«В отличие от больших групп, мы на самом деле любим часы»

За 70 с лишним лет владения компанией Patek Philippe семья Стерн превратила ее в образец. Никто не может оспорить тот факт, что на их женевской фабрике в План-лез-Уат выпускают лучшие часы на свете. По Patek Philippe сверяют общую ситуацию с мировым часовым рынком. В год 180-летия компании мы встретились с ее главой Тьерри Стерном.

— Вы не просто генеральный директор, вы член семьи, которой с 1932 года принадлежит Patek Philippe. Что это значит для вас? Уйти с работы — это все равно что поссориться с родителями или развестись с женой?

— Среди исторических часовых мануфактур мы не единственное семейное предприятие. Правда, осталось таких всего три. Мы, да Audemars Piguet, которое принадлежит потомкам создателей, да Chopard, которым владеет семья Шойфеле. Что это значит? Мы сами себе хозяева, на нас не давят акционеры, никто не может мной командовать. Вот и вся разница. А в остальном я такой же работник, как и многие генеральные директора.

— Но если акционеры не давят, кого же вы слушаете? Никого?

— Вовсе нет. Я слушаю своего отца, Филиппа Стерна, который многому меня научил — тому, чему, в свою очередь, учил его мой дед. Мне дает советы моя жена Сандрин. Хорош бы я был, если бы не советовался с женой. Мои дети помогают мне принимать решения. Как напрямую, так и просто тем, что они у меня есть, и мне будет кому передать со временем Patek Philippe. Ну и кроме того, чем старше я становлюсь, тем внимательнее я слушаю всех остальных, стараюсь понять, что говорят вокруг.

– Но вокруг говорят иногда странные вещи. Недавно Blоomberg намекнул, что семья Стерн ведет переговоры о продаже Patek Philippe. Кому? Swatch Group, или LVMH, или Rolex?

— Такие «новости» появляются не в первый раз, чему вы удивляетесь. Раз в год мне рассказывают, кому и что я продаю. Bloomberg сделал ошибку, поверив эксперту, который запустил эту утку. Надеюсь, опыт научит их быть внимательнее и осторожнее. Мы в семье просто посмеялись, но вот нашим сотрудникам в первый момент было не до смеха. Плохим новостям легко поверить, и внутри компании эта новость многим испортила настроение, люди были испуганы. Возможно, это и было целью вброса.

— То есть вы можете сейчас меня заверить, что Patek Philippe не продается даже за миллиарды?

— Зачем нам продавать марку, которой мы гордимся и которая, уверяю вас, приносит доход достаточный не просто для ее существования, но для ее развития? Вы считаете, что нам не хватит нескольких миллиардов до получки, и мы продадим наше семейное достояние? Смешно! Часы это наша страсть, наша гордость, мы не просто владеем каким-то там предприятием, которое работает без нас, пока мы развлекаемся и стрижем купоны. Мы все делаем сами, в этом наш интерес. В отличие от больших групп, мы на самом деле любим часы и не променяем их на нефть или цветные металлы. Деньги для нас не приоритет, мы занимаемся тем, что нам интересно.

— Но может быть, вам было любопытно узнать, во сколько эксперты оценивают возможную продажу? Вас вроде бы сватали Rolex за сумму в €7–9 млрд, в то время как ваш оборот составляет 1,35 млрд швейцарских франков?

— Я не буду комментировать названные вами цифры, никак не соотносящиеся с действительностью. Вы сами знаете, что нет абстрактной цены продажи, она появляется только в результате торговли. А никакой торговли нет и не будет.

— Но ведь вы — семья, вы сами сказали, что ни перед кем не отчитываетесь. Завтра соберетесь за ужином и продадите, никто вам не помешает. Это возможность, но это и ответственность. За вашей спиной — никого.

— Да, это ответственность, которая заключается в том, что мы ответственны и перед семьей, и перед Patek Philippe. Я всего лишь хранитель марки на время моей жизни, потом она будет принадлежать кому-нибудь другому из Стернов. Вы ведь знаете нашу рекламу: «Вы никогда по-настоящему не владеете Patek Philippe. Вы просто храните их для следующего поколения». Думаете, нам ее придумали маркетологи, а мы сами в нее не верим? Я не считаю, что Patek Philippe это что-то «мое». Марка существовала до меня и, надеюсь, будет существовать и дальше.

— Сколько вы производите часов?

— В 2018-м году мы выпустили 62 тыс. часов. В 2019-м мы сделаем примерно столько же, к тому же нам предстоит ввести в эксплуатацию новый корпус в План-лез-Уат, а с переездом всегда сложнее загадывать. В общем, мы не собираемся в обозримом будущем совершать прорыв по количеству часов. Количество не наш приоритет, моя забота — качество.

— Зачем же вы тогда построили этот новый корпус, начатый в самый разгар кризиса, который, как говорят, обошелся вам в 450 млн франков? Увеличивают производственные площади ведь для того, чтобы увеличить производство.

— Нам понадобился новый корпус для того, чтобы собрать в одном комплексе те службы, которые раньше располагались в других местах. В здание в План-лез-Уат переедут производители браслетов и корпусов, некоторые другие подразделения. Намного лучше работать, когда все сосредоточено в одном месте. Это решает многие проблемы — в том числе перевозки, безопасности. Мы закончили строительство, сейчас работаем над отделкой.

Кроме того, раз вы спрашиваете о цифрах, умножьте 62 тыс. на десять лет. Вот вам и 620 тыс. часов, которым однажды придется вернуться к нам для ТО. Для того чтобы часы, даже такие точные, как наши, протикали свои сто лет, им нужно обслуживание, и не абы какое за углом, а высокопрофессиональное. Patek Philippe — единственная часовая марка, готовая ремонтировать все часы, независимо от года их выпуска. Для этого тоже нужны площади. Да и вообще, много места лучше, чем мало места. Будущим Стернам пригодится.

— Согласно годовому докладу Morgan Stanley, в швейцарской часовой промышленности семь марок превысили миллиардную планку оборота. Прежде всего это Rolex с 5,4 млрд швейцарских франков, затем Omega и Longines из Swatch Group с 2,34 млрд и 1,65 млрд соответственно; затем Cartier из Richemont с 1,594 млрд, и наконец вы с 1,35 млрд. За вами — Tissot из Swatch Group с 1,05 млрд и Audemars Piguet с 1,03 млрд. Вы говорите о 62 тыс. часов, при этом вы — марка-миллиардер. Рядом с вами гиганты Rolex, Omega, Cartier. Откуда 1,35 млрд при таком ограниченном производстве?

— Мы играем в лото! Шучу. Могло быть и больше, но мы очень много потратили на наше новое здание. Но в принципе наш капитал пропорционален навыкам и репутации, накопленным за 180 лет существования. Rolex в три месяца делает то, что мы делаем в год по деньгам. Но у них огромные цифры производства. Наши часы стоят дорого и не теряют свою цену.

— После аукционных рекордов Patek Philippe появилась легенда, что все ваши часы на руках только дорожают с каждым годом.

— Нет, это неправда. Дорожают, и часто значительно, особые модели часов, редкие, необычные, имеющие какую-нибудь захватывающую историю или принадлежавшие знаменитым людям. Такие часы уходят за миллионы, иногда их цена достигает десятков миллионов. Но рядовые модели не способны так подорожать. Я сказал бы, стоит радоваться тому, что они не дешевеют так стремительно, как многие другие часы на рынке, купив которые, вы тут же теряете процентов тридцать стоимости. Patek Philippe может сохранить свою цену.

— Значит, если покупать Patek Philippe, лучше выбирать самые сложные, редкие и дорогие часы?

— Если вы коллекционер, то конечно. Тогда вам надо следить за новинками в области великих усложнений, охотиться за репетирами, вечными календарями, за мемориальными изданиями. Но это не так-то просто, в моей практике не было случая, чтобы сверхсложных моделей хватило бы на всех. Всегда есть недовольные, которым не досталось. Это гонка без конца. Но если вы ищете часы, которые вы не будете прятать в сейфе, а станете носить на руке, покупайте рядовые модели, в них много вкуса и настоящей, простой, благородной красоты. Вам не будут их продавать актеры или манекенщицы. Мы не обращаемся к услугам наемных «посланников». Единственные звезды Patek Philippe — это сами часы.

— Когда мы впервые встретились с вами, вы были молодым вице-президентом, а командовал всем ваш отец Филипп Стерн. Что изменилось с тех пор, как вы встали во главе Patek Philippe?

— Мы по-прежнему много советуемся с отцом, такого опыта, как у него, у других не найти, причем применительно не вообще к часам, а именно к Patek Philippe. Он не раз останавливал меня в сложные моменты, потому что мог предвидеть результат моих действий. Он мог сказать, что такое решение Стерны уже принимали много лет назад и результаты их не порадовали. Но бывает и так, что мне приходится делать то, что отец не стал бы. Так было с запуском часов Pilot, о которых многие спорили — «Патек» это или не совсем «Патек». Папа тоже сомневался, и мне пришлось взять риск на себя. Теперь мы видим, что эти часы востребованы, и у нас даже нет достаточного их количества, чтобы удовлетворить всех желающих. Так же было и в этом году с новым «пилотом», снабженным календарем и будильником.

— Многие используют новые материалы: углепластик, титан, керамику — как вы к этому относитесь?

— Мы работаем с золотом, платиной, реже со сталью. Я не думаю, что нам нужна керамика или тем более углепластик. Этак можно докатиться до пластмассы. Мне кажется, что наша техника достойна большего. Новые материалы мы можем использовать только для того, чтобы повысить точность хода часов, как это делается с кремниевым спуском. У нас мало стальных корпусов. Многие марки сейчас увлекаются сталью просто потому, что сталь дешевле золота. Но это опасный ход, если вы приучаете клиентов к стали, вы с большим трудом сможете им предложить золото, а это важнейший, естественный материал часового искусства.

— Но ведь стальные часы и вправду дешевле?

— Мне кажется, странно было бы идти покупать Patek Philippe c целью сэкономить деньги. В том, что я говорю так, нет никакой гордыни. Во-первых, мы очень стараемся, чтобы наши цены были оправданы, а не взяты с потолка. За это я вам отвечаю. Во-вторых, есть много хороших, достойных марок, которые делают более дешевые часы, и даже еще более дешевые, не превращаясь при этом в ширпотреб. Лучше тогда сразу обращаться к ним. И в-третьих, сталь — всего лишь очередной исторический тренд. Она сейчас в моде, и под это можно подложить любую теорию, что-де сталь — это скромность, это естественность, это природный материал часовщиков и так далее, все, что подскажут рекламные отделы. Но для меня это просто эффект моды, каким было красное золото, желтое золото, голубое, белое. Каким сейчас становится бронза. Каким был титан. И это пройдет, и сталь займет свое место в ряду материалов высокого часового искусства. Свое скромное место, которое ей в этом секторе цен и принадлежит.

— Сейчас часовые марки стараются завоевать женскую аудиторию. Patek Philippe — все-таки более мужская, чем женская марка. Не отстаете ли вы от моды?

– Женские часы занимают лишь 30% нашего производства, мне хотелось бы поднять их количество процентов на 10. Ради этого мы вводим новые модели, вроде автоматических Calatrava или круглых механических Twenty-4. Они потеснят наши кварцевые Twenty-4. Кварц вообще сокращается в нашем производстве до 12%, это не только Twenty-4, но и часы серий Aquanaut и Nautilus.

— Вроде бы у вас уже все есть и все пользуется спросом. Зачем новые модели и новые расходы на них?

— Есть марки, которые привозят на ярмарки и салоны три или четыре модели часов, расцвечивая их дополнительно с помощью всякой декорации. Мы каждый год привозим не менее 20 новых моделей, потому что нам важно сохранять ритм творчества. Но мы не собираемся привозить новинки ради новинок. Срок разработки часов в среднем на рынке — два-три года. У нас это занимает не менее пяти лет, а иногда и более. Почему? Да потому что другие спешат отметиться с новинками, не задумываясь о том, что с этими часами произойдет через пять-десять лет, насколько они долговечны, пригодны к ремонту, удобны в обслуживании. Мы непременно задаем себе все эти вопросы и не выпускаем часы из рук до тех пор, пока не способны на них ответить.

— Какие линии лучше продаются? Есть ли «отличники» и «отстающие»?

— В принципе все равномерно. Nautilus, конечно, могли бы бить рекорды по количеству, но мы бы не хотели продавать только этот продукт, хотя мода на них не проходит уже более сорока лет. Один Nautilus не может быть главным, все должно быть сбалансировано. Наименее рентабельная для нас модель — Golden Ellipse, но поскольку эти часы занимают в наших объемах меньше 1%, можно потерпеть, потому что, я считаю, эта модель важна для нашего имиджа.

— Ваша семья владеет одним из лучших в мире и уж точно самым известным частным музеем часовой истории. Он расположен в Женеве, в большом здании на улице Старых Гренадеров. Я был там не раз и поражался богатству коллекции. Кому принадлежат эти часы?

— Нам. Основой музея стала коллекция моего отца. Он рассказывал мне, что со временем ему стало жалко держать собранные часы в сейфе. Встречи с ними были уж слишком сложными и тайными. Он подумал, что хорошо бы разделить свою страсть с людьми, которые любят часовое искусство. Теперь там в собрании и коллекция моего отца, и моя собственная коллекция. Это доставляет мне удовольствие. Там у нас и вправду есть настоящие шедевры, причем не только из истории Patek Philippe.

— Вы, Patek Philippe, всегда держитесь особняком. Но согласуете ли вы политику с другими крупными игроками на рынке? Я знаю, например, что в момент кризиса с Базельской ярмаркой, когда многие марки с нее ушли, главные часовщики собрались вместе, чтобы выработать общую политику?

— Мы и вправду существуем отдельно, я не очень слежу за тем, что происходит вокруг, и могу иногда только удивляться, почему тот или иной руководитель поступил так, а не иначе. Но Швейцария маленькая, а часовой мир еще меньше, и, конечно, мы все друг друга знаем. Что касается Базеля, мы собрались и решили, что общешвейцарская часовая ярмарка, имеющая столетнюю историю, важна для всех, поэтому мы были готовы проявить терпение и вернуться в Базель, хотя бы на ближайший год.

— А в следующем году?

— Это во многом будет зависеть от позиции нового руководства Базельской ярмарки, но и, конечно, от настроения моих коллег. Мой отец участвовал в этой ярмарке. Мой дед продавал здесь часы, причем начинал с одного стола и нескольких стульев, это теперь у нас огромный стенд в несколько этажей. Мне трудно представить себе Patek Philippe без Baselworld. Но так же трудно представить себе Базель, в котором останется один Patek Philippe. Это тоже было бы неправильно.

— Будут ли Patek Philippe продаваться в интернете?

— Мы никогда на это не пойдем. Можно покупать в сети стандартные вещи, еду, даже одежду, но невозможно покупать вещи уникальные. Интернет может вам о них рассказать, но потом вам придется-таки за ними прийти ногами и потрогать их руками. Точно так же я не уверен, что мы когда-нибудь затронем тему коннектированных часов. Я не хочу конкурировать с электронными гигантами, я доволен тем, что коннектированные приборы приучают молодежь носить на руке часы. Но механические часы как произведение искусства ничто не заменит. Вы посмотрите на электронных магнатов. Это очень богатые люди, которые толкают вам электронные часы, ну а сами? А сами носят Patek Philippe!

Интервью взял Алексей Тарханов