для конкретного ученика и как всей этой творческой областью можно эффективно управлять. Многие западные эксперты втайне симпатизируют китайскому опыту: Европа строже относится к персональным данным (тем более детей), а ведь хочется поставить научные эксперименты…

С другой стороны, пугающие перспективы «машинного обучения» рискуют перевернуть наши представления о том, что действительно ценно и будет всегда ново в образовательном процессе. Профессор Сингапурского национального института образования Пак Ти заметил, в частности, что самой большой инновацией в будущем окажется «доверие» между учителем и учеником, которое уже сейчас редкий гость в «предельно механизированной школе».

— Человеческое общение учащихся станет роскошью и будет более важным, чем когда-либо прежде,— уверен Пак Ти.— Именно эти три фундаментальные ценности — любовь, доверие, живое слово — окажутся конкурентными преимуществами в образовании XXI века.

Экспертиза

Нужда в образологии

Ларри Хеджес, глава факультета статистики Северо-Западного университета США, лауреат крупнейшей премии за достижения в области образования Yidan-2018

Мы живем в интереснейший момент, когда образование вот-вот превысит наши представления о нем и, если хотите, станет настоящей наукой. Каждый из нас понимает, что качественное современное образование — лучшая путевка для человека в большую жизнь: я сам вырос в семье неквалифицированных рабочих, но смог поступить в колледж, а потом в Стэнфордский университет и преуспел в науке. Однако проблема таких историй успеха в том, что они до сих пор единичные. Кто-то смог получить свой бонус от обучения, кто-то нет — и это считается нормой. Я же настаиваю: в XXI веке не только любой ребенок сможет выучить то, что ранее мог выучить только лучший, но каждый, подчеркиваю, каждый будет усваивать программу.

Так видится наша цель — сделать получение образования гарантированным каждому человеку, вне зависимости от его стартовых навыков.

Вы скажете, это утопия, а образование — творческий процесс, исход которого невозможно ни обеспечить, ни предугадать. В какой-то мере это так, но не слишком ли мы преувеличиваем эту меру? Представьте, что медики рассуждали бы аналогично: лечение — это творческий процесс, за результаты мы не отвечаем, все зависит от реакции вашего организма… Нам было бы страшно ложиться к ним под нож, не правда ли? Но дело в том, что в начале ХХ века медицина и была чем-то таким, чем сейчас является наше образование: минимум доказательств эффективности, максимум «авторских методик». Весь прошлый век мы боролись за то, чтобы медицина стала доказательной, чтобы она превратилась в науку, опиралась на исследования и большие данные. И теперь доктор, прописывая лечение, руководствуется не просто интуицией, а фактами: этот препарат поможет — в абсолютном большинстве случаев. И должен наступить момент, когда так же скажет учитель: эта программа обучит вашего ребенка — с огромной долей вероятности.

Что для этого нужно? Факты, опыты и данные, очень много данных. Большая часть того, что мы знаем об образовании сегодня,— это неправда или, по меньшей мере, недоказанные предположения. Скажем, наша команда пыталась на основе имеющейся информации проверить, как влияет количество денег, выделяемых конкретному учебному заведению, на успеваемость его учеников. Выяснилось, что установить корреляцию невозможно — данные нерепрезентативны. И так во всем. Нам нужно четко понять, каких показателей мы ждем от образования, и научиться эти показатели мерить, изучать. Это и будет инновационным подходом, который позволит не экспериментировать над судьбами детей, а учить их наверняка.

Запись речи профессора перед студентами Университета Гонконга 11 декабря 2018 года после вручения ему премии Yidan-2018.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...