Как складывались отношения власти и общества в России

Отечественные особенности взаимоотношений власти и общества складывались веками. И без экскурса в далекое прошлое не разобраться, как оно все вот так причудливо сложилось. У нашего постоянного автора свой взгляд на проблему

Дмитрий Орешкин, политолог

Трудно понять прошлое (да и настоящее тоже!), не зная смысла ключевых слов. Еще труднее своим пониманием поделиться с другими. Очевидно только, что мы вместе с Россией находимся в отчаянно безъязыком состоянии. И это не случайно.

Государство

Термин «государь» пришел в Москву из Западной Руси за два, максимум три поколения до Ивана Васильевича Грозного. Первоначально в виде «господаря», что тогда понималось как хозяин, обладающий всей полнотой прав собственности. В ходе дальнейшей эволюции появились партикулярный «господин», конфессиональный «Господь» и политический «государь». А вместе с ним и «государство», современный смысл которого сильно изменился. Господин Великий Новгород — вполне содержательная для Средних веков формула: город, который сам себе хозяин. Магдебургское право. Но Государь Иоанн Васильевич звучало еще сильней.

Применительно к Средневековью еще можно сказать «господарь придорожного шинка» — да и то сразу станет ясно, что речь о Валахии либо Молдавии. Но молвить так про русский кабак и его «государя» язык не повернется. Одновременно с «государем» московские великие князья начинают примерять на себя и понятие «царь».

Один из лучших знатоков эпохи, чл.-корр. РАН Б.Н. Флоря поясняет: «Такое понимание термина "государь", новое для практики политической жизни Московской Руси, имеет аналогии в сфере частного права, в личности "государя" как хозяина, обладающего всей полнотой власти на свое имущество». И добавляет, что с появлением этого понятия — а оно пришло в Москву примерно во время Ивана III — знатные люди из окружения великого князя при обращении к нему начинают именоваться холопами. Ранее такого не наблюдалось.

Прекрасно понимал суть дела и сам Иван Грозный: одна из горчайших его претензий к членам Избранной рады в том, что они «сами государилися, как хотели, а с меня есте государство сняли: словом яз был государь, а делом ничего не владел». Сами, сволочи, хозяйничали, а его права собственности лишили: на словах хозяин, а на деле «ничего не владел»!

Оскорбленный попытками ограничить свои прирожденные права, Грозный сделал все, чтобы кроме него в тогдашней Московии других крупных собственников («государей») не осталось. Поскольку полтысячи лет с тех пор Россия жила главным образом под европейским влиянием, исконное понятие Государства со временем стало пониматься скорее как State (L’etat): страна, территория, народ, форма политического менеджмента и т.п. Но не как имущество.

Разделение понятий «государства-собственности» и «государства-институции» у нас тянулось дольше, чем на Западе. Через 100 лет после Ивана Грозного формула Людовика XIV «Государство — это я!» («L’etat, c’est moi» — сейчас считают, что это апокриф и он такого не говорил) для Франции звучала уже скандально. У России нечто похожее случилось в 1897 году, когда Николай II при заполнении переписного листа в графе «Род занятий» начертал: «Хозяин земли Русской». На самом деле он им давно не был: кроме немногочисленных царских имений (например, урочище Иолотань в Туркмении) в России были земли государственные (царю не принадлежащие), общинные (монастырские, городские, земские), частные — помещичьи, крестьянские, фабричные. Всем эти добром он ничуть не «государил» и права не имел. Но хотел казаться.

Большевики «государили» на порядок решительнее, предварительно уничтожив все ограничения буржуазного права. Понятия государственной собственности и государственной безопасности внезапно обогатились давно забытыми смыслами. В какой степени Министерство или Комитет государственной безопасности были частной собственностью Вождя?

Собственность

В 1781 году, задолго до рождения Пушкина, первый русский юрист и экономист Семен Десницкий, вернувшись из Глазго, где слушал лекции некоего Адама Смита, сформулировал понятие собственности. Оно обеспечено тремя правами: правом владеть и распоряжаться, правом отчуждать (кому кто хочет — при жизни или по смерти) и правом требовать возврата от лиц, завладевших оною неправедно. То есть подразумевается закон и суд, которые это право гарантируют.

Советскому человеку о правах старались не напоминать, зато настойчиво рассказывали про общенародную собственность. Которая в понятиях Десницкого могла быть только абстрактной. Как советский народ мог владеть, распоряжаться и отчуждать якутские алмазы, ямальский газ или чиатурский марганец? Никак. Разве что по телевизору. Или через своих лучших представителей в лице партийной номенклатуры. Которая в действительности и стала классом — собственником всего этого добра, прихватив заодно и само народонаселение. От широкой души владела, распоряжалась, отчуждала и требовала возврата своей собственности, если кто вдруг отлынивал или скрывался за кордоном — как бывшие пленные или, допустим, казаки в австрийском Линце. Для общенародной пользы, конечно. Ведь и Ким Чен Ын для общей пользы! И Мадуро, и султан Брунея, и народный вождь Зимбабве. И Саддам Хусейн, у которого было 72 дворца, чтобы враги не могли проведать, где он ночует. Дворцы, понятно, принадлежали народу. Но распоряжался и пользовался ими Хусейн. Так исторически сложилось.

Когда тов. Сталин распорядился построить себе персональную ветку метро от офиса в Кремле до «Ближней дачи» в Кунцеве — это тоже было в интересах народа. Хотя султан Брунея или Государь-император Николай Александрович такого позволить себе не могли: они победнее были. Позже Хрущев с Маленковым велели вернуть линию в общее пользование — тоже как ничем не ограниченные хозяева.

Помещики

Иван Грозный, у которого Сталин внимательно и вдумчиво учился, в свою очередь, много заимствовал из практики государственного (тогда говорили «государского») менеджмента у крымского хана Сафа-Гирея, который был приглашен казанскими татарами для правления незадолго до падения города. Сафа-Гирей, как принято у кочевников, упразднил частную собственность на землю, лишил местных князьков наследственных прав, а вместо них посадил своих наместников — «даруг» (отсюда русское слово дорога) или, как говорили на Руси, баскаков. Разница в том, что даруга (по-монгольски сегодня это звучит как дар’га и значит «начальник») исполнял контрольные функции в собственно ордынских землях, а баскак считался контролером одной из чужих территорий, с которой обязан был собирать дань («ясак», от монгольского слова «яса», что значит «закон, норма или урок») и отправлять в административный центр Орды.

Ни даруга, ни баскак ни в коей мере не были частными собственниками. Их статус определялся только волей Хозяина-Государя: он за заслуги поставил, он же за грехи снял. Ивану Грозному это очень нравилось, потому что укрепляло его государский статус, лишало опасных владимирских, тверских, ярославских князей независимого источника материальных ресурсов и возможности содержать собственную армию. А значит, претендовать на власть в Москве.

По сути, именно Иван Грозный уничтожил на Руси феодализм европейского образца с вотчинными (унаследованными от отца) правами на землю, феодальными замками и городами. После его похода на Новгород тот перестал быть Господином и от равного ганзейского статуса с Ригой или Стокгольмом навеки откатился к уровню посредственного областного центра. Зато Государство на базе ордынских политтехнологий окрепло и расширилось.

Укрепляя властную вертикаль, Иван Грозный по образцу Сафа-Гирея уничтожал «прирожденные» права оседлой аристократии и заменял их наместническим статусом своих нукеров. Процесс назывался «испомещением на землю». Реальным вотчинным («прирожденным») хозяином земель оставался только Государь Иоанн IV, который и размещал своих доверенных лиц по территориям для осуществления руководства. Помещик в первоначальном смысле — временный назначенец, не обладающий никакими частными правами в смысле Десницкого. Зато по умолчанию за ним подразумевалось право кормиться, покуда не утратил доверия. Что широко открывало ворота для злоупотреблений и означало готовность царя опереть свою вертикаль на коррупционную скупку лояльности.

Дореволюционные исследователи прекрасно видели эти особенности земельной политики царя Ивана. А после революции почему-то перестали видеть. Как и эволюцию понятий собственности и государства. Н.А. Рожков в 1899 году (работа «Сельское хозяйство Московской Руси в XVI в.») отмечает две важнейшие черты тогдашнего Государства:

1. Распространение условной системы помещичьего землепользования за счет былого вотчинного и «черного» (то есть крестьянского или посадского) землевладения.

2. Менее эффективное хозяйствование на помещичьих землях в связи с высоким риском отъема собственности.

Г.Ф. Блюменфельд («К вопросу о землевладении в Древней Руси», 1884 год) формулирует еще прямей: «Поместье — моложе других форм поземельного владения и возникает после татарского погрома… С падением монгольского ига атрибуты ханской власти были перенесены на князя, который стал таким образом верховным вотчинником всей русской земли». О чем-то похожем писал и Маркс, который выделил особый «азиатский способ производства», где частная собственность вообще отсутствует и все принадлежит государству. Поскольку модель томительно напоминала родную советскую власть, данная тема в трудах основоположника была сочтена последователями тупиковой и вежливо зажевана.

Практическим следствием разрушения институтов частной собственности стало небывалое укрепление властных позиций Ивана Грозного, с одной стороны, и глубокий развал системы землепользования — с другой. Помещики (опричные даруги и баскаки) были озабочены сбором дани с покоренного земства, но ничуть не его развитием. Отложенным во времени результатом стала экономическая и политическая катастрофа Смутного времени. Не менее важно отставание средневековых русских городов.

Потребовались столетия, чтобы дворянские потомки опричных «государевых людей» добились от вертикали права опять осесть на землю и вернуться к институтам частного права. В итоге слово «помещик» стало восприниматься прямо противоположным образом — как наследственный барин, обладающий всеми правами частной собственности и озабоченный ее развитием, инвестициями, модернизацией, интенсификацией и прочими чуждыми широким народным массам странностями.

Когда Ленин называет царя «первым», или «главным», помещиком в России — это свидетельство его искреннего невежества в истории Отечества, с одной стороны, и отсутствия языкового слуха — с другой. Помещик — это тот, кого Государь испомещает, разве не слышно? Ни Царь, ни Великий хан по определению не могут быть помещиками! Они, напротив, стопроцентные «вотчиннники», получившие территории, власть и Государство навечно по прирожденному праву от предков. Либо, что еще круче, завоевавшие это право в бою, то есть по прямому благословению Господа Бога, Высокого Синего Неба или — если ближе к современности — Диамата и Исторической Необходимости.

Если бы Ильич в XVI веке назвал Государя Ивана Васильевича «главным помещиком», тот бы страшно обиделся и велел его колесовать. Вместо этого Ленин сам стал монопольным Государем, по славным монгольским традициям опять уничтожил частных собственников вместе с их правами, обрушил Россию в небывалый голод и широко открыл ворота для построения Светлого Будущего с опорой на азиатскую деспотию.

Сталин это отлично понимал. Грозного он считал исторически прогрессивным и охотно пользовался его политическими технологиями. Которые тот, в свою очередь, заимствовал из Орды. Поэтому формула Венички Ерофеева: «Стороны той Государь, Генеральный секретарь» радует не только изяществом стиля, но, как и положено хорошей русской литературе, точным попаданием в суть. Центральный персонаж как был, так и остался ничем не ограниченным собственником этой загадочной и великой «стороны». Походя ради этого опять уничтожив завоевания 300 лет оседлого развития, включая права собственности, суд, конвертируемую валюту, свободную прессу и прочие буржуазные (в смысле городские) выдумки. Зато многократно укрепив силовые структуры, пребывающие вне и над (то есть «опричь») законом, исключительно под его личным государевым контролем.

А в перспективе тем временем уже маячила расплата в виде новой Смуты, которая на этот раз получила оптимистичное название Перестройки…