В прокат выходит «Мы» режиссера Джордана Пила, чей дебютный фильм «Прочь», снятый за 28 дней и $4,5 млн, стал в 2017 году настоящей сенсацией американского и мирового проката, собрав более $255 млн. Удалось ли Пилу оправдать щедрые авансы, выданные критикой и зрителями, или его постигло «проклятие второй картины», постаралась разобраться Юлия Шагельман.
Двойник героини Лупиты Нионго — зеркальное отражение ее собственных потаенных страхов
Фото: UPI
Если судить по кассовым сборам, успех удалось не только повторить, но и превзойти: "Мы", бюджет которых составил $20 млн, за первый уикенд собрали в домашнем прокате больше $70 млн — это третий результат в истории для хоррора и второй — для ленты по оригинальному сценарию (не сиквела и не ремейка). Таким образом, Джордан Пил стал одним из немногих режиссеров, чье имя на афише само по себе гарантирует интерес, даже если в фильме нет больших звезд, а о сюжете ничего не известно.
Фильм открывается титром, сообщающим, что всю Америку пронизывает сеть подземных ходов, причем про многие из них неизвестно, откуда и куда они ведут. Это сразу задает интонацию подспудной тревоги. Развивается она и в прологе, действие которого происходит в 1986 году, когда рейгановская стабильность была приправлена беспокойством, вызванным предвестниками подступающего XXI века: наркотиками, СПИДом, конфликтами на Ближнем Востоке, закатом биполярного мира. Маленькая Аделаида (Мэдисон Карри) смотрит по телевизору ролик об акции Hands Across America, когда 6,5 млн человек по всей стране взялись за руки, чтобы продемонстрировать сплоченность и единство нации, а также собрать денег на благотворительность. Потом девочка отправляется с родителями в парк аттракционов. Там она потеряется в лабиринте, носящем пророческое название "Найди себя", и выйдет из него совсем не такой, как раньше.
В наши дни взрослая Аделаида (Лупита Нионго) вместе с мужем Гейбом (Уинстон Дьюк), дочкой-подростком (Шахади Райт Джозеф) и маленьким сыном (Ивэн Алекс) возвращается в тот же курортный городок. Чувствует она себя здесь неуютно и совсем не разделяет щенячьей радости Гейба по поводу предстоящих отпускных удовольствий. Детские воспоминания никак не получается выкинуть из головы, пока они в буквальном смысле не обретают плоть и кровь: из ночной темноты на подъездную дорожку дома Уилсонов выйдут их точные копии, одетые в красные комбинезоны, сжимающие в руках ножницы и явно не настроенные на дружелюбное общение.
Зловещие двойники — излюбленный мотив хоррора, от народных сказок до "Вторжения похитителей тел". В двух фильмах с таким названием (1955 и 1978) история пришельцев из космоса, подменяющих собой мирных обывателей, была метафорой страхов эпохи холодной войны. У Пила это тоже отражение злободневной политической повестки — и на этот раз угроза исходит не откуда-то извне, а таится в родной почве. Не зря первая и до поры единственная внятная фраза, которую доппельгангер Аделаиды произносит в ответ на вопрос "Что вы такое?": "Мы американцы".
Проще всего увидеть здесь рефлексии на тему трамповской Америки, когда утром после выборов нация, казавшаяся такой цельной, обнаружила, что она себя даже не представляет. Однако это далеко не единственная концепция, которой оперирует режиссер, не забывая попутно разворачивать на экране самый настоящий слэшер с кровищей и изобретательными убийствами. Здесь затронута и расовая тема, и поп-культурные аллюзии, и теории заговоров, причем любой зритель сможет выбрать из них наиболее ему близкую.
Пил продолжает и развивает в новой картине те же идеи, что и в "Прочь", но если там они были упакованы в компактную историю, которая работала и сама по себе, как хорошо сконструированный фильм ужасов, то "Мы" превращается в политическую декларацию в масштабах целой страны. Жанровая оболочка хоррора начинает трещать и лопаться от распирающих ее вторых и третьих смыслов, подтекстов, символов и отсылок.
С ними интересно играть, собирая их словно кубик Рубика. Но стоит ли полученный результат затраченных усилий — один из многих вопросов, ответ на которые в запутанных лабиринтах фильма так и не находится.