Московские злоключения принца Флоризеля

На Исторической сцене Большого театра состоялась российская премьера балета «Зимняя сказка», перенесенного в Москву из лондонского «Ковент-Гардена» при поддержке Андрея Костина. Первое представление омрачила травма исполнителя одной из главных ролей, что, однако, не повлияло на итоговый результат. Рассказывает Татьяна Кузнецова.

Мировая премьера трехактной «Зимней сказки» состоялась пять лет назад в лондонском Королевском балете. Либретто по мотивам одноименной пьесы Шекспира написали хореограф Кристофер Уилдон и композитор Джоби Тэлбот. В отличие от последних одноактных постановок Большого, этот масштабный балет очень подходит московской труппе. Возможно, потому, что Большой получил не слепую кальку, а версию, подогнанную под свою мерку. Кристофер Уилдон, четыре недели проработавший в Москве, поощрял творческий поиск — размашистость московского стиля, равно как и приглянувшуюся ему отсебятину российских артистов, хореограф охотно узаконил.

На Исторической сцене Большого дивно смотрятся стильные декорации Боба Краули. Исполинские, леденящие белизной архитектурные детали дворца в «Сицилии» и кладбищенский мрамор прекрасных статуй резко контрастируют с «Богемией» — голубизной безмятежного неба и гигантским зеленым деревом, увешенным обрядовыми ленточками. А перипетии этой поздней пьесы Шекспира, в которой мазохистская ревность, любовь, гордыня, смерти, побеги, погони, путешествия, переодевания смешались в убойный коктейль, дают возможность проявиться фирменному московскому актерству во всей его безудержности.

Тем более что в «Зимней сказке» Уилдон-режиссер сумел справиться с не объяснимыми нормальной логикой виражами сюжета. Испытанными приемами (вроде высвечивания персонажа лучом при замирании в стоп-кадре остальных действующих лиц) он смог материализовать кошмары или сделать зримым внутренний монолог героя, а каждого персонажа одарил собственной пластикой. Особо выразительная, с «паучьими» руками и скрюченным телом, будто выжигаемым изнутри кислотой, досталась ревнивцу Леонту. На московской премьере эту роль со всеми ее пограничными сломами психики и детальными физиологическими подробностями, труднейшую не только в актерском, но и в танцевальном смысле (пока Леон не отравлен ревностью, ему достаются вполне академичные прыжки и пируэты), великолепно исполнил Денис Савин — без сомнения, самый тонкий и разносторонний актер Большого. Партия несправедливо обиженной королевы Гермионы подходит Ольге Смирновой; эту балерину с чистыми линиями и безукоризненным танцем упрекнуть можно разве что за поистине монаршее достоинство, проявленное в экстремальных ситуациях (скажем, в момент гибели сына или при оглашении смертного приговора, вынесенного ее собственным мужем).

Роль юной Утраты, дочери королевской четы, красавица Мария Виноградова танцевала, пожалуй, с недостаточной резвостью: страдала четкость мелких па. Впрочем, в ее случае уместны похвалы, а не претензии — балерина оказалась в экстремальной ситуации. Ее принц Флоризель, опытный премьер Владислав Лантратов, получил серьезнейшую травму в самом начале их сценического романа, на, казалось бы, невинном прыжке — кабриоли. Треск разорвавшегося сухожилия был слышен в зрительном зале, несчастный танцовщик на одной ноге упрыгал за кулисы, и после вынужденного антракта второй акт начали заново с другим Флоризелем, бразильцем Давидом Моттой Соаресом. Пылкий юнец, чрезвычайно подходящий по типажу, проявил себя геройски не только в личных вариациях и многочисленных соло, пронизывающих кордебалетные танцы, но, самое главное, в дуэтах, опутанных по-английски коварными и разнообразными поддержками: партнершу бразилец держал надежно.

Второй акт «Зимней сказки» — серьезное испытание и для кордебалета. Стремясь избежать дивертисментности и аналогий со старинными буколическими балетами, Уилдон утопил «богемских» пастухов и пастушек в нескончаемом потоке темпового массового танца, размыв его номерные границы и линейную композицию. Рисунок танца постоянно меняется, различные группы исполняют разные комбинации, корифеи и солисты (легкостью и удалью выделялся Молодой пастух Алексея Путинцева) с личными виртуозностями вклиниваются в массовый пляс, окрашенный условно этнографическими мотивами. Все это артисты Большого танцуют лихо и жизнерадостно, благо, выигрышные костюмы (порхающие платьица и широкие, поверх брюк, юбки мужчин) скрывают мелкие корявости, а некоторый разнобой движений микширует программная калейдоскопичность танцевального рисунка.

Конечно, «Зимняя сказка» — не эксклюзив Большого, а потому выездные перспективы спектакля туманны. Но для московской афиши английская обновка полезна во всех отношениях: творческом, зрительском, коммерческом. А поскольку театр и хореограф остались довольны друг другом, не исключено, что Кристофер Уилдон когда-нибудь сочинит балет специально для Большого, что уже сделал в 2007 году. Надо надеяться, что новой работы не придется ждать еще дюжину лет.