России нечего скрывать и нечего бояться

В частично обнародованном на днях докладе спецпрокурора США Роберта Мюллера вновь утверждается, что российские спецслужбы вмешались в американские выборы 2016 года. Россия предложила США обнародовать закрытую переписку госорганов по расследованию этого инцидента, но получила отказ. О том, почему Москва считает важным возобновить диалог с Вашингтоном по киберпространству, спецпредставитель президента РФ по вопросам международного сотрудничества в области информационной безопасности, посол по особым поручениям МИД РФ Андрей Крутских рассказал в статье, написанной специально для “Ъ”.

«На фоне уже привычной, можно сказать, ритуальной, антироссийской пропаганды в последнее время в американском экспертном сообществе стали звучать и здравые голоса. Обращает на себя внимание, в частности, недавняя статья ''Эта горячая линия может предотвратить кибервойну между США и Россией'', вышедшая в The Daily Beast. Профессионалы, следящие за этим сюжетом, вряд ли найдут в этой публикации какие-либо откровения. Но важно другое: в ней открыто признается, что отсутствие экспертного, деполитизированного диалога между Россией и США в области международной информационной безопасности — путь не только тупиковый, но и опасный, чреватый углублением недопонимания и риском масштабного конфликта.

Это не эмоциональные оценки, а сухие факты, озвученные американскими силовиками, действующими и бывшими сотрудниками администрации, курировавшими вопросы кибербезопасности, то есть теми, кто понимает ситуацию ''на земле'' и по роду своей деятельности должен мыслить максимально прагматично.

Если силовое и экспертное сообщество в США действительно разделяет эти оценки, то это тот случай, когда с коллегами, хоть и ''по ту сторону баррикад'', сложно не согласиться.

Шесть лет назад, в 2013 году, нам удалось выйти на договоренности об установлении линий прямой коммуникации между Россией и США на случай киберинцидентов. По сути, они выстроены по той же схеме, какая существовала в годы Холодной войны применительно к традиционным военным инцидентам, и позволяют оперативно обмениваться информацией на всех уровнях — от ведомственного до политического.

За эти годы каналы задействовались, и не раз. Надо сказать, что в период администрации Барака Обамы у нас вообще был достаточно оживленный диалог по кибервопросам как на рутинном техническом уровне, так и в формате полноценных консультаций. Проводились очные встречи экспертов, на которых те могли напрямую обсудить возникающие проблемы. В рамках Российско-американской президентской комиссии была даже создана специальная двусторонняя рабочая группа высокого уровня.

Что касается работы самих горячих линий, то наиболее яркий пример — обращение американской стороны осенью 2016 года в период президентской избирательной кампании по поводу озабоченностей США несанкционированным проникновением в их электронную инфраструктуру. Мы на него, как и всегда, быстро отреагировали, был обмен соответствующей технической информацией. Наш Национальный координационный центр по компьютерным инцидентам, который отвечает за функционирование этой линии, еще в декабре прошлого года выразил готовность в случае согласия американской стороны обнародовать содержание этой переписки. Такое предложение мы официально направили в Вашингтон по дипломатическим каналам в начале этого года. В ответ получили отказ.

Подробное разъяснение на этот счет давал официальный представитель МИД России в ходе одного из своих брифингов в марте.

Со своей стороны я могу лишь добавить, что наше предложение опубликовать переписку — беспрецедентный шаг, это настоящая транспарентность, о важности которой так часто говорят наши партнеры.

России бояться нечего. Равно как и нечего скрывать. Мы готовы к тому, что эта переписка будет изучена широкой общественностью в России и США, СМИ, экспертами, и они сделают свои выводы о том, что на самом деле тогда произошло. Но пока мы не можем обнародовать эти сведения, поскольку нам в этом отказано американской стороной. Предлог — ''чувствительность'' этих материалов. Едва ли там есть что-то более чувствительное для США, чем для России. Скорее такой подход выдает неуверенность в своих позициях, ведь при наличии общедоступных фактов тиражировать обвинения о ''российской руке'' в кибервзломах будет намного сложнее.

Однако на этом абсурд не заканчивается. Получив отказ американских госорганов, мы решили напрямую рассказать общественности в США о том, как ситуация с горячей линией видится в Москве, и предложили ряду ведущих американских СМИ разместить статью. Сказали им: мы просто даем ''прямую речь'', а вы комментируйте, как хотите. Если вам не нравятся наши предложения, если вы нам не верите — так и напишите, а рассудят пусть читатели.

Поначалу эти издания явно заинтересовались, уточняли у нас детали, говорили, что готовы опубликовать, но потом, видимо, им ''ударили по рукам'', и последовал отказ без объяснения причин. Заробели.

Но это эмоциональная сторона вопроса, а мы больше настроены на прагматику. Во второй раз соглашусь с американскими коллегами (Майклом Дэниелом, Крисом Пейнтером, Люком Дембовски), мнение которых цитировалось в упомянутой статье: одного факта существования каналов экстренной связи недостаточно. Для их эффективной работы нужен диалог между теми, кто занимается обеспечением их ежедневной деятельности, нужен более широкий разговор по вопросам международной информационной безопасности.

От официального Вашингтона мы часто слышим, что якобы для этого ''не хватает доверия''. Хочется в ответ спросить: ''А откуда ему взяться, если вы постоянно уклоняетесь от любого разговора на эту тему?'' Мы ведь уже не раз предлагали провести двусторонние консультации и в ответ слышали отказ. Порой дело вообще доходит до абсурда, как год назад в Женеве, когда американская сторона отменила такую встречу за пару часов до ее начала, притом что делегации уже были на месте. Невольно подумаешь, что разговор лицом к лицу настолько пугает наших партнеров, что они предпочитают транслировать свои обиды через СМИ.

Но ведь вопрос лежит не в плоскости рутинной политики, обмена ''уколами'' или каких-либо субъективных факторов.

Сейчас, как и 50 лет назад, речь идет о предотвращении эскалации киберинцидента до уровня полномасштабного военного конфликта между Россией и США.

Если линии экстренной связи, подкрепленные экспертным диалогом, будут по политическим причинам буксовать, существует риск получить второй ''карибский кризис'', только на этот раз его триггером будут не боеголовки, а информационно-коммуникационные технологии, и события будут развиваться за считанные минуты, оставляя обеим сторонам катастрофически мало времени на принятие решений. И это уже давно не сценарий фантастического фильма, это наша реальность. Хочется верить, что в США это осознают так же хорошо, как и в России. По крайней мере на эту мысль наводят высказанные американскими экспертами мнения.

Ту же линию — на открытость, демократичность, конструктивный диалог — мы стремимся проводить в отношениях с США по кибервопросам на многосторонних площадках. Как известно, в этом году в ООН должны быть созданы две профильные переговорные структуры по международной информационной безопасности: Рабочая группа открытого состава (РГОС) для всех государств-членов организации и Группа правительственных экспертов (ГПЭ). Интересно, что, хотя первая создается по российской инициативе, а вторая — формально по американской, на самом деле оба формата были изначально предложены и поддерживались на плаву Россией, в то время как западные страны относились к ооновскому треку скептически и при каждом удобном случае критиковали. Как бы то ни было, реальность такова, что теперь в ООН будут параллельно работать две группы, и сейчас важно определиться, на каких принципах они будут взаимодействовать.

Устраивать в ООН ''гладиаторские бои'' по теме международной информационной безопасности — не тот вариант, за который мы выступаем.

Россия, как и все остальные государства, заинтересована в том, чтобы работа этих групп выстраивалась в комплементарном, неконфронтационном, конструктивном и основанном на сотрудничестве ключе.

Исходя из соображений здравого смысла, мы предлагаем схему с ''разделением бремени''. В ней РГОС должна сосредоточиться на крупных политических сюжетах, которые волнуют большинство членов международного сообщества,— правилах ответственного поведения государств в информпространстве, мерах укрепления доверия в этой сфере, помощи развивающимся государствам, а также обсуждении того, как будет в перспективе выглядеть сам переговорный формат по этой теме (постоянно действующий комитет Генассамблеи или Совета Безопасности ООН либо какой-то иной вариант).

ГПЭ, в свою очередь, могла бы в приоритетном порядке заняться не менее важной, но более узкоспециализированной темой — вопросами применимости действующих норм международного права к информпространству.

Второй важный принцип ''мирного сосуществования'' двух групп — гармонизация усилий. Дискуссия на обеих площадках должна быть неполитизированной и прагматичной, а ее результаты — взаимодополняющими, а не конкурирующими. Из описания сфер ответственности РГОС и ГПЭ видно, что им предстоит поднять колоссальный пласт проблем, а это возможно только в случае конструктивного настроя всех участников.

Хочу подчеркнуть, что с таким планом — своего рода программой совместных действий — мы обратились к американцам еще в ноябре прошлого года. Как и прежде, предложили встретиться для обсуждения этих тем. Как и прежде, ответа не получили. Времени до запуска обеих структур остается совсем немного. Остается надеяться, что здравый смысл у партнеров возобладает, и они воспользуются этим ''окном возможностей'' до того, как оно закроется. Мы со своей стороны к диалогу готовы».