Честь и лава

В Манеже Малого Эрмитажа, помещении новом и чрезвычайно удобном, открылась выставка, которую ждали долго, к которой сделали богатый анонс и которую следует посетить всем школьникам-пятиклассникам в обязательном порядке. Древний Рим во всей своей красе: «Боги, люди, герои. Из собрания Национального археологического парка Неаполя и Археологического парка Помпей». Кира Долинина считает, что на этой дидактической по определению экспозиции легко получить не только исторические знания, но и живейшие эмоции — и это невероятная удача.

В конце осени Эрмитаж анонсировал помпейскую выставку небольшой экспозицией из шести извлеченных из-под земли, лавы и пепла фресок и скульптур. Введение в предмет было благотворным — желающие могли представить, что их ждет весной, и предвкушать уже с полным пониманием масштаба события. Для первого свидания с Помпеями в России чрезвычайно важны были связи с Брюлловым, потому что нет в русской культуре природной катастрофы, которая бы прочнее и красочнее вошла в обязательный эмоциональный фонд массового сознания. Гром, молнии, грохот, пепел, огонь, лава, прекрасные тела, смешались люди, ноги, кони, «кумиры падают»... Гибель цивилизации как она есть. Эти метры красочной поверхности заставляли нежных дев падать в обморок, а господ испытывать холодок в желудке — такому вулкану нам противопоставить нечего.

Брюллов хотя и много знал о сделанных к тому времени помпейских находках (да и в целом мир уже пережил ампирную лихорадку, спровоцированную помпейским пурпуром), но собственно «археологии» в его картине мало. Тут дело не в достоверности, а в силе чувства. Гибель красоты — какая уж тут достоверность. Но вот любой визит в сами Помпеи (а также уничтоженные в те же три дня 79 года н. э. тем же Везувием Геркуланум или Стабии) или в Неаполитанский археологический музей, где хранится большинство важнейших находок, работает с совершенно иным ассоциативным рядом.

Помпеи — это вершина археологической науки и такая же вершина истории как таковой. Город, погибший практически в одночасье, люди, застигнутые на месте, чьи тела оставили читаемые пустоты в пепельной окаменелости, вещи, которые остались там, где были в последний раз использованы, дома богачей и бедняков, храмы и лавки. Реальность происходившего с этими вещами 2 тыс. лет назад настолько ощутима, что даже при переносе их с места раскопок в музей (или даже при перевозке в гости в иные страны) это первое, что испытываешь, глядя на них. Вот этот железный «бойлер» мог быть еще теплым, когда бабахнуло. Под этими фресками играли дети. Этот гладиаторский шлем мог быть еще не отмыт от хлынувшей накануне во время боев на него крови врага. Театральная маска качалась на гвозде в стене. Важный сейф из бронзы и железа с целой системой запоров дразнил гостей в атриуме дома. Великолепные статуи украшали город, храмы и частные дома. Фрески. И главное, цвет! Цвет, которого до Помпей в нашем знании о Древнем мире не было,— остатки краски на мраморе статуй, синее стекло, многоцветье фресок. Тот кирпично-терракотовый-охристый Рим, которым мы любуемся сегодня,— это цвета Рима древнего, его стен и одежд, скульптур и вывесок.

Подлинность тут возведена в степень. Весь ХХ век философы и искусствоведы обсуждали вопрос значимости подлинности в мире простого репродуцирования всего и вся. Разглядывая почти черные холсты в римских церквях, волей-неволей да согласишься с теми, кто репродукцию ставит на одну доску с оригиналом. Но выставки, подобные помпейской, такой разврат художественной идеологии не приемлют — проклятый вулкан сохранил тепло всех этих вещей. И оно заставляет зрителя ощущать присутствие реальной истории всеми органами чувств.

Такая телесность музейных экспонатов — редкость. Мы видим знаменитые шедевры (мраморная «Голова Юпитера» из Капитолия; бронзовая статуя Аполлона; фреска с изображением Дианы; мраморная скульптура Венеры из виллы Поппеи в Оплонтисе, возможно, принадлежавшей супруге императора Нерона Поппее Сабине; рельеф из мрамора с Афродитой и Эротом из Дома золотых амуров и фреска «Марс и Венера» из Дома свадьбы Геркулеса в Помпеях; фрески «Юнона и Геба» из виллы Сан-Марко и «Нереида на морской пантере» из виллы Ариадны в Стабиях; «Дионис и Ариадна на Наксосе» из Дома золотого браслета и «Фетида и Гефест» из Помпей; «Геркулес и Омфала» из Дома Марка Лукреция и «Геркулес и Несс» из Дома Кентавра в Помпеях). Рядом с ними скромнейшие, иногда до нелепости, фрески из домов ремесленников. И те и другие — прежде всего свидетели и только потом произведения искусства. Такое уравнение в правах свойственно археологии, но музейный ценз норовит его размыть. Помпейская выставка в Эрмитаже своей строгостью и немногословностью дает своему зрителю возможность решать самому, что тут важнее. И путеводителем, вот редкость, тут выступают только эмоции. Слишком заряжены все вещи сильнейшим чувством реальности.