Фестиваль «Территория» совместно со Школой-студией МХАТ и Мастерской Брусникина выпустил спектакль на Новой сцене МХТ. Режиссер и создатель перформансов Филипп Григорьян поставил «Пушечное мясо», в котором мало музыки и много слов. Но, как считает Алла Шендерова, спектакль вышел очень музыкальным.
«Лишние» звуки и эмоции в спектакле приглушает мех
Фото: Ира Полярная
Если вы видели пьесы Пряжко, то знаете, что они могут состоять из 500 фотографий и нескольких к ним подписей («Я свободен») или из двух фраз: «Солдат пришел в увольнительную. Когда надо было идти обратно в армию, он в армию не пошел» («Солдат»). В этом смысле «Пушечное мясо» традиционно: в нем есть ремарки автора и реплики героинь. Их три: художница Алина, галеристка Марина и их общая подруга Оля, тоже вроде галеристка. Но происходит с героинями совсем не то, о чем они говорят. Это тоже вполне старый прием, найденный еще Чеховым, и, кстати, как и у Чехова, реплики в «Пушечном мясе» имеют особый ритм.
Филипп Григорьян не раз ставил тексты Пряжко и знает, что слова могут быть ширмами. Он сохраняет ритм, прослаивая действие минималистской музыкой, иногда это просто удар пальцем по клавише, реже — целый аккорд (композитор Андрей Борисов). Авторские ремарки озвучены в микрофон тихим мужским голосом — актер Никита Ковтунов в концертном пиджаке и с бабочкой растянулся фактически у ног первого ряда (никаких подмостков тут нет). Поскольку все предметы — кровать, пустая рама вместо зеркала, к которой часто подходит Оля, и маленький стол со стульями — обшиты белым мехом (авторы оформления Филипп Григорьян и Влада Помиркованая), можно решить, что вы в тон-студии, где среда глушит лишние звуки. И лишние эмоции. Потому никто не говорит прямо о том, что болит.
Строгий куратор Марина (Ясмина Омерович) приходит к Алине (Эва Мильграм), чтобы посмотреть ее картины. Алина ей не нравится, а картины потрясают. Ей дурно: то ли от этого контраста, то ли от духоты — разговоры о жарком лете повторяются и намеренно оттенены, вернее сюрреалистически остранены мехом. Алина говорит, что способна на «простой человеческий жест» и приносит воды. Также спокойно она описывает ситуации, толкнувшие ее на создание картин. И вот уже неясно: перед вами ожившая картина или новая сцена? Действие движется вперед или назад? Алина встречается в парке с Олей (Мария Лапшина). Оля уходит, но сразу возвращается, в репликах мелькает «ужас в дальнем конце парка».
Три актрисы-четверокурсницы Школы-студии очень музыкальны и тактичны. Они в белом, но одеты в разных стилях. Лицо каждой достойно портрета, но их лица, как и речь, утаивают больше, чем открывают. Вы не узнаете, что происходит на самом деле. Почему Оля все время боится за отца, хотя в первом эпизоде старый отец был у Алины. Что за обколотых парней видит Оля то в транспорте, то в парке — сила ее дыхания на секунду заставит обоих очнуться и стать неотразимо прекрасными. По белому ковру слева направо движутся Никита Ковтунов (отец) и Кирилл Одоевский (парень) и, сделав круг, застывают. Образы и ситуации, послужившие для картин Алины, повторяются.
Любопытно, что этот современный, во многом радикальный спектакль глубоко укоренен в традиции. Пьесу «Пушечное мясо» опубликовал в 2015-м журнал «Искусство кино», оформив ее титульный лист репродукцией «Одиночества» Борисова-Мусатова. На спектакле тоже думаешь о символистах — о картинах, где изображение одной женщины повторялось трижды в разных ракурсах, а зрителю оставалось гадать: это три ипостаси одного лица или три сестры. «В третьем акте на фоне глупого топотанья входит ужас»,— слова Мейерхольда о «Вишневом саде» Чехова на спектакле Григорьяна тоже всплывают сами собой.
Ведь на самом деле есть только Оля и ее застарелый ужас: по Пряжко, «ужас похож на мокрый заплесневелый хлеб». Может быть, отец умер, а парень передознул. Этот спрятанный приглушенный ужас и движет «Пушечным мясом», о нем Оля не может говорить даже с Алиной и Мариной, которые, впрочем, тоже ее вымысел. Хотя, может, все и не так — спектакль дает свободу фантазии. Есть в нем, несмотря на разлитую во всем меланхолию, и весьма едкий юмор: заметив колебания Марины при виде картины с лесбийским сюжетом, Алина вручает ей «книгу в виде брошюры», то бишь Конституцию — намек на свободу творчества, прописанную в Основном законе.