Новый пролетариат вместо роботов

Средний уровень занятости в странах ОЭСР превысил 70%, что является историческим максимумом, особенно с учетом стабилизации числа рабочих часов в расчете на одного работника. Рост занятости обеспечил большую долю прироста ВВП этого региона после экономического кризиса 2008 года. Новые рабочие места, впрочем, создавались в секторах с малой производительностью труда, что привело к замедлению ее роста вдвое против докризисных темпов.

Хотя занятость в странах ОЭСР достигла исторического максимума, во многом она росла за счет малопродуктивных и низкооплачиваемых рабочих мест, что негативно сказалось на показателях производительности труда. Такие выводы содержатся в докладе аналитиков ОЭСР «Сборник индикаторов производительности». Если до экономического кризиса 2008 года уровень занятости для стран ОЭСР в среднем составлял 68%, а в 2010 году — 67% экономически активного населения, то по итогам 2018 года он достиг уровня в 72%. Лидируют по этому показателю Исландия (86%), Швейцария (80%) и Швеция (78%), аутсайдерами являются Южная Африка (менее 45%), Турция (52%) и Греция (55%). Россия оказалась в середине рейтинга (72%), ее соседи — США (73%) и Финляндия (72%).

С 2010 года, поясняют авторы доклада, именно расширение занятости стало обеспечивать ведущий вклад в рост ВВП большинства стран ОЭСР. Оно обеспечило 100% прироста ВВП Италии, Новой Зеландии и Португалии в 2014–2018 годах, 70–80% прироста ВВП Испании и Нидерландов. Минимальным (нулевым) влияние расширения занятости оказалось в Южной Корее, Австрии, Норвегии, Канаде, Чехии — и в России. Его влияние на рост ВВП было усилено также прекращением падения числа часов, отработанных каждым работником. Тренд наблюдался с начала века — к 2017 году отработанное время сократилось до 96% от данных 2000 года, но в последние годы показатель стабилизировался, а в США и Англии, по предварительным данным, даже начал расти. Сейчас дольше всего работают жители Греции (1900 часов в год), Польши (1850 часов) и Эстонии (1830 часов), меньше всего — Германии (1400 часов), Дании (1430 часов) и Норвегии (1450 часов).

Впрочем, большинство новых рабочих мест, обеспечивших рост занятости, в посткризисный период создавалось в секторах с малой производительностью. Это снизило средний показатель роста производительности в ОЭСР до 0,9% в год — вдвое ниже докризисного значения. В ряде стран — как в Греции, Мексике, Южной Африке и РФ — он оказался отрицательным. Так, в России его годовые темпы в 2014–2018 годах составили минус 1%. Торможение роста производительности происходило во всех секторах, но максимальным было в сфере производства: во Франции — с 3% до 2% в год, в Англии — с 4% до 0,5%, в США — с 4,3% до минус 0,3% (см. также текст на этой странице). Поскольку большинство новых рабочих мест оказались низкооплачиваемыми, замедлился и рост (с поправкой на инфляцию) среднего заработка: он оставался ниже докризисного в двух третях стран ОЭСР, включая Францию (0,5% в сравнении с 1,5%), Англию (1% против 3%) и Италию (минус 0,2 против 1%).

Снижение темпов роста производительности авторы доклада объясняют замедлением инвестиций в средства производства — оборудование и инструменты. По оценкам аналитиков, также, хотя и другими темпами, падали расходы на интеллектуальную составляющую бизнеса, например, на промышленные исследования. При росте занятости это может говорить о большей сравнительной выгоде предприятий от расходов на новых сотрудников (с более низкими, чем до кризиса, зарплатами), чем от инвестиций в новые технологии — несмотря на всеобщее убеждение о происходящей «новой промышленной революции», угрожающей заменить роботами рабочий класс.

Анастасия Мануйлова