С чего начинаются ежики

26 марта президент России Владимир Путин вручил в Кремле премии молодым деятелям культуры за произведения для детей. А внимание специального корреспондента “Ъ” Андрея Колесникова оказалось поглощено не самым молодым деятелем культуры, Франческой Ярбусовой,— но без сомнения самой великой среди лауреатов (а то и вообще). И спецкор “Ъ” все же получил ее ответ на свой вопрос про ежика в тумане.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 5

Режиссер Сергей Чехов с готовностью разоблачился перед президентом Владимиром Путиным

Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров  /  купить фото

Главный дирижер Ростовского академического симфонического оркестра Валентин Урюпин

Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров  /  купить фото

Президент России Владимир Путин (слева) и главный дирижер Ростовского академического симфонического оркестра Валентин Урюпин

Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров  /  купить фото

Президент России Владимир Путин

Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров  /  купить фото

Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров  /  купить фото

Режиссер (а не драматург) Сергей (а не Михаил) Чехов получал президентскую премию за вклад в театр для детей.

— Послушайте,— спросил я его,— вот вы сейчас рассказывали другим журналистам, как важно для вас раздвигать границы… То есть они для вас существуют?

Ответ был неочевиден для меня, например, потому, что Сергей Чехов пришел на вручение премии босой, то есть, грубо говоря, без носков, в коротких брюках. И это босоногое детство гуляло теперь по Первому корпусу Кремля, и такое впечатление, что границ никаких для него тут не существовало (или он не знал, что они тут вообще-то очерчены).

Сергей Чехов рассказал, что да, надо выходить из своего домика, где ты ставишь свои спектакли…

— А какой у вас домик? — спросил я.— Большой?

— Домика у меня тоже нет,— признался режиссер.— Никакого.

И я даже обрадовался, потому что раз нет домика, значит, нечего и раздвигать, а значит, и в самом деле границ для него не должно быть вообще.

Немного подумав, он согласился с этим, но, по-моему, все-таки с неохотой. Кажется, его больше бы устроило, если бы ему было что раздвигать.

— Вы так безграничны,— осторожно сказал я,— что даже носки не надели для встречи с президентом.

Он, между прочим, не смутился:

— Брюки же короткие,— пожал он плечами.— Их не носят с носками.

Главное было не спрашивать, зачем он ветреным днем 26 марта надел на эту церемонию короткие черные брюки, короткий черный костюм и длинноносые черные туфли без носков.

— Вот вы,— спросил я проходившего мимо министра культуры России Владимира Мединского,— как думаете: можно было без носков в Кремль идти?

— Я же не служба протокола президента России,— подумав, ответил министр.— Но если бы мне давали премию, я бы носки надел. Но какой совет я могу дать Чехову?

К нашему разговору, я обратил внимание, прислушивались. Иначе бы вряд ли следующие несколько минут в разных тесно сбившихся кружках в фойе Первого корпуса, возглавляемых то Николаем Цискаридзе, то Владимиром Машковым, то Олегом Добродеевым, я бы услышал вот это шептание: «А кстати, как правильно: «без носков» или «без носок»?.. Ах, и так и так?..»

— А службе протокола можете дать совет? — по-прежнему, уже почти до изнеможения, интересовался я.

— А это как в фильме «День выборов»! — оживился министр.— Помните: «Что будем делать?!» — «Ничего. Если будем что-то делать, то что-нибудь сделаем не так». Но и это ко мне отношения не имеет, потому что я все время что-то делаю!

— А может, и правда, как сказал Сергей Шнуров, не надо ничего делать? А просто упразднить Министерство культуры.

Владимир Мединский стал не спеша рассказывать, в каких странах есть министерства культуры.

— А вот в Соединенных Штатах, например, нет,— сказал я.— А культура есть.

— А нам Америка не пример! — парировал министр.

И что ты скажешь? Ведь и правда не пример.

— И вообще, в Госдепе есть бюро по культуре. И бюджет с нашим не сравнится. Даже в Италии не сравнится.

Я уже и не спорил, а министр находил все новые аргументы:

— И потом, у них монархии-то не было! А у нас была!

— И что? — отказывался понимать я.

— А после монархии не было революции! — торжествовал Владимир Мединский.

— Дальше…— кивал я, потому что слишком хорошо уже понимал, что продолжение следует.

— И национализации после революции не было! — констатировал министр.— А у нас и во Франции была! Поэтому у нас и во Франции есть министерства культуры, а в США — нету! За Лувром-то надо кому-то присматривать!

Тут всех наконец позвали наверх, в Екатерининский зал. Да и то сказать, разговор был исчерпан.

Я только не успел поговорить с Франческой Ярбусовой. Анонсировалось, что Владимир Путин вручит свои премии молодым деятелям культуры, созидающим для детей, но в ее случае это было не совсем так: да, для детей, но человек, нарисовавший ежика в тумане и лису с зайцем, не мог быть все-таки таким уж молодым. И «Сказка сказок», и «Паровозик из Ромашково» — это ведь тоже все ее. И так хотелось спросить: как же так получился-то, тот ежик? Нет, не успел.

— Сергей Вадимович Чехов,— рассказал президент,— везде находит подход к актерам, заряжает их своим новаторством, стремлением быть открытыми... включая прямой, откровенный диалог со зрителем!

Сергей Вадимович сидел сейчас как раз прямо пред президентом, положив ногу на ногу.

Архитектор Николай Переслегин между тем поблагодарил, кроме своей семьи, советника президента Владимира Толстого, который, «кстати (и похоже, очень даже кстати.— А. К.), совсем недавно, на днях, стал дедушкой, как мы знаем! Хотелось бы поздравить его!»

Но, между прочим, Николай Переслегин оказался очень хорошим ведь парнем. Это бы не бросилось в глаза, если бы он в конце вдруг не произнес:

— И еще хотелось бы сказать огромное спасибо моему деду Сергею Владимировичу Переслегину, который совсем даже не архитектор, он физик-океанолог. Ему совсем недавно исполнилось 90 лет, однако он очень бодр, всегда в работе и каждый день приносит пользу нашей российской науке!

И с таким чувством сказал это Николай Переслегин, что сразу как-то спокойно стало: и за деда, и за самого Николая Переслегина.

Валентин Диодоров — талантливый иллюстратор, и он рассказал президенту все как есть, и очень подробно:

— Эту замечательную премию я расценил как промысел Божий (от кого исходит, то, получается, и Бог ему.— А. К.). И почему? На старости лет вдруг открылась возможность создать настоящий музей Александра Сергеевича Пушкина! (Все остальные теперь не считаются.— А. К.) В этом году, как известно, юбилей (видимо, 220 лет со дня рождения поэта.— А. К.). Произошло это (что-то, очевидно, важное.— А. К.) в старинном городе Погорелое Городище. И когда мы недавно переехали с женой в этот город, на нас свалились исторические события прошлого. Например, в XIV веке там княжили князья Холмские, 15-е колено породы Пушкиных. Затем Иван Грозный купил у Старицких эту землю, построил дворец, создал опричнину. А за этим, чуть позже,— Гаврила Пушкин! Тоже предок Александра Сергеевича, который в Смутное время воевал с войсками самозванца и польскими. Это длилось до 1617 года. В 1617 году он (очевидно, Гаврила.— А. К.) сжег этот город по приказу царей, в 1621-м получил грамоту царя Михаила Федоровича Романова. Это все явилось основой сюжета «Бориса Годунова»!

Так и бывает порой на этих церемониях в Екатерининском зале Кремля. Начинает человек говорить и забывает, что есть смысл однажды остановиться. Перестает даже предполагать. А потому что перебить его тут совершенно некому.

— И мы,— все-таки в какой-то момент решил зачем-то закончить художник,— имею в виду нас с Кариной, моей половиной… Ничего нам не оставалось, как заняться созданием музея, постольку-поскольку мы получили от Бога…— и он выразительно посмотрел на Владимира Путина,— возможность открыть страницу славной нашей истории!

А на самом деле выступать надо было так, как это сделал педагог Сергей Казарновский:

— Уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые члены совета, гости! Я больше полжизни прожил в Советском Союзе и потерял кучу времени в очередях, сначала с мамой в «Детском мире», потом за туалетной бумагой. Недавно я прочел в одной книге учителя из Челябинска (в его записных книжках), что самая длинная очередь — из желающих быть услышанными…

В общем, теперь он считает себя услышанным.

— Я недавно смотрел детей в первый класс,— рассказал Сергей Казарновский,— человек десять их было и нас сколько-то педагогов. И одна девочка решила рассказать про свою семью, большую семью. Она сказала, что у нее есть родной брат, двоюродная сестра, троюродный брат и троюродная сестра. Я у нее, 6,5-летней, спрашиваю: «Ты мне можешь объяснить, что такое «троюродный брат»?» Она говорит без заминки, мгновенно: «Троюродный брат — это очень просто. Это то же самое, что троюродная сестра, только мальчик».

И это была одна из лучших историй, рассказанных в этом зале.

— Я воспринимаю эту премию как поддержку нашего искусства и хочу поблагодарить всех, кто проголосовал за мою кандидатуру,— заявила Франческа Ярбусова.— Это явление для мультипликации очень много значит, и я думаю, что это послужит стимулом для дальнейшей работы в этой области.

Нет, не такую Франческу Ярбусову я хотел услышать. Не эта Франческа рисовала ежика. Не могло так быть.

И когда церемония закончилась и ее участникам разнесли шампанское, я стоял рядом с ней и с Юрием Норштейном, которого она, видимо, и позвала по своей квоте.

И в какой-то момент президент подошел к великому режиссеру, и тот передал ему письмо, сказал, что очень-очень важно. И так сказал, что Владимир Путин тут же принялся читать, пока Юрий Норштейн извинялся, что все так получилось… Но на ходу не дочитал, кивнул в том смысле, что дочитает.

— У вас как дела? — спросил президент у Франчески Ярбусовой.

— У меня? — легко переспросила она.— Да вот, продвигаемся с «Шинелью»…

Юрий Норштейн кивнул, а я вздрогнул: да ведь лет уже почти сорок продвигаются.

— Книжку новую сделала, «Кормушка за окном»,— продолжила Франческа Ярбусова.

— И мультик сделаете? — спросил президент с неожиданной, я бы сказал, жадностью.

— Может, и сделаем,— засмеялась она.

Конечно, вот «Шинель» закончат…

Когда президент отошел, я спросил у Юрия Норштейна, что за письмо он передал президенту.

— Об авторских отчислениях,— пояснил великий режиссер.— Два года назад с таким письмом в этом зале к нему уже подходил Шварцман… Ну, автор «Чебурашки», знаете… Обещания были, и в тот же день звонил Мединский, сказал, что все сделают… А на самом деле вопрос не только не закрыли, а вообще закопали… Вот Шварцман и еще пять-шесть человек новое письмо написали… Я передал. Как-то неловко вышло, да?

Я старался разубедить его.

— А то, понимаете,— сказал он,— сегодня «Союзмультфильм» на 80 % от тех, старых, великих мультфильмов живет, а авторы их на что живут — не понять.

Через пару минут я уже слышал отрывки разговора Юрия Норштейна и директора МАММа Ольги Свибловой:

— Да выставку надо делать из работ Франчески! Она великий человек, Юрочка!..

— Это ты мне говоришь?!. Но это же не просто развесить надо… Это же драматургия!.. У тебя хоть пространство есть, Оля?!

— Пространство рождает драматургию, Юра! Приходите ко мне, у меня много пространства, и его можно менять, как мы захотим!..

— Да что ты, Оля...

А Франческе Ярбусовой уже объяснялся в любви другой член президентского совета:

— Моя любимая ваша вещь — «Лиса и заяц»! Потому что моя фамилия Беляк!.. А там, у вас в мультфильме, все полно движения, и даже когда зайчик лежит и готов отойти в мир иной, он все равно лапками вот так: раз-раз… раз-раз!..

И ведь так доходчиво показывал, как зайчик лапками… Раз-раз…

А Ольга Свиблова уже стояла с Владимиром Путиным и рассказывала ему про молодых искусствоведов, которые приходят к ней устраиваться на работу, а она спрашивает их, когда в мир иной отошел Владимир Ильич Ленин, и они говорят расплывчато: «Между 30-ми и 60-ми…»

— Не знают эпох…— горевала Ольга Свиблова.

— Ничего, многие не знают, что Ленин вообще был,— успокаивал ее Владимир Путин.

А я наконец-то смог приблизиться к Франческе Ярбусовой.

— Как же вы нарисовали тогда ежика в тумане? — спросил я ее наконец.

— Знаете,— с удивительной готовностью ответила она,— ну он делался у меня и делался. И не получался. И все делался и делался. Я плакала, он делался. А потом… Знаете, это же перекладки такие… И нечаянно сошлись две части, туловище и голова, и я увидела: это он. Просто совпали. Случайно. Это как будто яблоко упало на голову! Я все поняла!

И я ведь тоже.

Андрей Колесников