|
Контракт на теракт |
 |
| Фото: AP, ИТАР-ТАСС |
| Иорданца Хаттаба называли королем наемников: на войне в Чечне он заработал $20 млн |
Арабов было трое, они лежали на подмерзшей земле, рядом с окопом, в котором несколько дней отбивались от наступающих федералов. Повсюду валялись стреляные гильзы, использованные шприцы, какие-то бумажки и брошюры на арабском. У арабов были восковые лица, босые ноги и разорванные брюки. Вся остальная их одежда кучей тряпья лежала неподалеку. Это было осенью 1999-го на Терском хребте, только что отбитом федералами.
— Наемники,— пояснил армейский офицер, выделенный нам в сопровождение.— Это хорошо, что они здесь подохли, а попали бы к нам в руки... Видно, их мусульманский бог пожалел.
Эти арабы пришли на Терский хребет из расположенного неподалеку чеченского селения Сержень-Юрт, там долгое время находился лагерь полевого командира Хаттаба, человека, открывшего дорогу в Чечню иностранным наемникам.
Хаттаба озолотила война
Наемничество как явление появилось на территории бывшего СССР в начале 90-х, когда страну раздирали на части локальные конфликты. Абхазия, Приднестровье, Фергана, Карабах — везде, где вспыхивала очередная межнациональная война, появлялись люди, готовые за деньги жертвовать жизнью. Особенно известной тогда была украинская организация УНА-УНСО: в 92-м она отправила несколько отрядов для защиты украинцев Приднестровья, в июле 93-го снарядила в Абхазию экспедиционный корпус "Арго", воевавший под Сухуми на стороне Грузии (семь "унсовцев" правительство Грузии посмертно наградило орденом Вахтанга Горгасала); а в 1994 году подразделение УНА-УНСО "Викинг" прибыло в Чечню. Их всюду принимали с распростертыми объятьями, потому что знали: "унсовцы" — хорошие дисциплинированные воины, а платить деньги хорошему воину не жалко. Из украинцев создавались специальные подразделения в регулярной армии Ичкерии, их использовали как инструкторов для обучения чеченских солдат.
Впрочем, к тому времени в Чечне уже появился "король наемников" иорданец Хаттаб, который привел с собой 200 темнокожих бойцов,— они и стали главной военной силой молодой Ичкерии. Эти бойцы, прошедшие войну в Афганистане, должны были обучить неопытных чеченских солдат всем правилам военного искусства.
Пик наемничества пришелся на начало второй чеченской войны — в Чечне и горах Дагестана господствовал ваххабизм, для поддержания и распространения которого на Кавказ шли большие деньги. К тому времени на территории республики уже действовало несколько лагерей по подготовке боевиков и террористов (в том числе смертников), инструкторами в которых являлись исключительно иностранные наемники, в основном из арабских стран. По оперативным данным, только шахидок эти лагеря подготовили до 40 человек. Руководил же этим "концерном" непосредственно Хаттаб, получавший деньги от международных террористических организаций, таких, как "Братья-мусульмане" и "Аль-Каида". Именно с подачи Хаттаба вторая чеченская война была особенно кровопролитной, более грамотной и затяжной. На этой войне иорданец стал состоятельным человеком, заработав, по оперативным данным, около $20 млн, а его помощники Абубакар и Абу аль-Валид, по разным подсчетам, порядка $5-7 млн.
Дорога в ад
Наемниками становятся сознательно. Идут на это те, кто не боится риска и в принципе готов умереть, но за хорошие деньги. Особенно распространен такой способ заработка на Ближнем Востоке: уровень жизни там невысок, семьи большие, и возможность прокормить семью и обеспечить ей достойное будущее есть далеко не у всех.
Все начинается с того, что вербовщик собирает небольшую группу и новобранцы сразу получают оговоренную сумму, чтобы оставить деньги семье. Обычно это $1-2 тыс. "Станешь настоящим моджахедом, будешь получать
 |
| Фото: GAMMA |
| Наемники в воюющей республике обречены — рано или поздно они попадают к федералам, и тогда им остается только молиться, чтобы дожить до суда |
В ряде стран существуют подпольные центры по подготовке наемников. Почти все наемники, попавшие в Чечню, прошли через такие центры в Афганистане, не считая Хаттаба и его ближайших соратников — те "получили образование" в США.
Обучение длится пару месяцев, и к окончанию этого срока из неопытных новобранцев получаются настоящие "псы войны". Они владеют любым видом оружия, могут изготовить фугас из использованного артиллерийского снаряда, читают и составляют карты. Имеют навыки ведения контактного боя, снайперской и минно-диверсионной войны. Знают, как воевать в городе и в горах, как заманить в "мешок" и разбить войсковую колонну и как выжить в зимнем лесу.
Если кто-то проявляет технические способности, инструктор выводит его в особую группу, специализирующуюся на диверсионной деятельности. Специалист-подрывник высоко ценится командирами, ему больше платят, ведь часто от его работы зависит заработок всего отряда. Как правило, подрывы и нападения на колонны записываются на пленку, чтобы заказчик был уверен: работа выполнена и деньги заплачены не зря.
Выпускников диверсионного лагеря делят на мелкие группы и тайно переправляют в зону конфликта. В случае с Чечней наемники пользовались маршрутами Турция--Грузия--Чечня или Азербайджан--Дагестан--Чечня.
Оружие, обмундирование и медикаменты наемники получают уже на месте. В небольшой аптечке обязательно есть сильнодействующие препараты: иногда ими пользуются, чтобы облегчить боль от ранения, а иногда — перед боем, чтобы набраться смелости. Этой мудрости их учат еще в лагере: "Если хочешь убить страх, сделай укол". Без этих инъекций многие потом уже не могут обойтись.
В первом бою их еще проверяют — не дрогнет ли рука, не пожалеет ли человек раненого противника, не сбежит ли с места боя. Впрочем, для напуганных, неловких и неуверенных первый бой все равно становится последним: они теряются и попадают под пули. Из уцелевших формируют подразделения, которым уже поручают сложные задачи.
После каждой успешной операции командир отряда получает деньги и распределяет их между своими людьми, обычно львиную долю оставляя себе. К примеру, за разгром войсковой колонны отряд получает $40 тыс.: 20 из них командир берет себе, 10 делит между двумя-тремя своими заместителями, остальное отдает бойцам. Рядовой боевик, участвовавший в разгроме колонны, получает за свою работу примерно $1 тыс. А тот, кто закладывает на дороге фугас, всего сотню долларов.
Большинство наемников уже через пару месяцев понимают, что обещанных больших денег они не увидят, но деваться им некуда: при попытке к бегству могут застрелить свои как предателя, или накроют федералы. Впрочем, многие боевики в мирной жизни не смогли бы заработать и трети получаемой суммы, поэтому мысли о возвращении домой их посещают нечасто.
Выжить, чтобы умереть
Зимой 2000 года отряд арабских наемников уходил из высокогорного Шатойского района, направляясь к российско-грузинской границе, и попал в засаду спецназа ФСБ. После ожесточенного боя от отряда осталось шесть тяжело раненных наемников, из них до военной базы в Ханкале доехал только один, йеменец. Его звали Абду-Салям Зурка, у него был раздроблен позвоночник и оторвана ступня. Он почти не отвечал на вопросы, бить его было бесполезно: военный врач, осмотревший пленника, сказал, что жить тому осталось день-два. Поэтому чекисты обычную процедуру допроса отложили. Для того, чтобы продемонстрировать арабского наемника журналистам, его вынесли из эфэсбэшной палатки на носилках и положили на землю. Он ничего не замечал — ни телеоператоров, бегающих вокруг, ни газетчиков, разглядывающих его, как редкое животное,— просто скрестил руки на груди и отрешенно смотрел в небо. Глядя в его лицо, трудно было понять, жив он или уже на пути в другой мир.
 |
| Фото: ИТАР-ТАСС |
| Отряд наемников под командованием йеменца Абду-Саляма Зурки был разгромлен федералами, а сам командир, раненный в позвоночник, попал в плен. Ему оставалось жить всего два дня |
Но большую часть своего времени в Чечне йеменец провел в окрестностях Сержень-Юрта, где располагалась база Хаттаба. С самим иорданцем Зурка был достаточно близок: деньги на отряд получал непосредственно от него.
Военные узнали эти подробности от пленных арабов, не доживших до Ханкалы. Назвали и сумму, которую йеменец заработал на этой войне,— порядка $500 тыс.
Зурку можно считать классическим наемником, который хотел достойной жизни, а нашел мучительную смерть. В условиях локальной войны практически все наемники обречены.
Официальная армия люто ненавидит наемников, и те понимают: если попал в руки солдат, шансы выйти живым сводятся к нулю. Если в плен попадал чеченец, за него родственники приносили деньги, устраивали митинги, а иногда организовывали обмен. За пленных наемников не просил никто — они и в плен попадали в основном потому, что соратники бросали их раненными на поле боя. При этом даже после самого тяжелого боя чеченцы уносили на себе своих раненых и убитых. А раненых или убитых наемников оставляли федералам. Впрочем, наемники никогда и не признавали культ смерти, распространенный в Чечне, иначе вряд ли отправились бы воевать в чужую страну, где таких, как они, даже не хоронили — просто сваливали тела в яму и присыпали землей.
Отрезаны для них и пути отступления. Если чеченский боевик может переодеться и вернуться домой, где вычислить его будет нелегко, то наемник, решивший отдохнуть пару дней в селе, наверняка угодит в руки спецслужб: ведь объяснить, что делает в зоне конфликта иностранец, сложно.
Китайские повара
Вообще-то доказать, что задержанный иностранец (если захвачен он без оружия) является наемником, фактически невозможно. Ни один из задержанных даже под пытками не признает, что стрелял в представителей официальной власти. Тем более что по российским законам иностранца, задержанного в зоне боевых действий, при недоказанности вины должны отпустить. Но военных в Чечне это очень раздражало. "Мы знаем, что эта гнида стреляла в наших пацанов, и чтобы мы его отпустили?!" — примерно так рассуждали и солдаты, и офицеры. Поэтому немногие иностранцы вернулись на родину: счастливчиками оказывались те, про кого успели рассказать СМИ и которыми заинтересовались их посольства. Хотя некоторым возвращение на родину сулит еще больше неприятностей.
В марте 2000 года после ожесточенных боев в чеченском селе Комсомольское сотрудники ФСБ задержали 11 боевиков из отряда Руслана Гелаева, среди которых оказались два гражданина Китая, этнические уйгуры. Сайди Айшань и Аймайэрдзян Амути пытались выйти из окружения под видом беженцев. На допросах они говорили, что работали в Грозном поварами: Сайди Айшань пояснял, что он был хозяином кафе, а второй уйгур ему помогал. Когда начались бомбежки Грозного, они вместе с чеченцами ушли в горы и оказались в районе Комсомольского. На вопрос, чем занимались уйгуры в отряде боевиков, задержанные ответили: "Готовили еду, больше ничего не умеем". То же они говорили и журналистам, причем история о ресторанном бизнесе в Грозном выглядела очень правдоподобной.
Доказать их вину федералы так и не смогли, несмотря на то, что после недели допросов уйгуры едва двигались. Правда, обвинение им все-таки предъявили — в незаконном переходе государственной границы. Оказалось, что до Чечни Айшань и Амути жили в Алма-Ате, где обосновалась большая уйгурская диаспора — их узнали соотечественники. Здесь они занимались рэкетом китайских челноков, торговавших на рынках в Казахстане. Здесь же они попали в подпольную террористическую организацию "Освобождение Восточного Туркестана". После полугода консультаций с китайской стороной ФСБ решила передать уйгуров посольству Китая. Для Айшаня и Амути остаться в России было бы благом, ведь на родине за участие в бандформированиях их ждала смертная казнь.
Суд в погонах
Но со многими из тех, с кем уйгуры делили хлеб в чеченских горах, не стали даже разбираться. В разгар боевых действий таких легко было списать на боевые потери. Во время боев за Комсомольское то ли спецназ, то ли ГРУ, то ли ФСБ привезли в Ханкалу трех окровавленных арабов: их выгрузили из вертолета и увели в специальную палатку, выполнявшую функции СИЗО. Вечером парни из спецназа пришли к журналистам, чтобы позвонить домой по спутниковому телефону. Мы стали расспрашивать их о задержанных.
— Мы работали с домом, что был с краю, вглубь идти было еще рано,— охотно рассказали ребята.— Дом подорвали, шестерых взяли, а сколько их там всего было, не знаем.
— Но ведь привезли только троих,— удивились мы.— А где еще трое?
— Да случайно из вертолета выпали,— засмеялись ребята.
А потом я разговорилась с одним из этих спецназовцев.
— На моей памяти по крайней мере четыре иностранца, с которыми мы непосредственно работали,— рассказал он.— Говорить обо всей Чечне не могу, потому что мы работали точечно: дали наводку, что в таком-то селе появились незнакомые люди, и мы туда выдвигаемся. В один из таких рейдов взяли банду из семи человек — они пришли в село передохнуть и забрать уже приготовленные для них припасы. Среди них оказались два араба и один иорданец. Мы их продержали почти два месяца, но ничего из них не выбили. История у них заученная наизусть: "Мы приехали помогать братьям по вере, так как думали, что русские притесняют ислам, но потом поняли, что ошиблись, а уходить было поздно, кругом бомбили". Мы им и перекрестный допрос, и угрозы, и посулы всякие, но они-то прекрасно понимают: один раз сознаешься в наемничестве — и все, тебе уже не выбраться. Короче говоря, двоих отправили на родину, там их родственники подсуетились, а третий умер, что-то у него с сердцем стряслось. Но самый интересный случай был позже, под Урус-Мартаном взяли еще троих — двух чеченцев и турка. Турок утверждал, что приехал в Чечню преподавать в школах ислам. Мы собрали информацию, выяснилось, что он даже арабского не знает, как же он Коран читал? Местные, правда, подтвердили, что он действительно преподавал до войны, но не в обычной школе, а в ваххабитской, была такая школа в Урус-Мартане. А как война началась, ушел с боевиками в горы. Понятно, что в отряде он не книжки читал. Но доказать это невозможно. Он тоже несколько месяцев у нас находился, пресмыкался, готов был на коленях ползать, но так и не сознался. На вопрос, брал ли в руки оружие, божился, что не брал. "Я же ученый",— говорил. Отпустили мы его. Да, вот так и отпустили, в Урус-Мартан. А куда его девать? Оплатить ему дорогу на родину мы не можем, а что с ним делать? Он несколько дней был в Урус-Мартане, а потом исчез. Куда? Не знаю. Знаю, что в город приходили люди от Гелаева, пытались его вывезти в Грузию. Видно, большой все-таки был человек. Но не нашли. Наверное, кто-то прихлопнул беднягу.
— Может, он и правда не воевал? — спросила я.
— Они все так говорят. Кого ни задержишь — то строителем прикинется, то поваром. Или вообще заложником. Только у нас есть данные радиоперехватов, слышим арабскую речь, слышим, как они обсуждают проведенные операции. И насчет денег не скрывают: за мелкий теракт 100 баксов, за средний — 500-1000, а крупный вроде подрыва целой колонны на 15 "штук" потянет.
Конец — это только начало
Со смертью "черного бога войны" Хаттаба наемничество оказалось обезглавленным. Помощники иорданца пытались прибрать прибыльный бизнес к своим рукам, но к ним у заказчиков доверия было меньше, да и подчиняться им отказывались многие командиры, имеющие свои виды на вакантные места. К тому же обострившаяся ситуация в Палестине, война в Афганистане и Ираке заставила арабских "финансистов" переключиться на другие территории. Чеченское сопротивление стало угасать. Сегодня в горах Чечни не больше десятка наемников, которые просто не знают, как выйти из фактически заблокированной федералами Чечни. Под амнистию, объявленную участникам бандформирований, они не попадают.
Умерло наемничество, но не развязанная наемниками война. Ряды сопротивления пополнились "идейными" борцами "за свободу Ичкерии", и этих бойцов не остановит ни голод, ни холод, ни пустые карманы. Это подтвердил и последний теракт на фестивале в Тушине, где две чеченки, по оперативным данным, прошедшие боевую и идеологическую подготовки у арабских инструкторов, взорвались в толпе.
|
|
|