13 мая в концертном зале Crocus City Hall выступит Джованни Джорджо Мородер, итало-германский музыкант, продюсер, кинокомпозитор и один из героев диско-революции 1970-х. 79-летний музыкант приедет в Россию в рамках первого в жизни европейского турне с аккомпанирующим составом. Джорджо Мородер рассказал Борису Барабанову о рождении своих первых шлягеров, о любимом голливудском продюсере и о гастрольной жизни ветерана диско.
Музыкант Джорджо Мородер
Фото: AP
— Это удивительно сознавать, но вы начали заниматься музыкой одновременно с The Beatles. Было бы логично, если бы вы отдали жизнь рок-н-роллу, который играли в юности и записывали в своей студии в начале 1970-х. Как же вышло, что вы пошли в совсем другом направлении и в итоге занялись диско и музыкой для кино?
— Первые намеки на мой стиль появились, когда я занялся продюсерской деятельностью в Берлине и позднее в Мюнхене. Впрочем, если вспомнить мой первый сингл «Looky, Looky» (1969), который был продан миллионным тиражом и был очень популярен на юге Европы, общего с будущим диско-саундом в нем почти ничего не было. Еще будет правильно вспомнить мой первый хит №1 «Mendocino», он тоже был создан в Германии. Я работал в основном для немецкого рынка и немного для итальянского.
— Насколько сильно вы были укоренены в вашем итальянском прошлом?
— В моей итальянской юности итальянской музыки почти не было, как и немецкой, впрочем. Я с самых ранних лет был увлечен американской музыкой, а когда я всерьез занялся продюсированием в Германии, моя связь с Америкой стала только крепче. Именно Америку я ощущал своим домом в творческом плане, а в 1980-м она стала им в буквальном смысле. Можете не сомневаться, я представляю себе, каким большим явлением было в Европе итало-диско, но до США докатывалось далеко не все. Примерно в 1975 году я всерьез заинтересовался тем, что происходило в Великобритании. Параллельно с исследованиями в области актуального английского звука я наткнулся на девушку по имени Донна Саммер. Мы познакомились в Мюнхене, где она была с гастролями в составе труппы мюзикла «Волосы».
— Как бы вы описали момент, когда вы нашли тот самый звук диско, который сейчас ассоциируется с вашим именем?
— Я бы не сказал, что это была какая-то техническая инновация. Например, мы с моим английским коллегой Питом Белотте использовали вполне обычные для тех времен микрофоны. Хорошие, но обычные. И когда мы говорим о феномене Донны Саммер, мы прежде всего имеем в виду ее собственный голос. У нее была потрясающая школа, от пения в церкви до мюзиклов.
— Все главные хиты Донны Саммер длились более пяти минут, а «Love to Love You Baby» звучит 17 минут. Что на этот счет думали радиостанции с их вечным стандартом сингла — не более трех с половиной минут?
— Конечно, когда «Love to Love You Baby» появилась на радио, она звучала три с лишним минуты. Диджеи крутили ее в эфире, но особого успеха не было. А потом владелец рекорд-компании Casablanca Нил Богарт попросил меня сделать удлиненную версию. Вариант длительностью 17 минут зазвучал на самых популярных дискотеках, особенно в США. По тем временам это была сенсация. Появился новый формат — микс хита, сделанный специально для дискотек. И эта 17-минутная версия вдруг появилась и на радио. Ее крутили все, кроме разве что Би-би-си с их суровыми стандартами.
— Вы написали музыкальные темы к таким фильмам, как «Top Gun», «Бесконечная история», «Люди-кошки», «Танец-вспышка», и многим другим. Как происходило ваше общение с режиссерами? Насколько они вам доверяли?
— Пожалуй, особых проблем не было ни с кем, все режиссеры формулировали вполне доступно: здесь нужна любовная баллада, а здесь — драматичная тема. Мне повезло с самой первой работой в кино. Алан Паркер, который попросил меня написать музыку к «Полуночному экспрессу», очень точно описал, чего он хочет, так что работать с ним было легко. Я бы также отметил Брайана Де Пальму, режиссера «Лица со шрамом», писать для него музыку было одно удовольствие. А вот в таком проекте, как «Американский жиголо», для продюсера Джерри Брукхаймера было важно, что я могу выступить в двух качествах — как создатель оригинальной звуковой дорожки и как сонграйтер, умеющий делать хиты вроде «Call Me» Blondie. Собственно, эта песня и была написана для фильма. Я сочинил тему, а Дебби Харри придумала текст от лица мужчины-проститутки, которого сыграл Ричард Гир. В «Танце-вспышке» я тоже отвечал и за главный хит «What a Feeling», и за всю закадровую музыку. В общей сложности для студий Джерри Брукхаймера я сделал шесть саундтреков, с ним у нас было особое взаимопонимание.
— В 2015 году, после паузы в 23 года, вы выпустили альбом «Deja Vu» с голосами Кайли Миноуг, Sia, Бритни Спирс и других звезд. Я уверен, что перед началом работы над «Deja Vu» вам нужно было сделать выбор — выпускать более коммерческую или более экспериментальную пластинку. Как вы принимали решение?
— За последние 20 лет музыкальная индустрия сильно изменилась. Я прекрасно понимал, что на нынешнем этапе не могу просто взять и выпустить альбом сам, без партнеров. Сегодняшний подход рекорд-компаний состоит в том, что они хотят получить несколько синглов с хорошими коллаборациями. Коллаборации и стали в итоге основой концепции «Deja Vu». Мне достались лучшие голоса. Я записывал Sia, когда мир еще только-только расслышал ее.
— Я слышал, вы гастролируете как DJ. В Россию вы тоже приезжаете с DJ-сетом?
— Нет.
Я приеду с полноценным составом, в котором сейчас заняты, кажется, 13 музыкантов или около того. В нашем сетлисте — все мои главные шлягеры, включая «Call Me», «What a Feeling», «Take My Breath Away», а также «Looky, Looky». Ее стоит напомнить публике, потому что с нее все началось.
Есть песни, которые не так широко известны, но очень нравятся лично мне и моей жене, и мы хотим подарить им новую жизнь. У нас отличный саунд, вокодеры настроены, крутой свет — все, что необходимо для живых выступлений. Все это мы везем с собой в Москву. На месте нам понадобится разве что достаточное количество икры. А так — мы в полной боевой готовности.
— Гастрольная жизнь в 79 лет — это тяжело?
— Несколько лет назад, когда я начал играть DJ-сеты, спрос был такой, что я гастролировал без перерыва, больше, чем сейчас, с живым составом. Мотался между Лондоном и Амстердамом, летал по всей Европе, освоил рейсы из Италии в Мексику, из Лос-Анджелеса в Японию, без всяких проблем. Во время трансатлантических перелетов есть время поработать над новым материалом, но я предпочитаю спать. Так легче бороться с джетлагом.