«В России диагноз инсульт в год получает полмиллиона человек»

ХХI век породил настоящий вал неврологических заболеваний. Головные боли, невралгии, инсульты, метеозависимость — вот далеко не полный перечень диагнозов. О том, как с этим справляется отечественная медицина, «Огоньку» рассказал главный невролог Москвы Николай Шамалов.

Беседовала Ольга Волкова

— Какие неврологические заболевания встречаются чаще всего у россиян и как это соотносится с неврологическими диагнозами жителей других стран?

— В неврологии на первом месте по социальной значимости сегодня сосудистые заболевания головного мозга — инсульты. Каждый год в России такой диагноз получает порядка полумиллиона человек. Это достаточно большие цифры. В западных странах заболеваемость меньше, поскольку там гораздо раньше начали программы по профилактике. Можно сказать, что уровень заболеваемости в России соответствует странам Восточной Европы.

— Кажется, что неврологи должны заниматься в первую очередь нервами, а не сосудами…

— На самом деле спектр заболеваний, которыми мы занимаемся, чрезвычайно широк, и это обусловлено схожими причинами их возникновения. Весьма распространенными заболеваниями являются головные боли, поражения периферической нервной системы, эпилепсия, рассеянный склероз, болезнь Паркинсона и так далее.

— Изменились ли диагнозы по сравнению с тем, что было в советское время?

— По спектру заболеваний принципиальной разницы нет, зато существенно изменились возможности невролога. Буквально 20–25 лет назад эпилепсия, рассеянный склероз, тот же инсульт или болезнь Паркинсона были приговором. А сейчас кардинально изменились подходы к лечению этих заболеваний. Речь не только о новых препаратах, которые в ряде случаев помогают приостановить развитие заболевания либо полностью убрать его симптомы. Появились и другие технологии, прежде всего реабилитационные.

— В целом число неврологических заболеваний сегодня растет?

— Так сказать можно. Но здесь работает несколько факторов: прежде всего существенно улучшилась диагностика. За 20–25 лет произошел скачок в диагностике — в широкую практику внедрили томографию. Сейчас каждый невролог обязан уметь читать изображения. Поэтому мы стали диагностировать заболевания на более ранних этапах, а главное, в более раннем возрасте.

Во-вторых, продолжает расти число людей, перенесших инсульт, в том числе за счет молодых пациентов. Хотя в целом за последние 10 лет смертность от инсульта в РФ снизилась на 35 процентов.

И третье. Население стареет, продолжительность жизни увеличивается, накапливается груз болезней, растет вероятность инсультов, болезни Альцгеймера и Паркинсона.

— Но ведь и время-то более нервное…

— Если говорить об условиях жизни современных городских жителей, то они, конечно, психически перегружены.

Когда человек постоянно в напряжении, у него возникает срыв адаптационных резервов, что прежде всего выражается в повышении артериального давления. Плюс, если человек особо не следит за режимом питания и физической активностью, он начинает набирать лишний вес, а это риск гипертонии и сахарного диабета. То есть хронический стресс готовит почву для болезней, а острый стресс — скачок психоэмоционального напряжения — грозит резким скачком давления и может стать причиной инсульта.

— Все врачи говорят, что нельзя нервничать. Но никто не говорит, как этого достичь.

— Нужна нормализация образа жизни: меньше есть соленого, в сутки нужно потреблять не более 5 граммов чистой соли. Следует избегать жиров животного происхождения, больше ориентироваться на растительный жир. Есть больше овощей и фруктов, не курить. Один из самых действенных способов уменьшить риск развития инсульта, инфаркта миокарда, сахарного диабета — снизить массу тела.

Гонки на выживание

— Вы сказали о полумиллионах инсультов в год... На оказание экстренной помощи при инсульте отводится около четырех часов. Какой процент пациентов в России успевает обратиться к врачу за это время?

— В среднем после инсульта в течение 4 часов за помощью обращается около 30 процентов пациентов — это данные по России. И дело не в трафике на городских дорогах. Например, московская скорая помощь работает очень оперативно: от звонка в скорую до того, как пациент оказывается у дверей стационара, проходит где-то 57–58 минут. Это хорошее время, потому что бригада успевает выехать, осмотреть пациента, диагностировать инсульт, оказать помощь, эвакуировать человека в стационар.

Основная проблема — в низкой грамотности населения. Особенность инсульта в том, что при нем нет болевого синдрома. Ослабла рука, перекосило лицо, но боли нет. А для нас главный признак болезни — боль. При инсульте часто думают: ну, подумаешь, рука онемела, может, отлежал, до завтра подожду. Поэтому две трети обращаются к врачам, когда наши возможности уже во многом упущены.

— Не так давно в Москве начали реализовывать инсультную сеть оказания оперативной медицинской помощи. Что это такое?

— Эту систему создали два года назад в рамках специальной программы правительства Москвы, и связана она с применением тромбоэкстракции. Это особая методика удаления тромба из сосудов мозга при помощи специальных устройств. Главное здесь — успеть в то самое терапевтическое окно, когда тромб еще не погубил часть мозга. Метод требует вовлечения большого числа специалистов, которые должны действовать быстро, а главное одновременно. В Москве работает специальный алгоритм оценки пациентов: если бригада скорой помощи определяет, что у человека, вероятно, инсульт и он возможный кандидат для тромбоэкстракции, он сразу транспортируется в больницу, где есть эта методика. В Москве ее наиболее широко используют в 10 стационарах. Здесь пациента принимают неврологи и реаниматологи, быстро делается компьютерная томография, ангиографическое исследование сосудов, анализы крови и так далее. В течение 40–60 минут пациент полностью обследован и подготовлен к операции. Во всем мире эта методика показала себя как самая эффективная для пациентов с тяжелым ишемическим инсультом, когда поражена крупная артерия. Ведь чем крупнее артерия, тем больший участок мозга страдает.

— В регионах возможно внедрять этот метод?

— Пока его практикуют только несколько регионов. Самые активные — Москва, Санкт-Петербург, Казань, Краснодар, Белгород, Ханты-Мансийск, ряд других. Конечно, по количеству больниц, где есть эта методика, Москва и Санкт-Петербург опережают всех остальных.

— Если сравнивать с зарубежными методами лечения, мы все время их догоняем?

— Никакой гонки нет, потому что наука не имеет границ. В помощи пациентам с инсультом мы идем вровень с развитыми странами. Сегодня в РФ действует более 600 сосудистых центров. Для сравнения, на всю Америку их порядка 900 — с учетом численности населения это примерно сопоставимо.

Нам нужно серьезно развивать реабилитацию пациентов. Особенно это касается второго и третьего этапов реабилитации: стационарных круглосуточных коек и в поликлинике, в дневном стационаре. Если с острой фазой мы уже как-то выстроили систему, то второй и особенно третий этап — для нас задача номер один. Нужно создавать критерии перевода пациента с этапа на этап, маршрутизацию, логистику. В ряде субъектов РФ система выстраивается, но есть регионы, где она на зачаточном уровне.

— Не так давно в Москве неврологам вручали премию «Время жить!». За что ее дают?

— Премию учредили три года назад как поощрение за достижения в лечении и профилактике инсультов. В разных номинациях ее получили коллективы неврологов из разных регионов: из Пермского края, Екатеринбурга, Нижнекамска, Владивостока, Санкт-Петербурга, Уфы, Воронежа. Врачи, приехавшие в том числе издалека, отмечали, что все они являются частью команды, что будущее именно за междисциплинарным подходом, за командной работой.

С больной головы на здоровую

— По радио часто предупреждают о том, что метеозависимым людям нужно быть осторожнее. Их что, становится больше?

— Критерии этого понятия не очень четкие, но говорить, что у населения усиливается метеозависимость, я бы не стал. А вот зависимость от интернета, от соцсетей — это проблема реальная, и неврологи не могут обойти ее стороной. Особо это касается наших детей. Мы наблюдаем у поколения Z (те, кто родился после 1995 года.— «О») совершенно иной способ коммуникации и общения с миром. Да и двигательные навыки у них другие. Эти дети не то что чистописанием не занимаются, они даже на компьютере не печатают, сегодня их основной инструмент — экран смартфона.

В итоге мы получаем совершенно другую работу мозга — даже речь у этих детей развивается иначе. Эти новые люди не хуже, не глупее, просто другие.

— Отсутствие привычки писать может изменить мозг?

— Когда человек учится писать, у него развивается мелкая моторика. А чем более тонкие и дифференцированные движения производит ребенок, тем лучше развивается кора мозга, включая участки, которые отвечают за речь, за другие функции. Упущение в развитии мелкой моторики — это серьезный ограничивающий момент.

— Тем не менее стало модно оспаривать преимущества раннего развития. Дошкольников, говорят, не надо перегружать знаниями…

— Ну если ничего не делать, у нас вырастут маугли. Методы дошкольного обучения, которые действовали в СССР, были не самыми плохими. Мозг проходит определенные стадии развития, если упустить момент, в нем уже будет отсутствовать определенная функция, та же речевая, двигательная.

Одно дело учить человека писать в пять лет, другое дело — с нуля в десять. Пластичность детского мозга потрясающая, но с возрастом и она изменяется, ослабевает. С точки зрения медицины пластичность — это приспособление к утраченной функции. В случае какого-то неврологического заболевания, операции или травмы мозг включает соседние участки в этом же полушарии или подключает второе полушарие, чтобы компенсировать утраченное.

Скажем, новые технологии виртуальной реальности позволяют нам быстрее обучить мозг компенсировать функцию пораженной зоны. Допустим, в мозге сформировалась киста, на ее месте нет здоровой ткани, нет нейронов, но тогда утраченные функции может взять на себя другое полушарие. Наша задача — как можно быстрее найти зону, которая это сумеет, помочь мозгу сформировать новый центр.

— Он образуется в том же полушарии?

— Как правило, нет. Если человек правша, у него доминантное полушарие левое, значит, там находится речевой центр его родного языка, выученного в раннем возрасте. Когда, вырастая, человек учит новый язык, у него формируется дополнительный речевой центр, как правило, в другом полушарии. Отсюда взялись анекдоты: шел по улице, кирпич упал на голову, когда очнулся, то начал говорить на английском, который когда-то учил, а русский забыл. В этой шутке есть доля правды, потому что если повреждается центр с родным языком, то в работу включается другой центр, который в обычной жизни не доминировал.

— В этом состоит профилактика болезни Альцгеймера?

— Да, изучение языков — отличная профилактика. Но и банальное разгадывание ребусов, заучивание наизусть стихов и песен дают мозгу когнитивную нагрузку. И хотя Альцгеймер — дело людей в возрасте, но и про физическую активность нельзя забывать. Если нет движения, мозг не получает адекватной стимуляции, все его функции страдают.

— Головные боли стали бичом городского населения. Как с ними справиться?

— Сегодня очень распространена головная боль напряжения — сжимающего, давящего характера. Ее источник — перенапряжение мышц шеи или головы. Чаще всего такая боль появляется ближе к вечеру, когда человек устает, особенно если он занимается монотонным трудом. К этому ведет даже длительный просмотр телевизора, работа за компьютером, вождение автомобиля.

На втором месте по распространенности — мигрень, боль, связанная с сосудами, которые сначала спазмируются, а потом расширяются. Помните, у Понтия Пилата в «Мастере и Маргарите» была «непобедимая, ужасная болезнь гемикрания, при которой болит полголовы»? Это как раз она. Боль при мигрени односторонняя, пульсирующая, усиливающаяся при любой физической нагрузке. Мигрень может сопровождаться тошнотой и рвотой, светобоязнью, звукобоязнью. Спровоцировать такую боль могут внешние причины: еда, например шоколад, какао, копчености (колбаса или рыба), из напитков — пиво и вино. У женщин приступы мигрени часто связаны с менструальным циклом. Есть понятие «мигрень выходного дня» — человек как будто выспался, а просыпается с головной болью. В любом случае, зная свою предрасположенность к головной боли, нужно избегать того, что ее вызывает, контролировать свой образ жизни и обращаться к неврологу, чтобы подобрать соответствующее лечение. Сегодня, как я говорил, новых возможностей для лечения действительно много.

В поисках волшебной таблетки

— Появились ли какие-то принципиально новые препараты в вашей области?

— Скажу сразу: таблетки, которая радикально излечивает тот же инсульт, к сожалению, до сих пор нет. Есть препараты, которые растворяют тромбы, если человек успел обратиться за помощью в первые 4,5 часа. Есть препараты для профилактики повторных инсультов — они снижают артериальное давление, разжижают кровь, снижают уровень холестерина.

— Появилось ли что-то новое против болезней Альцгеймера и Паркинсона?

— Если говорить о нейродегенеративных заболеваниях, например о болезни Альцгеймера, то мы можем лишь отчасти стабилизировать процесс, замедлить его. А вот препаратов для лечения болезни Паркинсона все больше, в том числе есть достаточно серьезные препараты постоянного введения. Пациентам вшивается устройство, которое постоянно дозированно вводит в организм это новое лекарство. Плюс существует хирургическое лечение болезни Паркинсона — DBS (deep brain stimulation): в определенные зоны мозга вживляются электроды и с помощью импульсов помогают мозгу справиться с симптомами болезни.

Если говорить о рассеянном склерозе, эпилепсии, появляются целые линейки, новые поколения препаратов, позволяющие эффективно купировать и предупреждать эпилептические приступы, обострения рассеянного склероза.

Но главное, что сегодня появилось большое количество новых, в основном немедикаментозных методов реабилитации. Механотерапия — лечение движением, робототерапия, восстановление когнитивных функций с логопедом, психологом…

— Но ведь логопеды были и раньше?

— Да, это так. Наша советская школа логопедии на самом деле очень сильная. На весь мир знаменит Центр патологии речи и нейрореабилитации, созданный нашей живой легендой академиком Шкловским. Но раньше был интердисциплинарный подход, когда каждый специалист занимался пациентом в свою очередь. А сейчас меняются организационные модели: мы вводим мультидисциплинарный подход, когда все специалисты работают командой и сообща. 10–12 специалистов разного профиля на разных этапах болезни по очереди становятся лидирующими.

Добавились новые методы работы с пациентом, связанные с магнитной стимуляцией, электростимуляцией, кинезотерапией. Развиваются методы восстановления утраченных познавательных и речевых функций. Подключается использование самых разных роботов, появляются новые технологии интерфейса «мозг-компьютер», виртуальной реальности, биологической обратной связи…

— Что-то из области фантастики?

— Так оно и выглядит. В тех же техниках реабилитации мы сейчас наблюдаем прорывные технологии — чего стоят одни экзоскелеты! 10 лет назад было невозможно представить, что пациент после спинальной травмы, с парализованными ногами, сможет ходить! Для него это становится возвращением потерянной свободы…

— Какие еще помимо доступности реабилитации проблемы отечественной неврологии предстоит решить в первую очередь?

— Я говорил о просвещенности населения. Люди должны знать симптомы острых неврологических заболеваний, особенно инсульта. Это радикально снизило бы смертность от неврологических заболеваний и инвалидизацию, что напрямую связано с качеством жизни у нас в стране.

Другой важнейший вопрос — подготовка кадров. Этим нужно заниматься в первую очередь. Неврологов не хватает, так же как и других специалистов. По статистике, в России достаточно только косметологов и гинекологов. Неврология, наверное, самая интеллектуальная медицинская дисциплина, и хотелось бы, чтобы студенты медвузов уделяли ей должное внимание.