Главная политическая лаборатория Европы — Италия — бесстрашно экспериментирует на себе. Год назад она поженила в правительстве левых и правых популистов, а сегодня те уже бьются за евромандаты друг с другом, выискивая соратников по континенту. Не грозит ли повторением пройденного эта скачка идей?
Тень Муссолини по-прежнему бродит по Италии
Фото: DeAgostini / DIOMEDIA
Что из этого выйдет? Пока суверенисты, от Франции и ФРГ до Венгрии с Польшей, не особо объединяются, предпочитая играть за себя. Зато в самой Италии в ходу новые страшилки, благо этой весной страна замерла на перекрестке знаковых дат, высветивших противоречия ее, да и европейской истории. Так, 25 апреля, когда Италия отмечала 74-ю годовщину освобождения от фашизма, вице-премьер Сальвини назвал этот национальный праздник «праздником красных» и в качестве главы МВД отправился на Сицилию — открывать полицейский участок. А днем раньше футбольные болельщики развернули в Милане, близ площади Лорето, где в 1945-м был повешен дуче, плакат «Слава Муссолини!». Мэр поручил расследование подразделению по борьбе с терроризмом, но осадок остался: месяцем раньше, в марте, исполнился век с зарождения в том же Милане «Фашио итальяни ди комбатименто» — Союза борцов, из которого, как считается, и вырос тот самый фашизм, что был повергнут в 1945-м.
Как в Италии растет консервативный интернационал
«Сальвини сознательно поддерживает двусмысленность в отношениях с прошлым»,— констатировал писатель Леонардо Коэн. С ним многие не согласны: обвинять «Лигу» в фашизме — просто смешно, считает большинство избирателей. Тем временем соратник Сальвини по кабинету, тоже вице-премьер и конкурент на евровыборах Луиджи Ди Майо (его «Движению 5 звезд», которое называют левыми популистами, сулят 20 процентов) предупреждает: «На площади возвращается напряжение между правыми и левыми ультра». Так до какой степени уместны параллели между сегодняшним днем и реалиями 1920-х на родине фашизма — в Италии, где снова в моде националисты и популисты? Чтобы разобраться в оттенках прошлого и настоящего, «Огонек» накануне евровыборов поговорил с видным исследователем фашизма, профессором истории Эмилио Джентиле.
— Чем вы объясните, что у тоталитарных режимов все больше сторонников? В России уровень одобрения Сталина бьет все рекорды. А о том, что Муссолини «сделал немало позитивного», заявил недавно председатель Европарламента и экс-глава МИД Италии Антонио Таяни. Как вы объясните сам феномен?
— Скажу так: в плохой книге может быть и несколько хороших страниц. Ну да, при Муссолини осушались болота, строились дороги, как и при Сталине — метро и дворцы культуры. Хотя из уст председателя Европарламента эта фраза звучала странно. Многие списали ее на кампанию по выборам в Европарламент.
— Так это еще хуже — это значит, «бренд Муссолини» и впрямь притягателен, как недавно заявил правнук дуче по имени Гай Юлий Цезарь Муссолини, что идет в Европарламент от крайне правых («Огонек» № 14 за 2019 год). А как с модой на «бренд партии Муссолини»?
— В Италии с 1952-го закон запрещает фашистскую партию. Но применен он не был ни разу, в том числе и в отношении самой крупной неофашистской партии в послевоенной Европе, я имею в виду «Социальное движение Италии» (основана в 1946-м, в ее уставе значилось: партия антикоммунистической и неофашистской идеологии; в 1995-м преобразована в «Национальный Альянс».— «О»). Несколько десятилетий партия была представлена в парламенте, входила в правительство (в составе правоцентристского блока Сильвио Берлускони.— «О»), и никто не призвал распустить ее по имеющемуся закону. Больше того, лидер «Альянса» (Джанфранко Фини.— «О») в 1994-м говорил о Муссолини как о самом великом государственном деятеле XX века, что не помешало ему стать министром иностранных дел.
Кстати, его партия сошла на нет не по закону о запрете и не под давлением демократических сил, а из-за амбиций Берлускони: она самораспустилась в 2009-м и вошла в состав партии Берлускони «Народ свободы». Таким образом, на мой взгляд, можно утверждать: если в Италии и существует неофашизм, то это вина демократов, которые не применили против него силу закона.
— Два слова о событиях вековой давности: как историк вы, господин Джентиле, миланскую сходку 1919-го за точку отсчета фашизма не признаете. Почему? Вроде бы Союз борьбы за нацию создали, черные рубашки примерили, Муссолини присутствовал…
— А вы знаете, что то здание на площади Св. Гроба в Милане, где на заседании 23 марта 1919-го было провозглашено движение Fasci italiani di combattimento, распорядился снести сам Муссолини? Причем в 1936-м — в разгар своего могущества! Не буду останавливаться на программе Fasci italiani di combattimento, но Муссолини неспроста назвал то движение «антипартийным». Пожалуй, дуче времен диктатуры запросто влепил бы «товарищу Бенито», как его именовали в 1919-м, пожизненное... Так, кстати, и было со многими из тех, кто присутствовал на миланском собрании 23 марта, а впоследствии перешел в антифашисты. Собственно, я вот о чем: 23 марта 1919-го — не дата основания фашизма в том виде, в котором мы его понимаем. Это дата основания другого движения, которое к концу 1919-го уже было на грани роспуска.
— Сейчас много говорят о новой угрозе фашизма, имея в виду рост националистических и расистских настроений в западных обществах. Вы видите эту угрозу?
— Исторически фашизм в Италии перестал существовать в 1945-м. Все эти нынешние «Forza nuova», «Casa Pound» можно назвать ксенофобскими, расистскими, но не фашистскими, так как фашизм — это партия или движение, открыто провозглашающее целью свержение демократии и использующее метод насилия и угроз. Скажу больше: употребление термина «фашизм» в отношении партий и движений, которые не являются таковыми, наносит лишь вред демократии и антифашизму, так как создает иллюзию непобедимости фашизма, уничтожить который не удалось и спустя 74 года после краха известных режимов. И эта иллюзия может быть опасна для незрелых умов...
— А тяга к авторитарным правителям правого толка в Италии и в Европе вас не впечатляет? Скажем, электорат лидера «Лиги» Маттео Сальвини за год почти утроился…
— Переводя ваш вопрос в плоскость нашей темы, скажу так: сильный человек у руля не означает фашизм. В демократическом обществе роль предохранителя играет избирательная сменяемость власти. Фашизм же подразумевает власть, которую отозвать невозможно.
Сильными правителями были Черчилль, Рузвельт, де Голль. Но именно они и спасли демократию от угрозы фашизма. Понимаете, демократия — это метод, его диалектика такова, что, если правители избраны демократическим путем, угрозы демократии нет. Даже если завтра большинство проголосует за расистов и ксенофобов, но правила игры сохранятся, это тоже будет демократия, так как в следующий раз избиратели могут сделать другой выбор. Проблема в другом: почему авторитарные и националистические движения вновь популярны.
— И почему же? Какой ответ вы дадите на этот вопрос за неделю до выборов? Многие опасаются, что Европа после них сильно изменится.
— Если спустя 74 года после разгрома фашизма в Европе нет устойчивого большинства избирателей с сильными демократическими убеждениями, вина на тех, кто не сумел продвинуть эти идеалы в массы. Другими словами, демократию разрушают сами демократы, когда делают ее неосязаемой для большинства. Такие ошибки ослабляют демократию. И в этом смысле полезно не забывать, что тот же Муссолини пришел к власти не благодаря своей силе, а из-за слабости и трусости своих противников.
