18 апреля президент России Владимир Путин посвятил прежде всего международной повестке и встретился с президентом Эстонии и представителями французских деловых кругов. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников убежден, что это звенья одной цепи: и той и другим от Владимира Путина нужно не меньше, чем Владимиру Путину — от них.
Эстонские журналисты настолько давно, а некоторые настолько никогда не были в Кремле, что даже двести метров от Спасской башни до входа в 1-й корпус не могли преодолеть спокойно.
— Проведите нам экскурсию! — с некоторым, по-моему, вызовом попросил один из них, самый разговорчивый, яркую представительницу пресс-службы президента России.
— Отсюда открывается вид на резиденцию президента Российской Федерации! — сгоряча, по-моему, приняла она вызов.
Тут я осознал, благодаря чему открывается такой вид, и тоже рассказал эстонским коллегам:
— А прямо перед собой вы видите наконец снесенный 14-й корпус Кремля!
Коллеги, которых было человек шесть, подавленно замолчали. Наверное, они старались понять меня. (Но это был тот случай, когда я и сам-то себя до конца не понимал.) А может, задумались о чем-то своем. Я подумал, что они ведут себя как-то слишком по-эстонски, и, когда молчание затянулось, по всей видимости, навсегда, я миролюбиво продолжил:
— А там, слева, Царь-пушка и Царь-колокол.
— Где? — внезапно ожил один коллега.
— Нам, к сожалению, в противоположную сторону,— признался я.
И он снова покорно утих.
Экскурсия, таким образом, развивалась по укороченному сценарию.
Зато эстонские коллеги, вернее те из них, которым доверили снять протокольное начало встречи в Представительском кабинете, безостановочно фотографировали этот кабинет и особенно его нескромные люстры. Кажется, они все время думали о том, что второй раз они сюда уже никогда не попадут. Последний раз на моей памяти так жадно пользовались представившейся, а вернее, свалившейся на них возможностью два журналиста из Вьетнама года четыре назад.
— А правда, что президента Эстонии многие в вашей стране отговаривали от поездки в Россию? Но ее было уже, говорят, не остановить? — спросил я эстонского оператора, которому его российские коллеги беспокойно предлагали помощь в починке треноги, на которой была установлена видеокамера, грозившая рухнуть в любой момент, в том числе и ответственный, но он никого не подпускал и близко ни к себе, ни к ней, потому что лучше других понимал: худшее из того, что можно сейчас придумать, так это дотронуться до нее.
— Понимаете,— сказал он мне на хорошем русском языке,— Эстония такая страна, где никто не доволен своим президентом. Но за это президент получает часть своей зарплаты.
— То есть неважно, куда она едет? — переспросил я.— Все равно все будут недовольны?
— Точно! — подтвердил он.— Она в Африку ездила. Все остались очень недовольны.
Мне, разумеется, не понравилось сравнение поездки в Россию с поездкой в Африку. Но я ничего не успел даже возразить.
— А сюда из Португалии приехала. Зачем нам эта Португалия? — продолжил оператор.
Все-таки Россия, обнадеженно понимал я, эстонцам зачем-то нужна.
— А ваш президент с мужем приехал? — спросил я.
Про его прошлое ходят разговоры, которые приходится время от времени опровергать Службе внешней разведки России, так что вопрос был непраздный.
— Наверное, с мужем,— пожал плечами эстонский оператор.— Мы не следим за ним.
А вот он, захотел добавить я, за кем-то из вас, может, до сих пор следит.
Журналисты федерального российского телеканала уже доброжелательно спрашивали оператора, почему он так хорошо говорит-по-русски, и он рассказывал, что сам не знает, так как родители его по-русски не говорили, и дети тоже не говорят, а сам он учился в эстонской школе.
Тут мимо пронесся юный личный фотограф эстонского президента в красной бабочке (она порхала словно отдельно от него), а за ним в ослепительном синем платье вошла и сама президент Эстонии Керсти Кальюлайд, высокая и прямая.
— Мы давно не виделись,— сообщил ей президент России.— По-моему, десять лет назад была встреча на высшем уровне. И совсем недавно где-то за границей мы с вами мельком виделись.
За ее границей или за его? Да, очевидно, что за какой-то до сих пор неурегулированной, с точки зрения Эстонии, российско-эстонской границей.
— Отсутствие контактов между официальными лицами, официальными органами, между соседями — это ненормальная ситуация,— констатировал российский президент.— Как результат, у нас в предыдущие годы товарооборот упал более чем на 50%. Правда, за прошлый год он немного скорректировался — плюс 17%!
То есть не такая уж это и ненормальная ситуация. А если бы еще дольше не виделись, может, и еще подрос бы.
— У нас объективно есть общие интересы,— продолжил Владимир Путин,— связанные с регионом Балтийского моря: здесь и вопросы безопасности, и вопросы экологии, и вопросы, связанные с транспортом, транзитом…
О проблемах, связанных с тем, что до сих пор не ратифицирован договор о взаимном признании границ между Россией и Эстонией, Владимир Путин ничего не сказал. Возможно, потому, что России он и не нужен.
— Благодарю вас за возможность появиться сегодня здесь! — раскрылась навстречу Владимиру Путину улыбающаяся Керсти Кальюлайд.— Мы действительно договорились некоторое время назад о том, чтобы мы могли поговорить, хотя бы потому, что с соседями надо разговаривать даже в случае, если у нас есть определенные разногласия.
У себя на родине эстонский президент настаивала, что она едет в Москву прежде всего для того, чтобы открыть здание эстонского посольства в России, и как воспитанный человек она при этом попросила организовать ей тогда уж и встречу с президентом этой страны. Но сейчас обстоятельства поездки выглядели иначе.
Президент Эстонии производила впечатление компромиссной женщины:
— У нас есть важные торговые отношения. Экономика имеет возможность приспосабливаться к решению политиков, поэтому есть возможность направлять ее в позитивное русло.
Видимо, она имела в виду, что в личном разговоре можно договориться и про обход санкций. Такие разговоры могли ей потом, в общении с коллегами из Евросоюза, чего-то да стоить.
— Время обновить программу сотрудничества между Европейским союзом и Россией, которое финансируется обеими сторонами! — добавила Керсти Кальюлайд, подразумевая, очевидно, ущерб от санкций.— Так что время для встречи самое что ни на есть подходящее.
Она с достоинством, подобающим ее статусу, добавила, что Эстония является кандидатом в непостоянные члены Совета Безопасности ООН.
— Мы стали в мультилатеральных организациях важным и конструктивным партнером,— сообщила она Владимиру Путину хорошую новость (а какими были? — А. К.).— Поэтому я думаю, что нам будет интересно обсудить и глобальные геополитические вопросы.
Сирию, Венесуэлу… Где еще пересекаются геополитические интересы России и Эстонии? А, да, Ближний Восток…
— Но, как мы оба знаем, мы будем обсуждать и более сложные вопросы, когда наши друзья-журналисты покинут зал,— также приветливо сказала президент Эстонии, и в этот момент по крайней мере на одного друга-журналиста у нее стало меньше.
И если в начале встречи Керсти Кальюлайд показала себя компромиссной женщиной, то после нее продемонстрировала себя так и просто отважной.
Так, она подошла к журналистам и рассказала, что пригласила Владимира Путина в 2020 году в Эстонию. Она, кажется, не подумала о том, что он ведь приедет.
Разговор наедине продолжался не очень долго, меньше часа, и вскоре международная повестка этого дня Владимира Путина была ознаменована встречей с представителями деловых кругов Франции. Они, видимо, не хотели отставать от деловых кругов Великобритании (с которыми российский президент встречался совсем недавно), чтобы не остаться, очевидно, кругами на воде.
Мне-то казалось, силы французских бизнесменов должны быть сейчас полностью брошены на ликвидацию последствий пожара в соборе Парижской Богоматери (не так уж безнадежно, справедливости ради, сгоревшем), но, видимо, они остались и на встречу с Владимиром Путиным, тем более заранее условленную.
По понятным причинам с него эта встреча и началась:
— Перед тем как мы начнем работать,— сказал российский президент,— хотел бы выразить слова сожаления по поводу той трагедии, которая произошла во Франции, в связи с пожаром в соборе Парижской Богоматери. Безусловно, это не только собор, не только символ Франции, это и символ общеевропейской цивилизации, европейской культуры… Мы все сожалеем, мы все смотрели на это со слезами на глазах!
Сгоревший в ночь его победы на президентских выборах в 2004 году Манеж так Владимира Путина не впечатлил. Слез тогда замечено не было, по крайней мере на людях.
— Знаю,— продолжил Владимир Путин,— что французский бизнес готов помочь восстановлению. Мне известно также, что те российские компании, которые работают вместе с вами, которые работают во Франции либо с французскими партнерами, тоже готовы присоединиться.
Все-таки будет чем объяснить в случае чего падение французских инвестиций в российскую экономику. Да и отток российского капитала за границу тоже.
— Нефтегазовые корпорации России и Франции участвуют в таких знаковых совместных проектах, как «Северный поток», «Ямал СПГ»… Вместе строят «Северный поток-2», «Арктик СПГ-2»…— продолжил Владимир Путин, и ясно, что простое перечисление хотя бы пары таких проектов должно заставить по крайней мере с уважением относиться к ним его противников, которых, как известно, хватает в Евросоюзе.
После этого Владимир Путин произнес жестокую вещь:
— Россия в текущем году поднялась в рейтинге Всемирного банка по ведению бизнеса сразу на четыре позиции и заняла 31-е место. Уважаемые господа! Мы обогнали Францию на одну строчку.
За что он так с людьми, которые приехали к нему в гости?
— Зарубежным предпринимателям,— продолжил президент,— предлагаются к использованию специальные инвестиционные контракты, гарантирующие, что налоговые и административные условия работы не будут меняться в худшую сторону.
Оставалось дать гарантии, что не будут и в лучшую. Но они и так, наверное, живут с ощущением, что уже давно их получили.
— Значительные возможности для иностранных инвесторов открываются в связи с реализацией в России стратегических национальных проектов. Речь идет... Хочу это подчеркнуть, хочу, чтобы вы знали. Наверняка вы в курсе, тем не менее еще раз об этом скажу. Речь идет о сотнях миллиардов долларов капиталовложений в значимые для роста экономики нашей страны сферы. Зарубежные фирмы, которые пошли по пути локализации производства в России, могут теперь на равных условиях с российскими фирмами участвовать в конкурсах на государственные закупки.
Оптимизма президента в этом смысле не разделяют, наверное, только сотрудники компании Ford в России.
Между тем у Владимира Путина для этой встречи была подготовлена, так сказать, живинка:
— Каждая из ваших компаний, уважаемые коллеги, вносит свой вклад в гуманитарные программы в России. Хотел бы привлечь ваше внимание к одной инициативе, которой не помешала бы поддержка деловых кругов, в данном случае деловых кругов Франции. Имею в виду чисто гуманитарный вопрос, совсем далекий от бизнеса, он больше относится к спорту. Господин Тимченко, который с нашей стороны возглавляет этот совет, очень близок к этой теме! Имею в виду возможное участие одного из хоккейных клубов Франции в играх Континентальной хоккейной лиги.
Владимир Путин сейчас радел за Континентальную хоккейную лигу не меньше даже, чем за Ночную.
И он передал слово сопредседателям экономического совета ассоциации «Франко-российская торгово-промышленная палата» Геннадию Тимченко и Патрику Пуянне.
Речь господина Тимченко была исчерпывающей.
— Понятно, что сегодня здесь присутствует господин Пуянне, мой сопредседатель,— сообщил он.— В прошлом году его не было, поэтому хотел бы передать ему слово. У него, наверное, есть интересные вопросы!
— Спасибо, дорогой Геннадий! — посмотрел на него Патрик Пуянне.
— Сегодня 15 коллег (руководителей французских компаний.— А. К.) сопровождают меня. Думаю, что это такой растущий успех!
Господин Пуянне вслед за этим сообщил удивительную новость:
— Мы — главный работодатель в России!
Даже господин Тимченко на такое не претендует.
Возможно, Патрик Пуянне имел в виду иностранные компании. Но оказалось, что и он не претендует на многое:
— Компании, которые представлены здесь, больше сотни тысяч рабочих мест организовали в России.
То есть господин Пуянне, возглавляющий Total, имел в виду только коллег, сидящих за столом.
— Могу сказать,— продолжил французский сопредседатель,— что с момента нашей последней встречи мы хорошо продвинулись. Например, мои коллеги из Air Liquide об этом, в частности, расскажут. Ряд законодательных актов был изменен. В плане, например, лекарств от диабета приняты новые законодательные акты, новый регламент. Или, например, в том, что касается экспорта в соседние страны,— это то, что заботило Auchan. Про энергетику… Вы уже упоминали Total. Благодарю вас за интерес. Думаю, что мы продолжим инвестиции в Россию — $13 млрд сейчас объем инвестиций, и будем продолжать.
Речь господина Пуянне становилась безукоризненной, особенно по смыслу:
— Будем развивать местное содержание наших проектов. Хочу сказать, что сейчас мы строим небольшой проект на Ямале, будем производить сжиженный природный газ абсолютно локализованный, то есть при помощи российских технологий. В Мурманске терминал, на Камчатке будет терминал, и эти два терминала будут обеспечивать около 10%. Так что будем инвестировать и в Мурманск, и на Камчатку. Также подтверждаю, что именно верфь «Звезда» на Дальнем Востоке будет заниматься танкерами. И я знаю, что это было ваше желание, и как президент Total подтверждаю, что этот заказ передан «Звезде».
Ну и о главном:
— Total является спонсором российской хоккейной команды. Думаю, может быть, теперь нам нужно поменять объект нашего спонсорства, может быть, нам нужно теперь выступать спонсором для французской хоккейной команды? Обсудим с Геннадием!
Смех в зале. Геннадий радовался по крайней мере не меньше других. Не смешно будет только руководству Федерации хоккея России, которую на самом деле и спонсирует Total.
— Не удалось мне вас убедить, господин президент, чтобы вы финансировали французский футбольный клуб, но, может быть, я буду финансировать французский хоккейный клуб... Total, в общем, займется этим вопросом! — заверил господин Пуянне.
Ну а ради чего и встречались?